Взять его коня своей коневой пешкой с продвижением к центру казалось очевидным ходом. Если вместо коневой использовать ферзевую пешку, Бенни сможет разменять ферзей. Это лишит ее не только самой сильной фигуры, которую она любила бросать в быструю атаку, но и возможности рокировки. Бет протянула было руку к коневой пешке, чтобы взять коня соперника, но остановилась. Идея открыть вертикаль ферзя, при всей ее смелости, вдруг показалась привлекательной, и она принялась обдумывать эту возможность. Постепенно смелый ход начинал обретать смысл. При размене ферзей на такой ранней стадии рокировка будет не важна. Она сможет увести короля, как это делается в эндшпилях. Бет снова взглянула на Бенни и заметила, что он озадачен – не понимал, почему она тянет с простым решением отыграть коня. Неожиданно соперник показался ей не таким уж значительным. «К чертям собачьим!» – снова подумала она и взяла его коня ферзевой пешкой, открыв своего ферзя.
Бенни не колебался – он сбил ее ферзя своим и энергично хлопнул по кнопке часов. Даже не произнес слово «шах». Бет взяла его ферзя королем, а Бенни сделал ход пешкой второго слона, защищая свою королевскую пешку. Это был обычный оборонительный ход, но Бет возликовала. Потеряв ферзя на ранней стадии игры, она чувствовала себя голой, однако при этом начинала обретать уверенность в своих силах. Перехватить инициативу ей уже удалось – она это знала. Бет выдвинула пешку на четвертое поле короля. При таком положении на доске ход был нетривиальный и надежный – это согревало душу, – он открывал диагональ для ее ферзевого слона и вынуждал белую королевскую пешку тоже пойти на четвертую горизонталь. Бет оторвала взгляд от доски и осмотрелась. Партии за другими столами были в самом разгаре; примолкнувшие зрители внимательно наблюдали. Людей, стоявших в проходах, прибавилось, и они столпились в том месте, откуда было видно доску, за которой она играла с Бенни. Арбитр тем временем подошел к панели с изображением доски возле их стола и переместил картонную пешку на четвертое поле короля. Зрители принялись это обдумывать. Бет посмотрела в другой конец аудитории, за окно. День был чудесный, молодая листва зеленела на ветках под безукоризненно голубым небом. Бет чувствовала себя умиротворенной, свободной, открытой миру. Она одержит победу над Бенни. Разнесет его вдребезги.
Продолжение партии, пришедшее ей в голову на девятнадцатом ходу, было изысканным и дивно прекрасным. Следующие полдюжины ходов представились Бет так отчетливо, будто их спроецировали на экран, висящий прямо перед ней: ее ладья, слон и конь исполняли замысловатый танец на королевском фланге соперника. В этих ходах не было шаха и мата, они не приносила даже материального преимущества. Когда на двадцать пятом ходу ее конь встал на пятое поле ферзя и Бенни вынужден был ответить бесполезным перемещением пешки, поскольку ничего не мог сделать в свою защиту, она разменяла ладью и коня на ладью и коня, а затем вывела своего короля на третье поле ферзя. Поскольку количество фигур и пешек у них было равное, оставалось только пересчитать оставшиеся ходы. Чтобы довести пешку до восьмой горизонтали и превратить ее в ферзя, Бенни требовалось двенадцать ходов. Бет могла сделать это за десять.
Через несколько ходов Бенни вывел своего короля в безнадежной попытке сбить ее пешки прежде, чем она собьет его, но даже само движение руки, когда он перемещал фигуру, было вялым. А после того как Бет сбила его пешку ферзевого слона, он опрокинул черного короля на бок. Последовала тишина, а затем негромкие аплодисменты. Бет победила за тридцать ходов.
Когда они выходили из зала, Бенни сказал ей:
– Я не ожидал, что ты позволишь мне разменять ферзей.
– Я тоже этого не ожидала, – отозвалась Бет.
Глава 11
После церемонии награждения в субботу вечером Бенни повез ее в город отпраздновать победу в баре. Они выбрали столик в глубине, Бет быстро расправилась с первым бокалом пива и сразу заказала второй. На вкус оно оказалось восхитительным.
– Эй, полегче, – сказал Бенни. – Держи себя в руках. – Сам он еще не допил первую порцию.
– И то верно, – кивнула Бет и стала делать глотки поменьше. Настроение у нее и так было отличное. Ни одного поражения за весь чемпионат. Ни одной ничьей. Два последних соперника предлагали ей ничью в миттельшпилях, но она отказалась.
– Отличный результат, – похвалил Бенни.
– Вполне. – Бет имела в виду свою победу, но и пиво тоже было вполне. Она взглянула на Бенни повнимательнее. – Я рада, что ты так отнесся к поражению.
– Это маска, – пожал плечами Бенни. – Под ней я в бешенстве.
– Незаметно.
– Не надо было мне делать ход той растреклятой слоновой пешкой.
Они немного помолчали. Бенни задумчиво отпил пива и спросил:
– Что ты собираешься делать с Борговым?
– Когда поеду в Париж? У меня даже паспорта еще нет.
– Когда ты поедешь в Москву.
– Не поняла…
– В Кентукки что, почта не работает?
– Работает, конечно.
– Победитель чемпионата США по шахматам получает приглашение на турнир в Москву.
– Мне нужно еще пива, – сказала Бет.
– Так ты не знала? – Бенни смотрел на нее с изумлением.
– Ладно, сама за пивом схожу.
– Давай.
Она подошла к барной стойке и заказала пиво. О московском турнире, в котором шахматисты участвовали по приглашениям, она слышала, но ничего толком не знала. Бармен налил ей пива, и Бет сразу попросила второй бокал.
Когда она вернулась к столику, Бенни присвистнул:
– Не многовато?
– Может, и многовато. – Она подождала, пока осядет пена, и сделала глоток. – А как я доберусь до Москвы, если решу поехать?
– Когда я туда ездил, Шахматная федерация оплатила мне билеты, а обо всем остальном позаботилась одна религиозная организация.
– У тебя был ассистент?
– Барнс.
– Барнс? – удивилась Бет.
– В одиночестве мне в СССР пришлось бы тяжело. – Бенни нахмурился: – Не надо бы тебе так пиво хлестать, а то вырубишься в девять ноль-ноль.
Бет поставила бокал на стол.
– Кто еще приглашен на турнир в Москву? – спросила она.
– Представители четырех стран и четыре сильнейших советских шахматиста.
Это означало, что там будут Лученко и Боргов. Возможно, Шапкин. Бет не хотелось думать о турнире, она исподтишка рассматривала Бенни.
– Бенни, мне нравятся твои волосы.
Он на мгновение уставился на нее.
– Не сомневаюсь. Так что насчет СССР?
Бет сделала еще глоток пива. Ей действительно нравились волосы Бенни и его голубые глаза. Раньше она о нем не думала в сексуальном плане, но сейчас эта мысль вдруг появилась.
– Четыре советских шахматиста – это до фига советских шахматистов, – сказала она.
– До фига и больше. – Бенни наконец допил свое пиво – первый и единственный бокал. – Бет, – сказал он, – ты в Америке единственная, кто может победить в Москве.
– В Мехико Боргов порвал меня в клочья.
– Когда ты едешь в Париж?
– Через пять недель.
– Тогда тебе нужно все свое время посвятить этому событию и готовиться. Тренироваться.
– А ты что будешь делать?
Он на мгновение задумался и вдруг спросил:
– Можешь переехать ко мне в Нью-Йорк?
– Не знаю.
– Будешь ночевать у меня в гостиной и прямо из Нью-Йорка полетишь в Париж.
Предложение застало Бет врасплох.
– У меня дом в Кентукки…
– Да к черту этот дом.
– Я не готова…
– А когда будешь готова? Через год? Через десять лет?
– Не знаю.
Бенни наклонился к ней, опершись на стол, и веско произнес:
– Если ты не сделаешь этого сейчас, попросту пропьешь свой талант. Он уйдет в песок.
– Боргов выставил меня круглой дурой.
– Тогда ты не была готова.
– Я не знаю, насколько готова сейчас.
– Зато я знаю. Ты лучшая.
Бет сделала глубокий вдох:
– Ладно. Я приеду в Нью-Йорк.
– Можем поехать вместе прямо отсюда. Я на машине.
– Когда? – Все происходило так быстро, что Бет была слегка напугана.
– Завтра после обеда, когда здесь все закончится. Уедем, как только сможем. – Бенни встал из-за стола. – А насчет секса… – Бет вскинула на него глаза. – Забудь об этом, – сказал он.
– Весна будет – высший класс, – говорил Бенни. – Выше не бывает.
– Откуда ты знаешь? – спросила Бет.
Они ехали по серой асфальтированной полосе Главной магистрали Пенсильвании, вдоль укатанной песчаной дороги с одноквартирными домиками и пыльными легковушками.
– В воздухе разлито, где-то над горами. Это даже в Нью-Йорке чувствуется.
– В Огайо было хорошо, – сказала Бет, но весь этот разговор ей не нравился. Погода ее не занимала. Она так и не позаботилась о доме в Лексингтоне, не связалась с нотариусом по телефону и не знала, что ждет ее в Нью-Йорке. Неуверенность усиливалась от того, что, пока она нервничала, Бенни вел себя беспечно, и совсем уж тревожно ей становилось, когда на его лице вдруг появлялось безмятежно-бессмысленное выражение. С таким выражением лица он присутствовал на церемонии награждения, пока Бет отвечала на вопросы репортеров, раздавала автографы, благодарила организаторов чемпионата и представителей Шахматной федерации США, специально приехавших из Нью-Йорка, чтобы рассказать о важном значении шахмат. Сейчас его лицо тоже было безмятежно-бессмысленным. Бет перевела взгляд на дорогу.
Спустя какое-то время Бенни сказал:
– Когда поедешь в СССР, возьми меня с собой.
Просьба была неожиданной. С тех пор как сели в машину, они еще не заговаривали ни о шахматах, ни о московском турнире.
– В качестве ассистента? – спросила Бет.
– Вроде того. Сам я не смогу оплатить расходы.
– Ты хочешь, чтобы я оплатила?
– Это мы как-нибудь уладим. Пока ты давала интервью журналу, я поговорил с Йохансеном. Он сказал, Шахматная федерация больше не будет выделять деньги на поездки для ассистентов.
– Я пока думала только о Париже, – сказала Бет. – Насчет Москвы еще не решила.