— Да.
— Обстоятельства?
— Группа лиц стояла с плакатами. Нарушение общественного порядка.
— Уточните. Какие именно действия, по вашему мнению, нарушали порядок?
— Они… стояли с выражением… протеста. Это уже нарушение.
— Вы видели, как Красавин раздавал плакаты?
Сержант моргнул.
— Не раздавал. Но он стоял с группой.
— То есть вы не видели у него в руках никаких агитационных материалов?
— Ну… плакат вроде был.
Анна наклонилась к столу, подняла плёнку.
— Видеозапись с демонстрации, предоставленная следствию. Момент задержания. Вот Красавин — обратите внимание: руки опущены, ничего не держит. Подтверждаете, что это он?
— Похож… да.
— Значит, вы не можете утверждать, что он держал плакат.
— Ну… в толпе же все были…
— Уточните, сколько человек было на площади?
— Человек семь.
— Семь. Из которых вы помните, что именно Красавин что-то держал, но плёнка это опровергает.
— Я мог ошибиться…
— Вы под присягой, товарищ Яковлев. Ошибка — не основание для обвинения.
— Протестую, — раздался голос Соколова. — Адвокат оказывает давление на свидетеля.
Анна даже не повернулась.
— Я задаю вопросы, ваша честь. Напоминаю, статья 190-3 УК требует конкретных действий — призывов, агитации, отказа подчиняться.
Михаил поднял глаза. Сдержанно кивнул.
— Возражение отклонено. Продолжайте.
— Вы слышали, как Красавин что-либо выкрикивал?
— Нет. Он молчал.
— Вы лично слышали, чтобы кто-либо из группы призывал к свержению строя?
— Нет.
Анна сделала паузу. Обвела взглядом зал. Тишина, лишь скрип пера Соколова.
— Тогда поясните: на каком основании вы задержали человека, который не выкрикивал лозунгов, не держал плаката, не оказывал сопротивления?
— Он был среди них…
— Среди кого?
— Среди демонстрантов.
— А если бы он проходил мимо?
— Он стоял.
— Стоять на площади — это преступление?
Сержант замялся. На лбу — блестящий пот.
— В тех условиях…
— Спасибо, — резко прервала его Анна. — У меня больше нет вопросов.
Судья закрыл папку.
— Свидетель может быть свободен.
Яковлев ушёл быстро, почти спотыкаясь. Сзади зашептались — коротко, возбуждённо.
Анна сделала шаг назад, почувствовав дрожь в коленях.
«Он сломался. Не подкуп, не шантаж — вопросы. Просто вопросы. Всё, как в двухтысячных».
Но взгляд Орлова задержался на ней дольше обычного. В нём была тень — не симпатии. Подозрения. Или тревоги.
Соколов записывал что-то лихорадочно. Не смотрел на неё. Это было хуже.
«Теперь он будет искать. Он не проигрывает без боя».
Анна подняла глаза на Красавина. Тот слегка кивнул ей — не с благодарностью, а с уважением.
Она почувствовала, как лёгкость заполнила грудь, несмотря на душный воздух и сквозняк.
Зал Ярославского областного суда снова погрузился в напряжённую тишину. Запах старого лака, влажных пальто и мокрой фанеры впитался в стены. Лампы под потолком потрескивали, отбрасывая неровный свет на стол защиты. Анна стояла прямо, обе ладони покоились на расшатанной крышке стола. Перед ней — видеоплёнка в бумажном конверте, копия протокола задержания и отпечатанный на машинке лист с выдержкой из статьи 123 УПК РСФСР.
«Дышим. Всё как в 2005-м, только без ноутбука и кондиционера».
На скамье подсудимых Красавин сидел с выпрямленной спиной, лицо бледное, но спокойное. Весь его вид был вызовом — не гордыня, а убеждённая, простая стойкость.
— Уважаемый суд, — голос Анны прозвучал громче, чем она ожидала. — Защита ходатайствует о признании ареста гражданина Красавина незаконным в связи с нарушением установленной процедуры.
Публика в зале затаила дыхание.
Михаил Орлов поднял голову. Строгий костюм подчёркивал официальность, но его глаза… в них было то, что придавало Анне странную, осторожную уверенность.
— Продолжайте.
Анна взяла копию протокола.
— Согласно представленным материалам, задержание произошло двадцать пятого августа. Протокол составлен — двадцать седьмого. В деле отсутствует ордер, а согласно статье 123 УПК РСФСР, задержание без ордера допускается исключительно при наличии признаков преступления.
— Он находился в группе лиц, нарушающих порядок, — раздался резкий голос Соколова.
Анна не обернулась.
— Это мы уже обсудили. Плёнка, представленная в материалах дела, подтверждает, что гражданин Красавин не держал агитационных материалов, не выкрикивал лозунгов, не совершал действий, способных нарушить общественный порядок.
Она подняла конверт с видеозаписью.
— Суду уже продемонстрирована запись. Повторю: он стоял молча. Ни листовок, ни плакатов.
Скрип пера Соколова вновь прорезал тишину.
— Протестую. Адвокат манипулирует формулировками, подменяя правовую оценку субъективными интерпретациями.
— Товарищ судья, — спокойно сказала Анна. — Я лишь цитирую положения уголовно-процессуального кодекса. Призываю суд основываться на нормах действующего законодательства.
Михаил слегка постучал молотком по столу.
— Возражение отклонено. Защита, продолжайте.
Анна глубоко вдохнула.
— Дополнительно обращаю внимание суда: гражданин Красавин до задержания не имел судимости, характеризуется положительно, работает преподавателем. Его действия, даже при широкой трактовке, не представляют общественной опасности. Учитывая отсутствие состава преступления, прошу признать арест незаконным и освободить Красавина из-под стражи.
Соколов прищурился.
— Вы хотите, чтобы мы признали действия милиции ошибочными? Это подрывает доверие к правоохранительной системе.
— Я хочу, чтобы суд был справедлив. Даже в рамках той системы, которую эта система защищает.
Михаил на секунду задержал взгляд на ней. В его лице ничего не изменилось, но губы едва заметно дрогнули — может быть, от уважения, может, от понимания.
Анна сделала шаг вперёд.
— Товарищ судья, я прошу рассмотреть не только правовые, но и человеческие аспекты. Красавин не совершал насилия. Он не клеветал. Он лишь присутствовал среди тех, кто осмелился сказать — пусть молча — что думает иначе. Это не преступление. Это — совесть.
В зале повисла тишина. Кто-то в глубине кашлянул.
«Громко сказала. Слишком. Ну и пусть».
Анна положила руку на плёнку.
— Он не угроза. Он — пример.
Михаил кивнул.
— Суд удаляется для принятия решения по ходатайству.
Тишина в зале была невыносима.
Когда Михаил вернулся, голос его был по-прежнему спокоен.
— Ходатайство защиты удовлетворено. Арест признан нарушающим установленную процедуру. Меру пресечения изменить на подписку о невыезде.
За спиной Анны прошёл ропот. Соколов застыл, сжав блокнот.
Анна почувствовала, как тепло разливается в груди.
«Ещё не победа. Но шаг».
Она обернулась и встретила взгляд Красавина. Тот медленно кивнул. Без слов, но ясно: «Спасибо».
А потом её взгляд снова скользнул по Михаилу. Его лицо оставалось строгим, но в уголке губ — тень улыбки.
Зал Ярославского областного суда будто замер в ожидании. Пыльные лампы под потолком потрескивали, отбрасывая неяркий свет на натёртые до блеска скамьи, потёртые лакированные панели и суровые лица присутствующих. Запах лака и сырости, впитавшийся в стены со вчерашнего дождя, стелился под потолком, придавая моменту ощущение нерушимой тяжести, будто само здание следило за происходящим.
Анна стояла у стола защиты — руки сложены на обшарпанной деревянной поверхности, перед ней — протоколы, бумажный конверт с видеоплёнкой и тонкая папка с её пометками.
На скамье подсудимых Красавин тихо опустил голову, но лицо его было спокойно. Глаза — усталые, но ясные.
Михаил Орлов поднял руку и стукнул молотком по столу.
— Прошу тишины.
В зале стихли даже шёпоты.
— Суд выносит решение.
Анна почувствовала, как ладони вспотели.
«Давай, Михаил… Видел же, что у них ничего нет…».
Михаил медленно поднялся, раскрыв лежащую перед ним папку — аккуратно, как будто случайно, оставляя один из внутренних листов открытым. Его взгляд скользнул к Анне, задержался, и только потом он снова обратился к залу.
— Учитывая представленные доказательства, а также ходатайство стороны защиты об исключении доказательств, полученных с нарушением статьи 123 УПК РСФСР…
Анна сдержала дыхание.
— …суд признаёт действия, приведшие к задержанию гражданина Красавина, нарушающими установленную законом процедуру.
Шорох в зале.
— С учётом характера события, отсутствия призывов к насилию, мирного поведения подсудимого и отсутствия ранее судимостей…
Он посмотрел на Красавина.
— Суд признаёт гражданина Красавина невиновным и освобождает его из-под стражи.
Анна услышала, как кто-то за её спиной выдохнул с облегчением. Красавин повернул голову к ней и просто смотрел — взглядом, полным благодарности. Не словами, не жестом, а тишиной.
Соколов резко вскочил.
— Судья Орлов, я требую внести протест на место!
Михаил спокойно сложил руки.
— Ваш протест будет зафиксирован. Но вердикт оглашён.
Соколов сжал блокнот, перо скрипнуло между пальцами. Он бросил взгляд на Анну, в котором читалось: Я запомнил.
Анна собрала папки и, подойдя к Красавину, тихо сказала:
— Вас выпустят сегодня. Отдохните. Мы ещё обсудим, как всё оформить — с учётом резолюции и статьи.
— Спасибо, — его голос был хриплым. — Вы… спасли меня.
— Просто делаю свою работу.
«И хожу по краю, с каждым разом ближе к провалу».
Когда публика начала расходиться, Михаил задержал её взглядом. Положил ладонь на раскрытую папку, не закрывая её.
— Товарищ адвокат, — сказал он негромко. — Можете подойти?
Анна подошла ближе. Михаил отодвинул одну из страниц. Под ней лежал лист с пометками допроса свидетеля, не вошедший в дело.
— Вам, думаю, будет полезно. Материал пока не приобщён.