Однако, несмотря на все усилия Юмашевых, найти взаимопонимание не удалось из-за досадного случая, вызвавшего смертельную обиду Медведева. Незадолго до старта предвыборной кампании 2011 года президент собрал лидеров партий и произнес речь о том, что в партсписках ни в коем случае не должно быть людей с судимостью. Медведев пригрозил Жириновскому, заявив, что это касается лично его, а на Прохорова даже не посмотрел, поскольку был в нем уверен – он же идет от его политических соратников Юмашевых, к тому же Медведев считал «Правое дело» фактически своим проектом.
На следующий день Прохоров публично подтвердил включение в предвыборный список екатеринбургского политика Евгения Ройзмана. «Добрые люди» мгновенно сообщили Медведеву, что Ройзман в молодости отсидел за кражу. Медведев был неприятно удивлен.
Прохоров повел себя недальновидно, не обсудив с Медведевым до или после совещания судимость Ройзмана, которого собирался включить в предвыборный список. У него был шанс попробовать договориться с президентом. «Можно было вступить в содержательный спор, сказать, что ограничение людей с судимостью – это неоправданная дискриминация, или просто попросить Медведева сделать для Ройзмана исключение, – рассуждает бывший соратник Прохорова по «Правому делу». – Но Прохоров просто пропустил слова Медведева мимо ушей и чуть ли не на следующий день объявил, что с ним идет Ройзман».
Юмашевы в этой ситуации ничего не смогли поделать. Медведев был просто в бешенстве. По словам источника, знакомого с руководством администрации президента, Медведева и Суркова до сих пор колотит от одного упоминания Прохорова. «Когда Сурков потребовал срочно убрать Ройзмана из списка, предприниматель развел руками: "Послушайте, я публичный политик, Ройзман в списках, это всем известно, как я это объясню своему электорату?"» – передает он слова Михаила Прохорова[232].
В результате Прохоров остался без партии: ее у него довольно оперативно отобрали в сентябре 2011 года. Он, похоже, тогда так и не понял, почему ему не дали самому формировать список[233], а в том, что у него отобрали партию, обвинил Суркова, которого назвал «кукловодом»[234].
Тем не менее через несколько месяцев миллиардер вернулся в политику[235]. К тому времени все изменилось: Медведев, хотя и был президентом, уже не участвовал в формировании политической повестки, добровольно отказавшись принимать участие в выборах. Теперь Владимиру Путину нужен был легитимный либеральный оппонент на его третьих президентских выборах. Прохорова Путин знал давно. Как рассказывает известный политтехнолог, попросивший не называть его имени, еще в 1990-х бизнесмен пожертвовал значительную сумму на предвыборную кампанию Анатолия Собчака, которой руководил будущий президент России. Произошло это незадолго до выборов, когда все понимали, что шансы Собчака стремятся к нулю, и рисковать не хотели.
Путин тот поступок Прохорова запомнил и в конце 2011 года предложил ему пойти на президентские выборы. Он шел на третий срок, и ему нужен был достойный, но не опасный конкурент. Бизнесмену намекнули, что после выборов в зависимости от результатов кампании у него есть шансы «встроиться в систему», заняв пост мэра Москвы или получив портфель в кабинете министров. Юмашевых просили помочь с кампанией, но они участвовать не захотели. Только, по словам одного из сотрудников штаба Прохорова, ему посоветовали присмотреться к журналисту Антону Красовскому, который в итоге стал главой штаба. Сам Юмашев, впрочем, отрицает, что обсуждал это с Прохоровым.
К тому времени о Семье опять заговорили. Как когда-то Ходорковского, ее тоже заподозрили в заговоре: якобы она хотела помочь Дмитрию Медведеву остаться президентом еще на один срок. Как рассказывает источник, близкий к руководству администрации президента, еще за год до окончания срока Медведева такая возможность действительно сохранялась – и Путин размышлял о том, чтобы пойти тем же тандемом на второй срок, ничего не меняя. Как минимум на это рассчитывал и сам Медведев.
Однако затем начались волнения в Ливии, и в марте 2011 года Совет Безопасности ООН принял резолюцию, фактически развязавшую руки международной военной коалиции под руководством США. Россия от голосования по резолюции воздержалась, хотя и до, и после того всегда блокировала подобные инициативы, пользуясь правом вето. Президент Медведев заявил, что отказ от вето был «квалифицированным», поскольку резолюция в целом «отражала наше понимание происходящего».
Путин жестко возразил ему, публично назвав решение ООН ущербным и сравнив военную операцию в Ливии с «крестовыми походами»; президент ответил премьеру, что использовать подобную лексику недопустимо[236]. Это был фактически единственный, но самый масштабный конфликт Путина со своим другом. Фактически Медведев посягнул на понятия Путина о внешней политике России. В 2007 году Путин в своей знаменитой мюнхенской речи провозгласил, что Россия не приемлет однополярного мира и имеет свои геополитические интересы. Для него поддержка инициатив США была недопустима, а с президентом-демократом Бараком Обамой у них была острая взаимная неприязнь.
По словам человека, близкого к руководству АП, именно тогда Путин решил – оставлять Медведева президентом нельзя: есть риск, что тот не сумеет отстоять интересы России в противостоянии с Западом. Медведев воевать не стал – он сильно расстроился, но взял под козырек. Хоть и постарался публично виду не подавать. В сентябре 2011 года он с вымученной улыбкой объявил, что на следующие выборы пойдет Путин и что они об этом договорились с самого начала. Медведев воспринял «рокировку» очень болезненно. А в декабре, после выборов в Госдуму, в Москве и других городах начались крупнейшие в новом веке уличные акции протеста. Основными поводами к ним стала фальсификация результатов думских выборов и предстоящее возвращение Путина на президентский пост.
В декабре 2011 года саратовский губернатор Валерий Радаев праздновал победу. В вверенном ему регионе «Единая Россия» набрала на выборах в парламент 78 % голосов. Практически туркменский результат, что вызвало большое народное возмущение и обвинение в фальсификациях. Еще бы: только в одном Саратове наблюдатели насчитали около 300 экипажей, возивших по избирательным участкам людей, которые вбрасывали бюллетени. Как бы то ни было, Радаев считал себя победителем. В его кабинете зазвонил телефон, это был Вячеслав Володин – на тот момент вице-спикер и неформальный куратор родной ему Саратовской области: «Поздравляю вас, вы сделали очень большое дело. Вы стали препятствием на пути государственного переворота».
Технолог, рассказывающий эту историю, объясняет: Володин имеет в виду переворот, якобы задуманный Сурковым. В осеннюю кампанию 2011 года губернаторы начали получать странные команды из Кремля: Сурков вдруг начал говорить, что больше 40 % «Единой России» давать нельзя, оставшиеся голоса надо распределить между всеми оппозиционными партиями, в первую очередь между «Справедливой Россией» и ЛДПР. Другой технолог рассказывает, как работал на «Единую Россию» в Ульяновске и вдруг губернатор стал с ним «как-то странно разговаривать. Он стал говорить, что надо отдать мандаты ЛДПР и эсерам.
Аналогичные указания, по словам другого политтехнолога, получил от Суркова президент Мордовии Николай Меркушкин: «Звонит Сурков и говорит: "Зачем 70 % собираетесь давать «Единой России»? Нехорошо. Нужно не больше 40 %"». Меркушкин тогда Суркова не послушал: в тот момент рейтинг у партии был большой, и он не мог его занижать. Видимо, Сурков таким образом просто давал сигнал губернаторам убавить пыл и не так оголтело фальсифицировать результаты, чтобы предотвратить возможные протесты.
Но не все поняли сигналы Суркова. Масштабные фальсификации на выборах в Госдуму 2011 года спровоцировали самые большие с 1990-х массовые акции политического протеста в стране. После того, как Путину удалось подавить протесты и снова стать президентом, близкие ему члены команды стали рассказывать о страшном заговоре людей, близких к Юмашеву. По одной версии, автором теории заговора стал Вячеслав Володин, желающий ослабить Суркова, по другой – силовое крыло Кремля, давно мечтавшее отодвинуть от Путина Семью и всех, кто ее поддерживал. Но для теории заговора нужна была зацепка. И тут помог случай.
На первом многотысячном митинге 10 декабря на Болотной площади в числе первых выступал со сцены депутат от «Справедливой России» Илья Пономарев. К его куртке был приколот бейджик «Организатор», а соведущий митинга Владимир Рыжков представил его как депутата Государственной думы и одного из лидеров «Левого фронта».
Пономарев обратился к толпе словом «товарищи». В своей речи он говорил о политике и об инновациях. Депутат попросил всех, у кого есть с собой смартфон, записать на митинге видеоролик и выложить в интернет по возвращении домой (на акции глушили интернет), чтобы как можно больше людей узнали о протестах: «Они боятся, что правда о том, сколько здесь собралось людей, уйдет в Сеть».
За два дня этого, 8 декабря, Пономарев сидел в кабинете Владислава Суркова в администрации президента России на Старой площади в Москве. Именно Сурков в свое время отправил Пономарева помочь ему с развитием «Сколково» – главным инновационным проектом Медведева. И перед переходом в несистемные протесты Пономарев решил прийти к Суркову за благословением.
– Я обещал прийти, когда возникнет ситуация выбора между политикой и работой с вами, и пришел, – сказал Пономарев. – Можете сказать: «Не ходи на протест, сиди дома». Если вы так скажете, я выполню свое обещание не вмешиваться и сложу мандат.
Ранее Пономарев обещал, что не подставит Суркова и, пока работает в «Сколково», не сделает ничего такого, что могло бы ему навредить. А сейчас он даже был готов отказаться от участия в протестах и сдать депутатский мандат, оставшись лишь на работе в «Сколково». Но Сурков повел себя неожиданно.