– Вероятно, да, – пожала плечами Бет.
– Не вероятно, а доподлинно, – быстро вмешалась миссис Блокер. – Безусловный факт. Марксизм-ленинизм четко дает это понять. Священное Писание для Кремля – как красная тряпка для быка, и одна из первейших целей «Всехристианского крестового похода» – победа над Кремлем и засевшими там атеистами.
– У меня нет желания лезть в драку, – сказала Бет.
– Хорошо. Все, что нам нужно от вас, – это публичное заявление. – В голосе миссис Блокер Бет узнала нотки, которые уже слышала много лет назад от миссис Дирдорфф. Это был тон профессионального диктатора. И что-то подобное она чувствовала, когда соперник слишком рано выводил против нее ферзя.
– То есть вы хотите, чтобы я выступила перед журналистами?
– Вот именно! – обрадовалась миссис Блокер. – Если «Всехристианский крестовый поход» обязуется помочь вам… – Она замолчала и взяла в руки лежавший у нее на коленях большой конверт из плотной желто-коричневой бумаги, словно взвешивала его. – Мы тут кое-что подготовили.
Бет смотрела на нее с ненавистью и молчала.
Миссис Блокер, открыв конверт, достала оттуда лист бумаги с текстом и протянула его Бет.
Почтовая бумага оказалась та же, на какой было напечатано первое письмо от «Всехристианского крестового похода», и с тем же списком фамилий сбоку. Бет скользнула по списку взглядом, прочитала «Телса Р. Блокер, исполнительный секретарь» над полудюжиной мужских имен, которым предшествовало сокращение «преп.», потом бегло прочитала заявление для прессы. Некоторые словосочетания в нем были подчеркнуты, например «тесная связь коммунизма с атеизмом» и «воинственность Общества Христианских Устремлений». Она посмотрела поверх листа на миссис Блокер – та сидела, плотно сжав колени, и разглядывала гостиную с явным неодобрением.
– Я шахматистка, – тихо сказала Бет.
– Ну разумеется, дорогая, – кивнула миссис Блокер. – И христианка.
– Вот в этом я не уверена.
Миссис Блокер в изумлении уставилась на нее.
– В общем, я не буду это зачитывать публично, – добавила Бет.
Миссис Блокер подалась вперед и отобрала у нее заявление.
– «Всехристианский крестовый поход» уже вложил немалую сумму…
Этот блеск в глазах Бет тоже уже видела много лет назад.
– Я верну вам все деньги. – Она встала с кресла, подошла к письменному столу и достала чековую книжку, на мгновение почувствовав себя принципиальной дурой. Это были деньги на авиабилеты для нее, для Бенни и для женщины из Шахматной федерации США, которая должна была их сопровождать. А также деньги на проживание в московской гостинице и на непредвиденные расходы во время путешествия. Но в низу чека, присланного ей по почте месяц назад, в графе «Цель расхода», где обычно пишут «оплата за свет» или «за аренду», кто-то – возможно, сама миссис Блокер, – написал: «На христианское служение». Так что Бет вырвала чистый бланк из чековой книжки, указала сумму 4000 долларов для «Всехристианского крестового похода», а внизу написала: «Полное возмещение убытков».
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, дорогая, – сказала молчаливая мисс Додж с неожиданным сочувствием и даже участием.
– Я тоже на это надеюсь, – отозвалась Бет.
До отлета в Москву оставалось пять недель.
Бенни она дозвонилась с первой попытки.
– Ты спятила, – сказал он, выслушав ее.
– Так или иначе, я отказалась, и поздно идти на попятную.
– Билеты уже оплачены?
– Нет. Ничего не оплачено.
– «Интурист»[78] бронирует номера в гостиницах по предоплате.
– Я знаю. – Бет не нравился тон Бенни. – У меня на счете две тысячи долларов. Было больше, но я много потратила на дом в Лексингтоне. Для поездки нужно еще три тысячи. Как минимум.
– У меня нет таких денег.
– Как это нет? Ты же умеешь зарабатывать.
– У меня их нет.
Последовало долгое молчание.
– Позвони в Шахматную федерацию, – продолжил Бенни, – или в Госдепартамент.
– В Федерации меня не любят, – сказала Бет. – Они считают, я мало делаю для популяризации шахмат.
– Ну так сходи на «Вечернее шоу» и к Филу Донахью[79].
– Черт возьми, Бенни, не говори ерунду.
– Ты чокнутая. Какая тебе разница, во что верят эти кретины? Кому и что ты собираешься доказать?
– Бенни, я не хочу ехать в СССР одна.
– Идиотка! – заорал он вдруг в трубку. – Долбаная идиотка, мать твою!
– Бенни…
– Сначала отказалась возвращаться в Нью-Йорк, теперь запорола все дело! Вали в свой СССР без меня, твою мать!
– Ладно, наверно, я зря отказалась от этих денег. – Бет внезапно охватил озноб. – Наверно, не следовало возвращать им чек.
– «Наверно» – любимое слово неудачников, – ледяным тоном процедил он.
– Бенни, мне очень жаль.
– Хватит. Ты с самого начала была занозой в заднице, такой и осталась. Не хочу больше с тобой говорить.
В трубке щелкнуло, и зазвучали гудки. Бет положила ее на рычажки телефона. Она все испортила. Потеряла Бенни.
Через некоторое время она позвонила в Шахматную федерацию и прождала на линии минут десять, прежде чем директор соизволил ответить. Он был любезен, полон сочувствия к ее проблемам, пожелал успехов в Москве, но сказал, что у Федерации нет лишних денег.
– Большую часть дохода мы получаем от продажи периодических изданий. Четыреста долларов, которые вы от нас уже получили, – это все, что мы можем для вас выделить.
Из Вашингтона с ней связались по запросу только на следующее утро. Некий О’Мэлли из Бюро по делам культуры, выслушав Бет, разразился речью о том, как счастливы все были в Госдепартаменте узнать, что она едет на московский турнир, чтобы «уделать русских в их коронной игре», и спросил, чем он может помочь.
– Мне нужны три тысячи долларов на эту поездку. В ближайшие дни.
– Посмотрим, что тут можно сделать, – сказал О’Мэлли. – Я перезвоню вам через час.
Он перезвонил через четыре часа. Бет все это время бродила то по кухне, то по саду и даже решилась позвонить Анне Реардон, которую «Всехристианский крестовый поход» должен был приставить к ней в качестве сопровождающей. Анна Реардон имела рейтинг 1900 или около того в Женской шахматной лиге, а значит, более или менее разбиралась в шахматах. Бет однажды разгромила ее на турнире где-то в западных штатах – практически смела весь ее лагерь с доски. Но на другом конце линии никто не ответил. Тогда она приготовила себе кофе и принялась листать выпуски Deutsche Schachzeitung в ожидании звонка от О’Мэлли. Теперь ее почти физически тошнило от собственной глупости. Вот так просто взять и выкинуть деньги от «Всехристианского крестового похода»! Четыре тысячи долларов – ради красивого жеста.
Наконец зазвонил телефон.
С ней опять связался О’Мэлли. Не вышло. Он страшно извиняется, но государственные фонды не могут выделить ей финансирование так быстро – нужно время на рассмотрение заявки и утверждение в разных инстанциях.
– Однако мы обязательно пошлем с вами нашего представителя, – пообещал он.
– А нельзя получить три тысячи долларов наличными или чеком? Без дополнительных бумажек? Это не такая уж большая сумма. Мне не нужно государственное финансирование на подкуп советского правительства, я всего лишь хочу взять с собой в Москву двух помощников.
– Извините, – сказал О’Мэлли. – Мне правда очень жаль.
Повесив трубку, Бет вышла в сад. Завтра утром она отправит чек в вашингтонский офис «Интуриста» и поедет в СССР одна или с сопровождающим, которого найдет для нее Госдеп. Она все-таки учила русский и не будет чувствовать себя совсем беспомощной. В любом случае, все советские шахматисты знают английский. А к турниру она станет готовиться самостоятельно, без Бенни. Она уже много месяцев тренируется сама. Бет допила кофе. Она тренируется сама почти всю жизнь.
Глава 14
Они просидели семь часов в зале ожидания аэропорта Орли, и когда наконец подошло время посадки на борт «Аэрофлота», пассажиры выстроились в очередь к молодой женщине в униформе цвета хаки – она ставила штемпели на билеты и внимательно изучала паспорта. Бет и мистеру Буту, оказавшимся в самом хвосте, пришлось прождать еще час, но как только они все-таки добрались до стойки регистраторши, терпение Бет было вознаграждено, потому что женщина в униформе воскликнула: «Чемпионка по шахматам!» – и улыбнулась так светло и широко, что эта улыбка удивительным образом преобразила черты ее лица. А когда Бет улыбнулась в ответ, женщина сказала: «Удачи вам!» – и это прозвучало так искренне, словно она действительно желала ей удачи. Женщина была, конечно же, русская – никто из американских чиновников не узнал бы Бет ни в лицо, ни по фамилии.
Ее посадили в хвосте самолета, у иллюминатора. Кресла здесь были обиты толстой коричневой синтетикой, на подлокотниках белели салфетки. Рядом сидел мистер Бут. Она смотрела в иллюминатор на серое парижское небо и на залитую дождевой водой взлетную полосу. Самолеты тускло поблескивали боками в сыром вечернем воздухе. Бет казалось, что она уже в Москве. Через несколько минут стюард начал разносить стаканчики с водой. Мистер Бут отпил из своего почти половину и полез в карман пиджака. Порывшись там, он извлек маленькую серебряную фляжку и зубами выдернул пробку. Затем налил виски в стаканчик с водой, заткнул пробку на место и спрятал фляжку обратно в карман. Сначала он небрежно качнул стаканчиком в сторону Бет – мол, не желаете? – но она помотала головой. Отказаться в тот момент ей было нелегко, потому что выпивка пришлась бы очень кстати – ей не нравились ни этот странный самолет, ни человек, сидевший рядом.
Мистер Бут вызывал у Бет неприязнь с тех самых пор, как встретил ее в аэропорту Кеннеди и представился помощником заместителя министра из Бюро по делам культуры. Он сразу пообещал показать ей в Москве «все закоулки». Бет на закоулки смотреть не желала, особенно под руководством басовитого пожилого чиновника в темном костюме и с густыми изогнутыми бровями. Ко всему прочему он то и дело разражался гулким театральным хохотом. Когда чиновник сообщил, что играл в шахматы во время учебы в Йеле в сороковые годы, она ничего не сказала; мистер Бут говорил об этом так, будто шахматы были каким-то объединявшим их постыдным извращением. Бет хотела лететь в Москву с Бенни Уоттсом. Но с Бенни не удалось даже связаться по телефону накануне вечером – в первые два раза она набирала номер, и линия была занята, а потом никто не отвечал. Директор американской Шахматной федерации прислал ей открытку с пожеланием успехов, тем проводы и ограничились.