За несколько дней до второго тура над страной нависла другая угроза – угроза смерти Ельцина. У президента произошел тяжелый инфаркт. «Это случилось 26 июня, – вспоминал сам Ельцин в книге «Президентский марафон». – Приехал с работы на дачу около 17 часов. День был напряженный, тяжелый. Я прошел по холлу несколько шагов. Сел в кресло. И вдруг – странное очень чувство – как будто тебя взяли под мышки и понесли. Кто-то большой, сильный. Боли еще не было, был вот этот потусторонний страх… И тут же врезала боль. Огромная, сильнейшая боль».
Последующие несколько месяцев политика была крепко связана с медициной. Терапевтические меры потребовались и образу президента. Советником по имиджу стала Татьяна, непосредственно работавшая с отцом. Юмашев, тоже в ранге советника, курировал взаимодействие со СМИ и был в этом вопросе правой рукой главы кремлевской администрации – Чубайса.
Кремлю нужно было заполнять информационный вакуум, связанный с болезнью Ельцина. Для этого Чубайс с Юмашевым придумали регулярные встречи с журналистами. Теперь их стали гораздо чаще звать на Старую площадь на разговоры «не под запись». Чубайс выдавал позицию Кремля по информационной повестке. Журналисты задавали вопросы. По сути, Чубайс и Юмашев пытались сохранить тот настрой на совместную работу журналистов с властью, который возник во время предвыборной кампании. «Мы хотели эту мобилизацию сохранить, конечно. Хотя командовать я уже не мог», – поясняет Чубайс.
Глава администрации вводил журналистов в курс дела: «Ребята, на этой неделе у нас будут переговоры с канцлером Германии Колем. Вот что он хочет, а вот что мы хотим, вот что мы готовы разменивать, дальше используйте как хотите». Претензии, впрочем, возникали и к таким методам работы. При воспоминании об этом Чубайс взрывается: «Веник[87] недавно заявил, что Чубайс начал авторитарную традицию сбора по средам или по четвергам ведущих журналистов, редакторов ведущих СМИ и т. д. Я всё хочу ему морду набить за это. Мол, он мне сразу сказал, что это нарушение свободы, я туда не ходил и ходить не буду. Не помню, возможно, это и правда, что не ходил. Но главный-то вопрос не в этом. Главный вопрос: Веник-то не ходил, и что? Тебя уволили с работы, по голове тебе дали? Веник живой, у Веника до сих пор все нормально, в порядке».
Совещания не проходили в установочном режиме «как писать» или «шаг вправо, шаг влево – отключим газ». «Никакого управления прессой там быть не могло», – твердит Чубайс. В полной мере этого не было и в начале первого срока Путина, когда администрацией президента рулил Александр Волошин. По-настоящему пропагандистская машина заработала после его ухода. Это при Дмитрии Медведеве, ставшем в 2003 году главой администрации, «совещания по планированию» переросли в прямое инструктирование: что и как надо освещать, и звали на них уже руководителей всех федеральных телеканалов или их информационных служб. Но тогда действительно из Кремля управлять медиа было сложно.
Помимо регулярного общения с прессой, при Чубайсе в Кремле проводились и регулярные еженедельные «производственные совещания» по пятницам. На них собирались начальники управлений, которые отвечали за политическое планирование. Из внешних экспертов звали социолога Александра Ослона и политтехнолога Глеба Павловского, рассказывал Юмашев в сентябре 2020 года. «Представим, если сегодня мы проводим такое совещание. У нас есть оппозиционер Навальный с очередным разоблачением, у нас протесты в Белоруссии после президентских выборов, война в Карабахе, повышение цен, как реагируем? Ослон описывает реакцию людей, как относятся россияне к конфликту в Белоруссии, как народ реагирует на Карабах, на проблему Навального, что беспокоит, что не беспокоит. Если беспокоит – то нужен некий ответ: как власть должна реагировать на эту проблему. Здесь, например, должно выступить правительство, а здесь – Генпрокуратура. Если это правительство – то я звоню премьеру, говорю: "Есть предложение, чтобы вы выступили по такой-то проблеме"». По словам Юмашева, даже когда Ельцин лежал в ЦКБ, всегда можно было снять подходящую для теленовостей картинку, одев президента в подобающий костюм и заведя его в специально оборудованный рабочий кабинет.
Фактическим руководителем таких совещаний был Юмашев, говорит Павловский, постоянный завсегдатай тех встреч. «Валентин был первым лицом на этих совещаниях, и, хотя формально со стороны аппарата за них отвечал заместитель Чубайса – Максим Бойко, вел совещания уже тогда Юмашев». Именно по его просьбе Фонд эффективной политики Павловского разрабатывал «окна» для операции Ельцина, когда ее можно было провести безопасно с политической точки зрения. «Я лучше ситуацию понимал, чем Бойко. Наверное, я активно во всем участвовал, но я этого не замечал. Это логично вылилось из работы в предвыборной кампании», – говорит Юмашев.
Забавно, что Павловский толком не помнит даже название должности Юмашева: «Может, он имел формальную должность, а может, и нет. Не исключаю, что они (с Таней) были вообще на общественных началах». На самом деле почти так и было: Юмашев и Татьяна после выборов стали советниками президента. Но фактически Чубайс руководил администрацией в тесном контакте с Татьяной и Валентином. «Этот их сложившийся еще в предвыборную кампанию триумвират продолжал существовать в это время. Фактически они были главными людьми», – отмечает Павловский.
Теперь Валентин и Татьяна встречались не только дома как соседи и друзья, но и в Кремле – когда ходили на работу.
Юмашев попытался сохранить за Кремлем тот же политический модуль, который сложился весной 1996 года, – по сути, предлагая тем, кто сплотился тогда вокруг Ельцина, и дальше существовать в режиме ежедневной избирательной кампании в его поддержку. «Действительно, он хотел это сделать, – признает Павловский, который после выборов стал работать на Кремль. – Но здесь воспротивился в первую очередь Гусинский. А потом и Березовский. Встал вопрос: а чей этот модуль будет? Если мой – пожалуйста, я буду им руководить, а если другой – я это разрушу. Там все было просто. Поэтому поначалу это не удалось».
На период болезни Ельцину было особенно важно расставить в исполнительной власти близких себе по духу людей. Именно вокруг Юмашева стала объединяться новая ельцинская команда. И теперь ему настало время занять уже настоящую должность – главы администрации президента, фактически второго человека в стране. Автором идеи назначения Юмашева стал Чубайс. Работа в Кремле тяготила его, и в марте 1997 года Чубайс с удовольствием принял предложение Черномырдина уйти в правительство. Но кого-то надо было оставить на хозяйстве в Кремле.
Чубайсу нужен был преемник, и он подумал о Юмашеве, бескорыстно работавшем в избирательном штабе, где они сдружились. И конечно, Чубайс очень хорошо понимал роль Юмашева в жизни самого Ельцина, поэтому и решился на столь рискованный шаг – предложить на роль кремлевского администратора человека, никогда не работавшего во властной системе и фактически без управленческого опыта, если не считать должность зама главного редактора журнала, переживавшего не лучшие времена.
Ельцин идею назначения Юмашева встретил с энтузиазмом – действительно, в этот тяжелый период ему нужен был свой человек в Кремле. А сам Юмашев был несколько обескуражен этим предложением. Он отказывался несколько дней, сначала в разговоре с Чубайсом, а затем и с Ельциным. В отличие от Малашенко, после отказа которого президент предпочел закончить разговор, Ельцин буквально уговаривал Юмашева.
– Борис Николаевич, – отвечал Юмашев, – во-первых, я не обладаю достаточным политическим весом. Во-вторых, я никогда не был в публичной политике, все знают, что я ваш друг, друг вашей семьи, назначение будет выглядеть странно…
Юмашев сопротивлялся тихо, но очень упорно, вспоминал Ельцин. Его «прижали к стене Таня и Анатолий Борисович [Чубайс]. Сказали: "Хватит давать советы со стороны. Нечестно"».
Действительно, должность главы администрации, особенно формальные функции, давалась Юмашеву с трудом. Он ненавидел носить пиджаки, галстуки; нелегки были для него встречи на официальном уровне. Например, по долгу службы руководителю администрации нужно взаимодействовать с патриархом. Юмашев приехал на встречу с Алексием II и решил сразу расставить все точки над «i», в том числе признаться, что он атеист.
«Прежде чем мы начнем общение наше, я считаю это правильным, честным, сказать вам одну важную вещь, – начал Юмашев. – Чтобы вы тоже понимали, чтобы не было каких-то недомолвок. Я… антихрист». Патриарх с интересом посмотрел на Юмашева. Не таким он себе представлял пришествие антихриста. «Простите, кто?» Тут смущенный Юмашев рассмеялся и поправился: конечно, он имел в виду, что он атеист. «Я эту историю про Валю очень люблю, – смеется его хорошая подруга и бывший пресс-секретарь Медведева Наталья Тимакова. – Она, как ни странно, многое объясняет».
Бой терминаторов, или Как Немцов не стал преемником
Юмашев мог тушеваться на официальных встречах, но в неформальном общении ему не было равных. Он прекрасно понимал, как и с помощью кого можно убедить любого человека, и мягко добивался своих целей. Так получилось с Борисом Немцовым.
Ельцин приметил Немцова еще в перестройку, когда тот организовывал протесты из-за строительства атомной электростанции. В 1991 году в свои 32 года Немцов стал самым молодым губернатором новой России. А потом и одним из самых популярных. В Нижнем Новгороде высокого, энергичного, харизматичного политика полюбили. Он выгодно отличался от других реформаторов умением разговаривать на одном языке с народом. «Он обещал своим появлением обеспечить правительству совершенно другой ресурс доверия. И совсем другой политический климат в стране», – считал Ельцин[88].
В начале 1997 года «крепкий хозяйственник» Виктор Черномырдин позвал к себе вице-премьером Чубайса. Еще одним вице-премьером назначили Немцова. Черномырдин совсем не хотел брать Немцова в нагрузку, но его убедил Чубайс. Глеб Павловский