Силовики начали с ареста сотрудника службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина по подозрению в подготовке убийств. Но больше Ходорковского напугало, когда Генпрокуратура повторно заинтересовалась делом «Апатита». Еще до встречи с олигархами президент поручил прокуратуре разобраться, правильно ли группа «Менатеп» расплатилась за пакет акций мурманского «Апатита». Проверка прошла, генпрокурор доложил, что все в полном порядке. Тем не менее 1 июля уголовное дело было снова заведено, а уже на следующий день арестовали Платона Лебедева – одного из топ-менеджеров и ближайшего соратника Ходорковского. 4 июля на допрос вызвали и самого Ходорковского. «Единственное, что могу сказать, – это что все очень всерьез и очень надолго»[169], – сказал Ходорковский своему адвокату, выйдя от следователя. Но он даже не представлял тогда, насколько всерьез. Да и никто не представлял, включая Путина.
По словам бывшего сотрудника администрации, на то, чтобы убедить Путина расправиться с Ходорковским, ушло около трех месяцев. «Шаг за шагом президента втягивали, вливали ему в уши всякую информацию». После ареста Лебедева Путин Волошину еще говорил: "Да ерунда, все рассосется". К началу сентября он уже был готов поверить, что Ходорковский и компания по ночам едят грудных детей.
Одним из главных триггеров для Путина уже в те времена была тема связей с США. Эту карту и разыграли силовики. Повод дал сам Ходорковский. Буквально через неделю после ареста Лебедева, 11 июля, предприниматель поехал в Штаты, где был единственным российским участником ежегодной неформальной встречи элиты мирового бизнеса в Сан-Вэлли. Вскоре понятным путем на стол президенту легла записка о том, что предприниматель встречался с вице-президентом Диком Чейни и что-то им пообещал в обмен на давление на Россию с просьбой прекратить его преследование. Якобы Ходорковский был готов передать пакет нефтяной компании после объединения с «Сибнефтью», создать в России парламентскую республику и устроить одностороннее ядерное разоружение. Написать в записке можно было что угодно: переговоры проходили за закрытыми дверьми.
Неизвестно, поверил ли в это Путин, но достаточно было и самого факта встречи. «Втягивает иностранцев в наши внутренние разборки?» – передает слышавший возмущение Путина один из сотрудников администрации президента. Встреча Ходорковского с Чейни была посвящена поставкам нефти в США, но для дальнейшей судьбы ЮКОСа и Ходорковского это уже не имело значения. «Паранойя к тому времени уже возникла», – рассказывает человек, который тогда часто разговаривал с Путиным, пытаясь его переубедить.
Вдобавок Ходорковского в России прослушивали, а обсуждал он всякое. «Люди на третьем месяце уголовного дела могут обсуждать и борьбу с кровавым режимом, и вообще все, что угодно, – рассказывает близкий к Путину чиновник, безуспешно пытавшийся бороться с нарастанием кремлевской паранойи. «Если Путину регулярно приносят доклады, что, мол, Ходорковский обсуждает, какой президент нехороший и не поднять ли вооруженное восстание, – этого вполне достаточно, чтобы точка зрения изменилась. А ему такое приносили».
Юмашев пытался делать все, чтобы Ходорковского не арестовали, рассказывает знакомый с президентским советником предприниматель. Юмашев рассказал, что встречался с Путиным несколько раз и обсуждал ситуацию с Ходорковским. Путин каждый раз Юмашеву отвечал, что политика тут ни при чем, просто у Ходорковского проблемы с налогами. Сейчас нефтяник уладит эти проблемы – и от него, мол, отстанут. На одной из встреч Юмашев пытался уговорить Путина встретиться с Ходорковским. «Я не буду с ним встречаться. Если он окажется не виноват – прекрасно. Если нет – это его проблемы, – говорил Путин Юмашеву. – Суд разберется».
После того, как Юмашев услышал сакраментальное путинское «суд разберется», он понял, что уже никак не сможет помочь Ходорковскому.
Когда генпрокурор Владимир Устинов пришел к Путину и сказал, что Ходорковский завтра может получить пост сенатора[170], что гарантирует ему неприкосновенность, он дал отмашку на арест. Буквально за несколько месяцев Путин прошел путь от лояльного отношения к предпринимателю до жесткого противостояния ему. Ради его ареста он был готов рисковать инвестиционным климатом в стране.
Александр Волошин, в отличие от Юмашева, тогда возглавлял администрацию президента, и он Ходорковскому пообещал: без его ведома предпринимателя не арестуют. Но жестоко просчитался. Об аресте Ходорковского Волошин узнал из утренних газет. Для Волошина это оказалось слишком. Он уволился с поста главы АП, уступив место Дмитрию Медведеву, которого изначально брали в администрацию с прицелом на руководство этой структурой. Ни Юмашевы, ни Ельцин вступать в публичное противостояние с главой государства не стали.
«Дело ЮКОСа» повергло в шок представителей бизнеса и политические элиты. Лишь Сечин и его группа влияния («питерские силовики») праздновали успех. Блестяще разыгранной многоходовой комбинацией, постепенно изменив отношение Путина к Ходорковскому, они убили двух зайцев: получили крупнейшую нефтяную компанию и далеко отодвинули Семью, убрав ее главного представителя во власти – Волошина.
Годы спустя по такой же схеме будет организовано поглощение «Роснефтью» «Башнефти»[171]. Но к тому времени Россия уже стала другим государством. Одним из тех, кто осуществил это преобразование, был Игорь Сечин. Если для влияния на Ельцина был нужен Валентин Юмашев, то, чтобы влиять на Путина, идеальной кандидатурой оказался Сечин. Инструментом этого влияния были не уговоры, как в случае Ельцина, а прослушки, докладные записки и сбор информации. С этим Сечин справлялся блестяще.
С этого момента в руководстве администрации президента у семьи Ельцина не осталось друзей. Уйдя в отставку, Волошин съехал с госдачи, и ему оказалось негде селить свою большую семью. Он только начал строить собственный дом и не ожидал такой быстрой отставки. Ельцин предложил Волошину свою дачу, которую построил на гонорар от книги. «Там у мамы сад был, малину мы там разводили. Мы туда приезжали на субботу-воскресенье. Но мы там больше времени проводили, чем папа. Папа ему предложил у нас пожить», – рассказывает дочь Ельцина Татьяна. Волошин отказываться не стал и, пока не подыскал себе дом, жил у Ельциных. «Была такая история. Я с семьей там прожил два с половиной года», – подтверждает Волошин.
Даже после отставки, когда Волошин перебрался в кабинет председателя совета директоров РАО «ЕЭС» на «Юго-Западной», в его приемной постоянно толпились представители политического истеблишмента, а секретари то и дело передавали: «Сурков звонит, будете брать?» С Волошиным продолжали советоваться и Сурков, и Набиуллина, и Медведев.
Последним близким к Семье премьером был Михаил Касьянов. Но и он ушел в отставку вскоре после Волошина.
В отличие от остальных, Касьянов публично заступался за ЮКОС. У него был конфликт с гораздо более близкими Путину министром финансов Алексеем Кудриным и министром экономики Германом Грефом. «Они считали, что он неправильный премьер, – рассказывает Юмашев. – Мол, мы знаем, что нужно сделать, чтобы экономика росла на 10 % в год, а Касьянов нас тормозит». Путин предложил Касьянову возглавить Совет безопасности, но Касьянов решил, что эта должность утешительная и номинальная, и отказался.
В переговорах с Касьяновым принимал участие Юмашев, который вроде бы давно уже был далек от управления страной. Однако именно он уговаривал Касьянова согласиться на пост секретаря Совета безопасности. Касьянов отказался и попросился на прием к Путину. На встрече бывший премьер-министр изложил президенту свое видение будущего: он хотел стать председателем Евразийского банка, сделав его копией Европейского банка реконструкции и развития, только для пространства СНГ, для финансирования важных для России проектов в бывших советских республиках.
Путин согласился и подготовил указ, согласно которому нужно было влить в банк 500 миллионов долларов, которые бы в виде кредитов раздавались под разные проекты. Но на пути реализации этого проекта встал Кудрин[172], не исполнявший это распоряжение: в бюджете, мол, нет на это денег.
Через полгода Юмашев еще раз поговорил с Путиным, и тот твердо пообещал, что деньги на работу банка будут найдены, он будет создан в течение месяца. Но было уже поздно. По словам Юмашева, тогда Касьянов, увидев успехи Михаила Саакашвили в Грузии и Виктора Ющенко в Украине, сам решил вернуться в политику. Оставалось три года до конца второго срока Путина, и Касьянов рассчитывал хорошо подготовиться к избирательной кампании, чтобы стать следующим президентом.
Но у Путина были совершенно другие планы на эти выборы. Он тоже увидел успехи Саакашвили и Ющенко, и это произвело на него глубочайший эффект. «Первый Майдан он воспринял как первый прямой удар Запада, – рассказывает российский политтехнолог, помогавший во время предвыборной кампании Януковичу. – Обострено было это восприятие тем, что поражение было нанесено на "нашей земле". Украина считалась нашей». История с Грузией была похожей. Путин затаил глубокую обиду и, понимая, что происходит с соседними странами, не хотел пускать выборные процессы на самотек. Ему нужно было поставить президентом надежного человека, который точно не предаст. И Сечин рассчитывал, что ему удастся повлиять на президента и в этом вопросе.
Свободная несвобода
К тому времени у Игоря Сечина уже образовалась своя Семья, включающая и возможного кандидата в преемники. Спустя месяц после ареста Ходорковского два менеджера «Дела ЮКОСа» – Игорь Сечин и Владимир Устинов – породнились: Сечин выдал замуж свою дочку Ингу за сына Устинова Дмитрия. Два самых влиятельных силовика страны хорошо сдружились – оба были православными консерваторами, увлекались философией почвенников, не любили олигархов и не доверяли Западу. Однако большую битву за преемника Сечин проиграл. Разыгранной им многоходовке помешали другие друзья президента.