И такой дом нашелся. Проезжая по Рублевке, президент обратил внимание на шестиэтажный долгострой без признаков жизни. Оказалось, это был неосуществленный проект дома для руководства Центральной клинической больницы. Стройка была заморожена еще в советские годы, покрытые плесенью стены возвышались в 200 метрах от Рублевки. Ельцин дал Коржакову распоряжение достроить дом и подобрать ему соседей.
Объединив две квартиры в одну площадью около 280 метров, Ельцин хотел поселиться в ней вместе с семьей младшей дочки Татьяны, а этажом ниже поселилась семья Елены. Ельцин видел свой жилищный проект как «коммунальный дом» власти. Причем коммунальный в прямом смысле. Однако квартиру для праздников так и не построили. Идиллическим мечтам об аппаратной семье не суждено было сбыться. Прачечную тоже делать не стали: у всех были свои стиральные машины.
Соседи, которых подобрал себе Ельцин, были членами тогдашнего политического истеблишмента и их подчиненными. Среди жильцов дома были Виктор Черномырдин, министр обороны Павел Грачев, Егор Гайдар, министр безопасности Виктор Баранников (позже его ведомство было переименовано в Федеральную службу контрразведки, а затем – в ФСБ). Многих из избранных соседей Ельцина вскоре ждали отставки. Но они оставались жить дальше. Так, Егор Гайдар долго жил в этом доме после своей отставки. «Гражданских» в доме на Рублевке было только трое: главный напарник Ельцина по теннису – Шамиль Тарпищев, юморист Михаил Задорнов и Валентин Юмашев.
«Это был такой добрый и с точки зрения быта важный человеческий знак. Было, конечно, очень приятно получить такое предложение, и мы радостно переселились», – с теплотой вспоминает Юмашев о политической «коммуналке». Теперь они жили уже в одном доме с семьей Ельцина. Дети, Полина Юмашева и Боря Ельцин, нередко ходили в гости друг к другу, как и их родители.
Сам Ельцин в этот дом, несмотря на изначальные планы, так и не переехал, оставшись в резиденции в Барвихе. По словам Юмашева, в свой несостоявшийся коммунальный дом Ельцин заезжал, может, всего пару раз. А в его квартире жила дочка Татьяна с семьей.
Отношения с Юмашевым у Ельцина продолжились и без тесного соседства. Ельцин любил играть в теннис, Юмашев увлекся этим видом спорта задолго до знакомства с ним и играл для любителя вполне прилично. Поэтому неожиданно возникла крепкая теннисная четверка: Ельцин играл в паре с профессиональным теннисистом и тренером Шамилем Тарпищевым против пары Коржаков‒Юмашев. Коржаков, который хорошо играл в волейбол, быстро смог схватить основы тенниса и играл неплохо для новичка. Как признает Юмашев, выглядело это все примерно так, как сейчас игра хоккеистов с Путиным, с разницей только в том, что поддавался один Тарпищев, чтобы не разгромить любителей Юмашева и Коржакова в первые же минуты.
«Получалось так. Шамиль по уровню игры на нашем фоне – космос, Борис Николаевич играл послабее, чем я и Коржаков, – вспоминает Юмашев. – И в результате получалась настоящая борьба. Мы с Коржаковым никогда не поддавались. Конечно, они могли нас разорвать 6:0, но Шамиль делал так, что мы все время были вроде бы рядом, вот-вот могли бы и выиграть, но пара ударов в последний момент – и мы проигрывали. Всем было интересно, мы по-настоящему выматывались во время игры, так что теннис и Борису Николаевичу, и нам доставлял большое удовольствие».
Должность – друг семьи
В 1991 году Виталий Коротич окончательно потерял управление журналом «Огонек». В 1990-х годах был популярен вопрос «А что ты делал в ночь с 19 на 21 августа?». Он позволял узнать о том, как человек воспринял попытку госпереворота, который попытались устроить члены Государственного комитета по чрезвычайному положению – ГКЧП. Затаился человек в ожидании развязки или пошел на баррикады защищать демократию? Так вот: Коротич на баррикады не пошел.
Госпереворот в СССР застал Коротича в США: главред «Огонька» воспринимался как один из главных перестроечных героев, и его пригласили рассказать о переменах в Советском Союзе. В тот день, 19 августа, он должен был лететь из США в Тайбэй на интервью с президентом Тайваня. Но, узнав о происходящем в Москве, Коротич сдал билет, чтобы остаться в США. «Я понимал, что, если это настоящий путч, я поеду и прихватят меня прямо в аэропорту. Если это не настоящий путч, то нечего ехать», – рассказывал Коротич[41].
Он же говорит и о других проблемах, которые к нему подступили еще до отъезда в Америку. Вдруг вызвал к себе Горбачев, сказал: «Надо Ельцина размазать, он – сумасшедший, он вены себе резал». А через день ко мне пришел Ельцин – вместе с моим завотдела писем Юмашевым, который ему мемуары писал, и сказал: «С Горбачевым покончено, печатай мемуары, там все про него есть». И я понял, что надо сматываться, – между двумя жерновами я все равно не уцелею»[42]. То, что работу в США Коротич стал подыскивать еще до отъезда, рассказывала в своем дневнике его бывший заместитель Анастасия Николаева[43]. Она же писала, что Гущин и Юмашев, у которого был самый многочисленный в редакции отдел, хотели отставки Коротича и сами организовали «переворот» – «гущинская команда обошла всех с письмом, в котором требовалась отставка главного».
Практически все сотрудники письмо подписали. Решение Коротича переждать путч в редакции, мягко говоря, не оценили. «Редакция ему не простила, что в момент, когда все были здесь и непонятно было, чем все закончится, он не вернулся в Москву», – говорит Юмашев. Коротич и не стал спорить. 26 августа собранием редакции Коротича освободили от обязанностей главного редактора.
Кстати, самого Юмашева путч застал в Ирландии, в отпуске. Он сразу решил вернуться в Москву первым самолетом и уже вечером 19 августа был на баррикадах. Так же поступила практически вся редакция: кто не был в Москве, тот срочно приехал – отвоевывать свободу.
Для Коротича же путешествие по Америке затянулось на долгие годы. По словам Юмашева, у него была возможность вернуться, но Коротичу «не захотелось работать там, где нет обожания и любви, которые были в первые годы его руководства "Огоньком"». А Юмашев, несмотря на тесные связи с президентом страны, остался работать в «Огоньке». Журналист не хотел власти, да и Ельцин ему ничего не предлагал. Но его неформальное общение с президентом продолжалось, и Ельцин это очень ценил. Он всегда мог обсудить с Юмашевым любой вопрос. Составитель его первой официальной биографии стал еще и его конфидентом. Они часто виделись, не только дома. Юмашев приезжал и в Кремль. Именно там он находился во время событий конца сентября – начала октября 1993 года, кульминацией которых стал военный штурм перешедшего в оппозицию к Ельцину парламента, вспоминает Юмашев.
В критические часы, когда Ельцин подписал указ о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного совета России, Юмашев встретился с президентом и попросил о возможности находиться все время рядом с ним: материал о роспуске парламента мог оказаться ключевым для книги «Записки президента», над которой тогда Ельцин работал вместе с Юмашевым.
С 27 сентября Юмашев приходил в Кремль ежедневно, проводя время в беседах с людьми из президентского окружения. Своего кабинета у него не было, а потому Юмашев шел к члену президентского совета, участнику Конституционного совещания по разработке нового Основного Закона Георгию Сатарову, к помощникам Ельцина Виктору Илюшину и Льву Суханову. Свое общение с ельцинской командой в то время Юмашев видел так: «События напряженные, каждому из них хотелось обсудить происходящее. Они понимают, что, выговариваясь, решают две задачи: во-первых, возможно, их позиция когда-то будет услышана; во-вторых, есть возможность поговорить с человеком, который не внутри системы, а со стороны». Собственно, это же ценил в Юмашеве и Ельцин.
Вечером 3 октября толпа протестующих прорвала милицейский кордон, захватила мэрию, а затем пошла на «Останкино» – брать контроль над телеэфиром. В 11 вечера Юмашев сидел в кабинете Коржакова, когда раздался звонок. Ельцин хотел позвать одного Коржакова, но Юмашев попросил сказать, что хотел бы пойти вместе с ним. Ельцин согласился. «Зашли в кабинет, сели к столу на приставные стульчики (стандартные стулья "докладчиков" перед большим столом президента). Коржаков докладывал о ситуации: что где захватили. Полвторого ночи Ельцин сказал: "Я пойду посплю, а вы оставайтесь"», – вспоминает Юмашев.
Около часа они с Коржаковым оставались вдвоем в кабинете Ельцина, пока тот спал. «Мы сидели и разговаривали. Тогда было непонятно, что будет через час, захватят "Останкино" или не захватят, ситуация была абсолютно нестабильная». В три часа ночи Ельцин проснулся и сказал, что собирается в Генштаб. Юмашев поехал за ним с ребятами из охраны, с ними же ждал, пока окончится заседание. Журналист из «Огонька» боролся в нем с придворным летописцем. На его глазах происходили сенсационные события, но сообщить о них в редакцию было невозможно: «Я понимал, что, если это произойдет, наши взаимоотношения с Кремлем закончатся. Я, конечно, страдал по этому поводу. Дурацкое раздвоение».
Эта ситуация подчеркивала честность Юмашева по отношению к Ельцину. Имея прямой и практически постоянный выход на первого человека в стране, Юмашев не пытался использовать это в своих интересах. И президент знал, что может доверять своему биографу.
Анатолий Чубайс – знаковая фигура ельцинского периода и автор программы приватизации – в 1992 году работал первым вице-премьером. Он признавал, что тогда (да и всегда) был гораздо дальше от Ельцина, чем Юмашев. «Было известно, что есть такой Валентин Юмашев, который близко дружит, вхож в семью Бориса Николаевича. Это было известно, я об этом знал», – рассказывает Чубайс.
Еще бы не знать: Юмашев со своим кассетным диктофоном обошел многих, кто был в то время во власти. Он продолжал набирать материал – уже на вторую автобиографическую книгу Ельцина. Когда писалась первая книга, у опального Ельцина было достаточно свободного времени для интервью. Тепер