После смерти отца Груня уехала из дома. В 19 лет она забеременела, но муж ее бросил. «Я мыла туалеты на Киевском вокзале. Потом я мыла туалеты в стоматологии», – рассказывала[3] она в эфире программы «Звезды сошлись» в декабре 2019 года. Первое время Груня хотела найти оставившего ее мужа: у нее совсем не было денег. «Хотела кушать, понимаете. У нашего мальчика не было даже пальто», – вспоминала она.
Как-то раз Груня с коляской, в которой лежал маленький мальчик, приехала к Корнею Чуковскому на дачу, ей нужно было там поговорить с одним человеком. Как рассказывает сейчас Донцова, она не понимала, куда деть ребенка, и тут увидела Валю с метлой.
– Давай я с ним посижу, – предложил он.
– Валь, это ребенок.
– Ну и что? Я соску могу ему дать, бутылка какая есть, ты оставь, я присмотрю.
– Ты довольно организованный молодой человек, конечно, – улыбнулась девушка. – Но…
– А что трудного-то? Я люблю детей.
Груня вздохнула, отдала коляску Юмашеву и отправилась на беседу, которая оказалась не из приятных. Когда она вышла, Юмашев быстро на нее посмотрел и тихо сказал:
– Нехорошо всё, да?
– Честно говоря, мало приятного. Но ничего, я выживу.
Юмашев пристально поглядел на Груню и вдруг притянул к себе, положив ее голову себе на плечо.
– Знаешь, я тебе вот что скажу. Если сейчас плохо, то потом будет лучше. Темно всегда перед рассветом.
«Он забыл сто раз об этом. А для меня это было в первый раз в жизни за 20 лет: я поняла, что утешить можно не деньгами, не подарками, а просто словом, – рассказывает Донцова. – И утешить тебя может человек, который почему-то от всей души тебя пожалел. Меня Валя пожалел, и этой историей он, сам того не зная, здорово меня изменил. Он мне дал понять то, чего я не понимала».
Как говорит Донцова, Юмашев прекрасно влился в компанию детей писателей в Переделкино, и никого не смущало, что они дружат с сыном дворника; у них в компании было моветоном напоминать кому-либо о его происхождении. Тем не менее Донцова отметила и рабочие качества будущего главы администрации президента: «Я помню, как он подметал дорожки у Корнея Ивановича: это были всегда самые чистые дорожки».
Прославилась Донцова совершенно независимо от Юмашева, с которым она с переделкинских времен ни разу не общалась. Но «внутренне взрослого» подростка, который был моложе нее на пять лет, она с нежностью вспоминает до сих пор.
В тулупе диссидента
Убирая снег на участке Чуковского, Юмашев познакомился с писателем и диссидентом Александром Солженицыным, который тогда находился в опале и жил на даче Чуковского. «Он ходил по участку с радиоприемником и слушал „Голос Америки“. А я в это время убирал снег», – рассказывает Юмашев.
Практически никто из школьников, включая самого Юмашева, тогда Солженицына не читал. Но власти травили писателя так активно, что даже для мальчишек он был своего рода знаменитостью. Юмашев вспоминает, как пригласил к себе в Переделкино друзей-одноклассников – поглазеть из-за забора на живого Солженицына.
Юмашев с благодарностью вспоминает Солженицына. Но не потому, что тот написал знаменитые книги. Когда выпадал снег, Солженицын любил сам чистить двор, чтобы слегка размяться. Этим он облегчал подростку его участь. Солженицын никогда не разговаривал с Юмашевым на политические темы – он спрашивал, как учеба, какие книжки читает, что любит.
Увидев, что мальчик дрожит на морозе, писатель выдал Юмашеву свой длинный, до пят, тулуп. Валя был несказанно этому рад. Тулуп спасал по ночам, он укрывался им, когда к утру в сторожке становилось совсем холодно. Писательская богема – гости, приходившие к Чуковскому в ту холодную зиму 1973 года, – обращала внимание на угловатого мальчика в слишком большом для него тулупе, орудовавшего лопатой во дворе. Правда, когда Солженицына выслали за границу, его жена неожиданно попросила тулуп вернуть. Валя тогда расстроился.
Каждый день Юмашев бежал на электричку к платформе Переделкино и ехал до Матвеевской, откуда шел через овраг в открывшуюся незадолго до того обычную московскую школу № 38. Он практически не делал домашних заданий, но учился хорошо. Главным секретом, вспоминает Юмашев, было то, что он начиная с первого класса всегда сидел за первой партой, поэтому не было возможности отвлекаться на уроках. Объяснений учителей вполне хватало, чтобы учиться прилично. Он успевал все схватывать на лету и много читал – за месяц проглатывал несколько книг.
«Как сейчас помню, я прочитал "Войну и мир", когда ехал на поезде в Алма-Ату по время зимних каникул», – вспоминал Юмашев. В Алма-Ату он пытался вырваться каждый год, экономя, чтобы собрать деньги на билеты на поезд. «Я очень скучал по родным, по школе, по друзьям. Когда я приезжал в Алма-Ату, проходила уже треть каникул, но даже этих нескольких дней в родном городе мне было достаточно, чтобы ощутить огромное счастье. Москву я не считал родным городом, она была чужая, тяжелая, и я рвался домой, туда, где мне было хорошо. Тем не менее я находил плюсы и в этом длинном туда-обратно шестисуточном путешествии в плацкартном вагоне. Я брал толстые книжки из школьной программы и за поездку все их прочитывал». К тому же Юмашеву повезло с учительницей литературы, которая советовала читать не только классику, но и новинки из журналов «Юность» и «Новый мир».
Именно в школе произошла встреча, определившая его судьбу. В школу пришел новый преподаватель географии, завуч по воспитательной работе Олег Лившиц, он вместе с учениками ходил в походы, приглашал на встречи со школьниками журналистов, писателей, поэтов. Организовал школьную стенную газету, которую читала вся школа. Именно там появилась первая заметка, подписанная «В. Юмашев». Именно Лившиц пригласил в школу журналиста «Комсомольской правды» Валерия Хилтунена, который тогда работал в школьном отделе газеты. Хилтунен позвал Юмашева прийти на улицу Правды, дом 24, на шестой этаж, в гости в «Алый парус» – так называлась известная всей стране страничка для подростков, которую делал Юрий Щекочихин.
Благодаря маме у Юмашева появилось еще одно увлечение. Каждые выходные они садились на электричку и ехали в Москву – в кинотеатр, на очередную премьеру. Семья могла недоедать и пить чай «Белая роза» без заварки и сахара, но деньги на кино находились всегда. Юмашева ходила буквально на все интересные премьеры и всюду брала с собой сына. В итоге Валю так захватило кино, что он после школы стал регулярно приезжать на троллейбусе к киностудии «Мосфильм» и до вечера околачивался у проходной, надеясь неизвестно на что. Дальше проходной его, естественно, никто не пропускал.
Когда после выпускного встал вопрос, куда поступать, Юмашев решил рискнуть и подал документы на режиссерский факультет ВГИКа. Сложно понять, чего в этом выборе было больше – наглости или отчаяния. В те годы во ВГИК всегда был огромный конкурс. В год поступления Юмашева – несколько тысяч человек на 12 мест, вспоминает он.
Группу набирала знаменитый режиссер, автор «Семнадцати мгновений весны» и «Трех тополей на Плющихе» Татьяна Лиознова. Из 12 мест три предназначались для тех, кого направили национальные студии: их принимали автоматически. Еще два-три были для абитуриентов с «киношными» фамилиями, которых тоже принимали почти без исключений. Например, с Юмашевым на режиссерский поступал (и поступил) Раймундас Банионис, сын актера Донатаса Баниониса. Корпоративная этика того времени требовала, чтобы дети кинозвезд попадали во ВГИК.
Тем не менее Юмашев прошел первый и второй туры. Впереди был третий, в котором оставались уже не тысячи, а десятки кандидатов. Третий тур самый важный. Его прослушивает цвет ВГИКа. Среди тех, кто в тот год сидел в приемной комиссии, были, помимо Татьяны Лиозновой, Лев Кулиджанов – первый секретарь Союза кинематографистов, Иннокентий Смоктуновский и другие звезды, от присутствия которых у входивших в аудиторию абитуриентов темнело в глазах.
Юмашев задорно прочитал «Стихи о советском паспорте» Маяковского, крыловскую басню про попрыгунью-стрекозу, сделал раскадровку предложенной ему ситуации. Было еще одно задание: абитуриент вытаскивал наугад из лежавшей на столе стопки репродукцию какой-нибудь известной картины и должен был рассказать, что происходило до и после изображенного на ней момента. Абитуриенту Юмашеву досталась картина Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». Как вспоминает Юмашев, он что-то живо и яростно рассказывал, носился по аудитории с воображаемым орудием убийства. Уважаемые члены комиссии улыбались и одобрительно кивали, и ему казалось, что он вполне сносно справился с заданием.
Когда Юмашев закончил, Татьяна Михайловна, все так же благосклонно улыбаясь, поблагодарила его за выступление. Но в вывешенном на следующий день списке прошедших третий тур его не было. Он провалился. Юмашев уныло поплелся забирать документы, и вдруг выдававшая их девушка говорит: «А, Юмашев? Вас пригласили еще раз зайти в приемную комиссию». «И тут я понимаю, что у меня появился шанс, – вспоминает Юмашев. – Сердце у меня гулко бьется, хочется пить, и слегка потрясывает.
Меня приглашают в аудиторию, где сидят все те же – Лиознова, Смоктуновский, Кулиджанов и еще человек десять кинематографических звезд. И тут Татьяна Лиознова говорит: "Вы знаете, вам 17 лет, вы слишком молоды. Чтобы быть режиссером, нужен другой опыт. Но в этом году мы набираем экспериментальный курс, он будет актерско-режиссерским. Мы в этом году не берем актеров, нет такого набора, но из тех, кто идет на режиссеров, хотим набрать актерскую экспериментальную группу. Мы приглашаем вас". И в этот момент моя голова работает как суперкомпьютер. Я понимаю, что я им понравился, что они хотят меня взять, поэтому надо идти ва-банк».
«Вы знаете, я настолько хочу быть режиссером, что эту профессию я ни на что не променяю», – сказал Юмашев, абсолютно гордый собой, уверенный, что такой ответ Лиозновой понравится, демонстрируя преданность профессии, и она все-таки возьмет его на режиссерский. Но режиссер кивнула и сказала: