– Наверное, я тоже.
– Я заметил.
После завтрака она предложила сыграть партию – Бенни неохотно согласился. Они поставили контроль времени на полчаса, чтобы не затягивать, и Бет начала громить его позиции в сициалианской защите, используя вариант Левенфиша – ловко отметала все угрозы и безжалостно преследовала короля. Когда все было кончено, Бенни с кривой усмешкой покачал головой:
– Мне правда нужны были эти шестьсот долларов.
– Не сомневаюсь, – отрезала Бет. – Но ты выбрал неудачный момент.
– Похоже, не стоит тебя злить.
– Сыграем еще партию?
Бенни пожал плечами и отвернулся:
– Прибереги свою энергию для Боргова.
Бет прекрасно понимала, что он согласился бы сыграть, будь у него надежда победить. Теперь она чувствовала себя гораздо лучше.
Они оставались любовниками, но в шахматы теперь играли только по описаниям партий в книгах. Через несколько дней Бенни снова сходил на покер, вернулся с двумя сотнями долларов, и они провели в постели лучшую ночь за все время совместной жизни; деньги до утра лежали на тумбочке у кровати. Бет питала к нему теплые чувства, но не более того. За неделю до отъезда в Париж она пришла к выводу, что ей больше нечему учиться у Бенни.
Глава 12
Миссис Уитли всегда возила с собой документы на удочерение Бет и ее свидетельство о рождении, когда они путешествовали, и Бет переняла у нее эту привычку, хотя до сих пор ни одна бумажка не пригодилась. Для поездки в Мексику нужна была только туристическая карточка, и ее оформляла миссис Уитли. В первую неделю в Нью-Йорке Бенни отвез Бет в Рокфеллеровский центр, где она сдала все документы для получения паспорта. Маленькая книжечка в зеленой обложке была готова через две недели; внутри красовалась фотография строгой Бет с поджатыми губами. Она все еще не решила, будет ли участвовать в парижском турнире, тем не менее за несколько дней до отъезда из Кентукки на чемпионат в Огайо отправила организаторам в Париж письмо с подтверждением своего согласия.
Когда пришло время, Бенни отвез ее на машине в аэропорт Кеннеди и высадил у терминала «Эр Франс».
– Его можно победить, – сказал он, имея в виду Боргова. – У тебя получится.
– Посмотрим. Спасибо за помощь. – Бет поставила чемодан у окошка со стороны водителя. Они находились в зоне, где была запрещена парковка, и Бенни не мог выйти из автомобиля, чтобы проводить ее до входа в аэропорт.
– Увидимся на следующей неделе, – сказал он.
На мгновение Бет захотелось наклониться к открытому окну и поцеловать Бенни, но она сдержалась.
– Увидимся. – Она подхватила чемодан и зашагала к терминалу.
На этот раз Бет была готова к тому, что при виде коренастого мужчины в черном костюме ее охватит жгучая ненависть, но это не помогло – дыхание резко перехватило, едва она вошла в вестибюль. Боргов стоял там, спиной к ней, беседуя с двумя репортерами. Бет нервно отвернулась – как тогда, в мексиканском зоопарке, встретив его впервые. «Это всего лишь человек в черном костюме, всего лишь русский, который умеет играть в шахматы», – сказала она себе. Один из репортеров фотографировал Боргова, пока тот разговаривал со вторым. Бет несколько минут разглядывала всю троицу, и напряжение постепенно отпускало. Она сумеет победить. Развернувшись, Бет зашагала к столу регистрации – турнир должен был начаться через двадцать минут.
Это было самое скромное по количеству участников соревнование из тех, на которых ей доводилось играть. Оно проходило в изысканном старинном здании рядом с Эколь Милитэр. Было шесть шахматистов и пять туров – по одной партии в день, без выходных. Если они с Борговым оба проиграют кому-то из первых соперников, после этого уже не встретятся за шахматной доской, а конкуренция тут будет серьезная. Тем не менее Бет не сомневалась, что и она, и Боргов выйдут победителями. Она направилась по коридору к турнирному залу твердым шагом, без тени беспокойства насчет партии, которую ей предстояло сыграть этим утром. Остальные шахматисты, те, с кем она будет состязаться в следующие несколько дней, тоже не внушали тревоги. Лицом к лицу с Борговым она окажется только в одном из финальных туров, а сейчас, через десять минут, сядет за стол на стороне черных фигур напротив голландского гроссмейстера. Эта партия не вызывала у нее ни малейших опасений.
Франция не считалась шахматной державой, однако зал, отведенный для турнира, был великолепен. Под высоким синим потолком висели две хрустальные люстры, на полу лежал роскошный синий ковер с цветочным орнаментом. Шахматные доски были разложены на трех столах полированного орехового дерева, рядом с каждой стояли в маленьких вазочках розовые гвоздики. Синяя бархатная обивка старинных кресел гармонировала с цветом потолка и ковра. Обстановка была, как в дорогом ресторане, а представители команды организаторов турнира проскальзывали между столами, как вышколенные официанты в смокингах. Все было тихо и чинно. Бет прилетела в Париж из Нью-Йорка накануне поздно ночью и толком не видела город, но чувствовала себя здесь комфортно. В самолете она хорошо выспалась, а пото еще заснула в отеле. Этому предшествовали пять недель основательной шахматной подготовки. Она никогда еще не была так уверена в своих силах.
Голландец разыграл дебют Рети, и Бет повела защиту, как в тренировочных играх с Бенни, добившись равенства позиций к девятому ходу. Атаку она начала до того, как соперник успел рокироваться, – принесла в жертву слона и вынудила голландца вывести коня и две пешки на защиту короля. К шестнадцатому ходу она создала угрожающие комбинации по всей доске, и хотя ни одна из них не была победной, количество угроз обеспечило голландцу серьезные проблемы. Он отступал до тех пор, пока не сдался из безнадежно закупоренной позиции.
В полдень Бет, счастливая, шагала по улице Риволи, щурясь на солнышке. Рассматривала в витринах блузки и туфли, и хотя не собиралась ничего покупать, это само по себе было наслаждением. Париж походил на Нью-Йорк, только казался более изысканным, культурным, цивилизованным. На улицах было чисто; отмытые стекла магазинов блестели. Она проходила мимо настоящих уличных кафешек со столиками, вынесенными на тротуары; за столиками сидели довольные люди и разговаривали по-французски. Голова Бет была настолько занята шахматами, что только сейчас до нее окончательно дошло: она в Париже! У нее под ногами – парижская авеню, эти прекрасно одетые дамы вокруг – француженки, parisiennes[57], а ей всего восемнадцать лет, и она чемпионка США по шахматам. Сердце чуть не выскочило из груди от радости, и Бет замедлила шаг. Ее обогнали двое мужчин, переговариваясь на ходу; Бет услышала обрывок фразы: «…avec deux parties seulement»[58]. Это были французы, и она их понимала! Бет остановилась посреди тротуара, постояла, впитывая в себя изысканную красоту серых зданий на авеню, солнечный свет, играющий в листве деревьев, странные ароматы чужого города. Когда-нибудь она купит здесь квартиру – на бульваре Распай или на улице Капуцинок. Когда ей перевалит за двадцать, она станет чемпионом мира и будет жить где пожелает. Можно обзавестись pied à terre[59] в Париже, ходить здесь на концерты и спектакли, каждый день обедать в разных кафе и выглядеть как эти женщины, идущие сейчас рядом с ней и навстречу, – такие уверенные в себе, элегантно одетые, с гордо поднятыми головами, с безупречными стрижками и укладками. У нее есть то, чего они лишены, и этот особенный дар обеспечит ей жизнь, о которой все могут только мечтать. Бенни не зря постоянно твердил, что ей нужно следующим летом поехать на турнир в Москву. Он прав. Ее ничто не держит в Кентукки. Ее возможности безграничны.
Бет несколько часов бродила по бульварам, ни разу не остановившись что-нибудь купить – только смотрела на витрины, на людей и здания, на рестораны, деревья и цветы. Переходя улицу Пэ, она случайно толкнула пожилую даму и сказала: «Excusez-moi, madame»[60], – так легко и естественно, будто всю жизнь говорила по-французски.
В здании, где проходил турнир, на четыре тридцать был назначен банкет. Бет не без труда отыскала дорогу назад и, запыхавшись, добралась туда с опазданием на десять минут. Организаторы сдвинули игровые столы в дальний конец помещения, кресла расставили вдоль стен. Бет усадили возле двери, подвезли к ней тележку с самыми прекрасными пирожными в мире, и она, держа в руках чашку café filtre[61], вдруг загрустила от того, что рядом нет Альмы Уитли и она уже никогда не увидит этого великолепия. Взяв с тележки блюдце с «наполеоном», Бет услышала громкий смех, посмотрела в дальнюю часть зала – там стоял Василий Боргов с чашкой кофе и в окружении обступивших его людей, почтительно ждавших, когда он навеселится. Массивное, грубое лицо было искажено неистовым весельем, а Бет смотрела на него и чувствовала, как в животе разрастается ледяной ком.
В тот вечер она вернулась в отель, уныло разыграла дюжину партий Боргова – те самые, которые разбирала вместе с Бенни, поэтому знала вдоль и поперек, – спать легла за час до полуночи, не став принимать таблетки, и отлично выспалась. Боргов уже одиннадцать лет носил звание международного гроссмейстера, он пять лет был чемпионом мира, но на этот раз она ему не уступит. Что бы ни случилось, Бет решила, что больше не позволит себя унизить. К тому же теперь у нее появилось преимущество: Боргов окажется не настолько хорошо подготовлен к игре с ней, как она – к игре с ним.
Бет продолжала копить победы в турах: после голландца ей сдался француз, а на следующий день – англичанин. Боргов тоже не проиграл ни одной своей партии. За день до финала, когда Бет состязалась со вторым голландцем – постарше и поопытнее первого, – она очутилась за соседним столом с Борговым. Он сидел так близко, что на несколько минут это привело ее в смятение, но мало-помалу она совладала с собой. Голландец оказался сильным шахматистом, и необходимо было сосредоточиться на игре. Когда спустя четыре часа, все-таки заставив его сдаться, Бет подняла голову и огляделась, на доске за соседним столом уже не было фигур, а Боргов ушел.