ь же Юмашев опрашивал по большей части его ближайших соратников. Всего набралось больше 50 аудиокассет, на которых часов 10 – беседы с самим Ельциным.
В «Огоньке» Юмашев поднялся до позиции заместителя главного редактора и отчасти взял на себя коммерческие функции.
«В конце 1980-х "Огонек" стал первым рассказывать правду. Теперь же правду рассказывали все», – вспоминает Юмашев. В 1990 году учредителем «Огонька», ранее принадлежавшего издательству ЦК КПСС «Правда», стал трудовой коллектив. Первые пару лет государство еще по инерции финансировало издание, но потом деньги пришлось искать самим. «Тиражи падают, рекламы толком нет. Никто даже не знает, что такое реклама, и давать ее не собирается. Мы даже не могли продать обложку», – разводит руками Юмашев. Неудивительно, что продажу 12 обложек Виталию Малкину и его банку «Российский кредит» он считал большой удачей.
Сейчас это кажется странным, но в те времена переговоры о продаже рекламы в журналах со средними тиражами велись не с рекламными отделами и даже не с топ-менеджерами, а напрямую с владельцами бизнесов. От «Огонька» их вел Юмашев.
В 1991 году у «Огонька» было 5 миллионов экземпляров, а уже через два года тираж упал до 300 тысяч. С одной стороны, можно сказать, что это произошло потому, что демократия победила и теперь везде можно было писать все, пропала его уникальность. С другой – какая бы то ни было политическая острота при Ельцине уже конфликтовала бы с самим Ельциным, а Юмашев продолжал оставаться другом президента, что не могло не сказываться и на редакционной политике. При этом Юмашев «продавал» предпринимателям бренд старого «Огонька»: журнал все еще был на слуху. Юмашев вспоминает, как обходил больную тему на переговорах с ними: «Бизнес не понимал, что тиражи падают». Он собрал целый пул инвесторов. Одним из соучредителей нового «Огонька» был Владимир Виноградов, основатель Инкомбанка. Финансировали журнал и Михаил Ходорковский, и Олег Бойко, и другие предприниматели. Среди инвесторов «Огонька» оказался и человек, ставший одним из самых неоднозначных символов того времени, – Борис Березовский.
Услуга за услугу
Как его только не называли – и «хозяин Кремля», и «враг России № 1». Для многих Березовский стал темным олицетворением той политической силы, которую принято называть Семьей. Доступ в Кремль Березовский получил во многом благодаря дружбе с Юмашевым.
Березовского с Юмашевым познакомил Петр Авен. Молодой ученый Авен знал Юмашева с 1988 года, когда тот работал в «Огоньке». Как рассказывает Юмашев, в редакцию постоянно приходили люди: «Там бурлило каждый день, все время приходил народ просто что-то обсудить, с кем-то поговорить. "Огонек" был явлением, а внутри редакции было что-то вроде клуба. Легко можно было позвонить снизу, и тебя пускали. Так когда-то пришел и Авен – и мы познакомились». Они часто болтали, обсуждали будущее страны и стали хорошими приятелями.
С Березовским Авен познакомился еще раньше – в 1975 году, в сталинской высотке на Котельнической набережной, где жил аспирант его отца Леонид Богуславский. Это был представитель золотой московской молодежи: его мать – писательница Зоя Богуславская, отчим – Андрей Вознесенский, первый поэт, которым Петр Авен всерьез увлекся в свои 16, вспоминал он позже в интервью Tatler[44].
На одной из вечеринок в высотке Авен и встретил Березовского, дружбой с которым Леонид Богуславский очень дорожил. Правда, сначала Березовский хотел познакомиться с Авеном, потому что тот «был сыном своего отца» – Олега Авена, профессора и члена-корреспондента Академии наук СССР. Авен-младший стал ему интересен позже, и тогда уже стали дружить «на двоих», без папы.
В разгар перестройки, в 1989 году, Авен отправился на стажировку в австрийский Лансенбург – работать в Международном институте прикладного системного анализа. В 1991 году Березовский уговаривал[45] его вернуться в Россию, рассказывая о небывалых переменах и возможностях. Наблюдая менявшегося на глазах приятеля, Авен решился. В Москве его сразу приняли в команду реформаторов во главе с Егором Гайдаром, и за два года он успел поработать и замминистра иностранных дел, и министром внешнеэкономических связей. Из правительства он, впрочем, довольно быстро ушел в бизнес.
В 1994 году Авен познакомил своего друга Юмашева с Березовским, у которого были налаженные связи с ЛогоВАЗом – первым российским дилером Mercedes. Юмашев говорит, что Авен хотел его познакомить с Березовским как с приятелем «шумным, полным энергии и идей». Авен вспоминает, как он позвонил Березовскому: «Боря, придет юноша, который пишет книжку Борису Николаевичу, очень хороший человек».
Позвав Юмашева на встречу, сам Березовский на нее не явился. Для него это было в порядке вещей. (Однажды мой коллега по Forbes приехал на встречу к уже находившемуся в опале олигарху в Лондон. На связь Березовский так и не вышел, и коллеге пришлось вернуться в Москву.)
Когда Авен узнал, что Березовский так и не встретился с Юмашевым, он убедил Юмашева приехать еще раз. Со второго раза все получилось: Березовский и Юмашев быстро нашли общий язык, а вскоре стали друзьями.
В дружбу вплетались и бизнес-интересы. Юмашев искал спонсора для издания второй книги Ельцина «Записки президента». Если издание «Исповеди на заданную тему» оплачивалось из-за рубежа, и эксклюзивное право на распространение было у Эндрю Нюрнберга, то на этот раз Юмашев болел за русскую версию. Спонсором стал Березовский. Он предложил Юмашеву сначала помощь с «Огоньком», а затем и с книгой Ельцина.
По словам Березовского, на книгу они скинулись со своим партнером по бизнесу главой АвтоВАЗа Владимиром Каданниковым – по 250 000 долларов каждый. Вся сумма ушла на гонорар Ельцину. В России книга вышла под брендом «Огонька». Возвратом денег занимался Березовский, они с Каданниковым, по идее, были выгодополучателями от продажи тиража, но вложенная сумма была, конечно, несопоставима с доходом от продаж издания.
Оплачивая выход президентских мемуаров, Березовский фактически «покупал» выход через одно рукопожатие на главного человека в стране. Довольно быстро знакомство дало свои плюсы. Указ президента о передаче частоты вещания РГТРК «Останкино» Общественному российскому телевидению появился 29 ноября 1994 года.
Березовский называл Юмашева первым в числе трех «госдеятелей», с кем обсуждалась схема создания ОРТ[46] (хотя госдеятелем Юмашев тогда совсем не был). Юмашев говорит, что идею Березовский обсуждал и с Коржаковым, и с первым помощником президента Виктором Илюшиным – единственным, чей статус хоть как-то позволял говорить от имени государства. Правда, и с Илюшиным, и с Коржаковым Березовского познакомил все тот же Юмашев.
Помощь друга
Телереформа началась от безденежья. Ресурсов не было ни у канала «Останкино», ни у государства. С производителями программ канал расплачивался не деньгами, а минутами эфира под рекламу. «Темная, неприятная история, это было как падение в Марианскую впадину» – так вспоминал[47] об этом периоде нынешний гендиректор «Первого канала» Константин Эрнст.
В начале 1990-х эфир первого телеканала поделили 12 студий, которые получили места в программной сетке. Директора почти всех этих студий возглавляли еще и фирмы, производившие контент. Как правило, на студиях и в фирмах работали одни и те же люди, и часто студия покупала программу, по сути, у самой себя. «Цена, по которой производитель продавал программу "Первому каналу", в несколько раз превышала реальную, и чем дороже была передача, тем большее количество рекламы требовалось производителю. Логика здесь простая: "Мне нужно оправдать затраты, значит, дайте мне больше рекламы"», – рассказывала[48] в эфире радио «Свобода» о телевидении того времени научный руководитель Высшей школы журналистики НИУ ВШЭ Анна Качкаева.
Все заинтересованные стороны договаривались о цене минуты рекламного времени и о минимальном проценте, который производители программы должны были выплачивать компании за предоставленное эфирное время. Схема работала так: поставщик телепродукции покупал у телекомпании одну минуту рекламы, например, за 2000 долларов, разъясняет Качкаева. Чтобы оправдать свои затраты на производство, он мог продать ее за 5000 или 10 000 долларов, но «сумма, которую поставщик выплачивал телекомпании за возможность размещать рекламу в своих программах, рассчитывалась исходя из цены, по которой минута рекламы была куплена у "Останкино"».
За места в программной сетке крепко держались. Например, ходит такая легенда: после того как в 1993 году с эфира попытались снять передачу «Лотто-Миллион», на имя тогдашнего председателя «Останкино» Вячеслава Брагина из президентской канцелярии пришло официальное письмо с требованием вернуть передачу в эфир. «Письмо было составлено Шамилем Тарпищевым, поскольку именно "Национальный фонд спорта" купил эту программу у фирмы "Мастер ТВ", и в уголке этого документа было размашисто выведено: "Не балуй! Борис Ельцин"», – рассказывает[49] Качкаева.
Легенда это или нет, факт в том, что государство уже фактически не контролировало происходящее в «Останкино». Предоставляя эфирное время, с рекламного бизнеса оно не имело практически ничего. К 1994 году госсредств «Останкино» катастрофически не хватало. Из требовавшихся телекомпании 1,3 триллиона рублей она получила лишь 320 миллиардов[50].
«Я сделал это вовремя», – говорил Березовский, когда его спрашивали об успехе телевизионных преобразований. Весной 1994 года он сформулировал идею «народного телевидения»: создать на «первой кнопке» новый канал по схеме «частный капитал плюс государство». Это грозило разрушением сложившегося дикого рекламного рынка. Неудивительно, что помощникам Березовского стали поступать звонки с советами отказаться от идеи. К двери его квартиры привязали ручную гранату РГД-5, которая чудом не взорвалась. 7 июня 1994 года на Березовского было совершено покушение, но от взрыва погиб его шофер. Предприниматель не исключал тогда, что это было связано с его деятельностью по созданию ОРТ.