Первым, естественно, слово было предоставлено Марию Иустиниану самому молодому, и по возрасту и по стажу сотнику, получившему свою должность чуть более года назад. Марий Иустиниан был молод, отважен, горяч, недалек, но имел влиятельную и богатую родню, которая и выхлопотала ему высокое назначение. О его интеллектуальном уровне говорит тот факт, что Марий искренне был убежден, что стал сотником за счет своих выдающихся способностей.
– Мы должны немедленно выступить и отомстить за смерть Рейхстратега! – горячо заявил он, причем самым неприятным для окружающих было то, что он не лукавил – на самом деле хотел это сделать.
Сотники только крякнули, а Далмат чуть заметно поморщился. К счастью, больше дураков среди начсостава Гвардии не было. Титанов мысли тоже не наблюдалось, но и таких восторженных идиотов, готовых положить жизнь на алтарь отечества не за понюшку табаку, также не имелось. Были нормальные, битые жизнью профессионалы, прекрасно понимавшие, что сделают Архимаги Ортега с гвардией, если та, каким-то чудом пробьется в заклинательный зал. Отсутствие желания идти с пистолетом на танк не трусость, а трезвая оценка ситуации.
Мнения остальных центурионов плавно распределились в следующем спектре: Домн Вирилад предлагал немедленно трубить сигнал «Походное построение» и возвращаться в Паранг в казармы, а Лукий Магистриан – выждать пару склянок, на всякий случай – мало ли… с Архимагами никогда точно ничего неизвестно – вдруг да оживет, и только потом сматывать удочки, но не в казармы, а спрятаться в разных медвежьих углах, пока всё не устаканится. Остальные центурионы в своих коротких выступлениях лишь варьировали время, когда надо сниматься с якоря и куда бежать.
В заключительном выступлении генерал Лейб-гвардии Далмат Кенсорин подвел итоги совещания и вынес финальный вердикт: Гвардия ждет полторы склянки и, если никаких событий, кардинально меняющих ситуацию на театре военных действий, не происходит, уходит на конспиративные квартиры. Термин он применил другой, но сути это не меняло – надо спрятаться до прояснения обстановки. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Начсостав легиона внутренней стражи во время своего совещания пришел к аналогичным выводам, после чего незамедлительно начался процесс отвода войск из внутренних помещений загородного дворца члена Капитула Высокого Престола Епископа Ортега-ар-Фарана. Через некоторое – весьма непродолжительное время непрошенных гостей во дворце не осталось.
Последнее, что запомнил Денис была ярчайшая вспышка, а затем начался ад. Его, как пушинку, как осенний листок ураганом, приподняло, потащило, закрутило, шваркнуло обо что-то головой, еще немного протащило уже бесчувственного и бросило. Когда старший помощник пришел в себя, то даже не сразу вспомнил кто он, где он и зачем. Болело все, а про голову можно и не говорить. С ней вообще творились странные вещи – она болела, как будто по ней долго били, ощущалась, как набитая ватой и гудела, как колокол. И все это одновременно!
Открывать глаза старший помощник не спешил. Он опасался, что увиденная картина его не обрадует. Однако, и лежать с закрытыми глазами смысла не было – может какой враг подползает, или еще какая опасность грозит, а ты прохлаждаешься, крепко зажмурившись. Глазки пришлось открыть. Ну, что можно сказать? – предчувствия его не обманули. Увиденная картина не обрадовала.
Если к положению, в которое попал Денис, можно применить понятие «повезло», то можно сказать, что ему повезло, но, честно говоря, сказать такое язык не поворачивается. Он скрючившись лежал в какой-то микроскопической пещерке, а точнее говоря – норке, чудом образовавшейся в завале из битого камня, расщепленного дерева и обломков каких-то вещей, изуродованных до такой степени, что предположить о их первоначальном назначении не было ни малейшей возможности. Но, живой – значит повезло.
Какое-то время старший помощник пролежал неподвижно – привыкал к тому, что попал в задницу, осознавал свое положение в этом мире и грустил о себе – таком юном, подающем надежды, его девушки любили – он был длинноногим и политически грамотным, ему бы еще жить да жить… Однако опыт, появившийся за время общения с таким человеком, как командор, не пропьешь – как ни крути, а закалился Денис за последнее время, как физически, так и в морально-волевом аспекте, поэтому вселенской скорби предавался недолго – секунд пять, после чего перешел к конструктивным действиям.
Всякий травмированный человек, потерявший сознание, после того, как снова в него приходит, начинает заниматься самотестированием, чтобы выявить степень повреждения организма и остаточной работоспособности. А то можно настроить всяких гениальных и далекоидущих планов, а потом выяснится, что у тебя ноги не ходят, руки не поднимаются, и вообще ты не можешь пошевелиться. Поэтому, всякий здравомыслящий человек, к коим старший помощник несомненно принадлежал, сначала выясняет для себя, что он может, а уже потом начинает строить планы.
Для начала из позы эмбриона, лежащего на боку, Денис повернулся на спину, попутно отметив, что позвоночник у него не перебит – руки и ноги ощущаются и маневр поворота провести удалось. Потом он мысленно стукнул себя по лбу и обозвал балбесом – если бы, не дай Бог, был сломан позвоночник, он бы не чувствовал боли во всем теле, а уж ее-то он ощущал очень хорошо. Еще он ощутил наличие под спиной инородных предметов – хотелось надеяться, что это мешок со «Светлячками» и «Истребитель Сути», а не просто камни, но что бы это ни было, лежать на спине было очень неудобно.
Поэтому Денис снова перевернулся на бок и продолжил самотестирование: начал двигать руками и ногами, шевелить пальцами, морщить лоб, напрягать пресс – короче говоря, проверять те подсистемы, которые можно было проверить. Во время этого процесса он столкнулся с непредвиденными трудностями, а именно невозможностью надлежащим образом проверить целостность ребер. Дело было в том, что размеры «норки» не позволяли сделать это ладонями – на обеих руках были пристегнуты дыроколы и согнуть их из-за тесноты не было никакой возможности. Вследствие этого было невозможно просунуть ладони к груди, чтобы проверить ребра. Пришлось ограничиться нажатием локтями там, куда можно было достать. Ну, что сказать? Результаты тестирования показали, что пациент скорее жив, чем мертв и что он в определенной степени годен к труду и обороне, а то, что все болит – наплевать.
«До свадьбы заживет!» – утешил внутренний голос.
«Если выберемся – женюсь!» – сгоряча пообещал Денис.
«Да ты что?… – испугался голос. – Это же просто выражение такое…»
«Щучу» – ухмыльнулся Денис.
«Ну и шуточки у вас боцман! Так и заикой можно стать!» – попенял голос, но старший помощник уже не отозвался. Внутренний паршивец свое дело сделал – настроение поднял, нужно было приниматься за работу. Для начала определить конкретные размеры жопы, в которую он попал и есть ли возможность из нее выбраться самостоятельно, и параллельно связаться с любимым руководителем – может он поможет выбраться, а может, наоборот – командору нужна срочная помощь – значит придется откапываться в два раза быстрее.
– Шэф! – хрипло выговорил Денис. – Ответь. – Он подождал несколько секунд и повторил: – Шэф! Отзовись! – Ответом была тишина.
В принципе, никакой неожиданностью для старшего помощника это не стало. Денис знал, что ответа не будет. Просто это знание он выгнал из сознания и загнал поглубже в подсознание, откуда не спешил доставать, но рано, или поздно, оно должно было вернуться. И вернулось. Если бы командор мог, он бы сам уже давно вызвал старшего помощника – это раз, а два – в наушниках была мертвая тишина, какой никогда не бывает при активированной шкире. Так что Денис знал, что ответа не будет.
«Ладно, – подумал он, – будем надеяться на собственные силы. Как северокорейцы».
«И это правильно!» – похвалил его внутренний голос.
Тщательный осмотр «норки», путем переворачивания с боку на бок, на спину, а потом и на живот – больше никаких «степеней свободы» у старшего помощника не было, показал, что он мягко говоря – в склепе, а если называть вещи своими именами – замурован! И тут Денису стало страшно. Кроме страха, Денис внезапно осознал, что даже отдаленно не представляет, сколько времени прошло с тех пор, когда он в предпоследний раз испугался, увидев руки Рейхстратега, наливающиеся нездешней тьмой. Это открытие ему – обладавшему прекрасным чувством времени, настроения также не улучшило.
Но, временной интервал – черт-то с ним! Пусть это будет последним горем. А вот быть замурованным заживо… Видимо, недаром владельцы замков в средние века своих лютых врагов, которых по-настоящему ненавидели – любовников своих жен, самих неверных жен, наставивших им рога и прочую публику, к которой имели личный негативный интерес, именно что – замуровывали, а не скажем – вешали, или же отрубали понемногу все конечности, или сжигали на кострах… хотя, скажем прямо, и этого хватало, но замуровывали чаще.
Старший помощник задергался, как уж на сковородке. Сначала он сделал самое сильное движение, которое мог позволить себе, исходя из размеров «склепа» и своего положения в нем – нанес сдвоенный удар ногами, в безумной надежде, что откроет этим дверь, или хотя бы окно, а на худой конец – форточку, ведущую к свободе. Ну-у… что тут можно сказать. Вы когда-нибудь били изо всех сил ногами в каменную стену? Если били – представляете ощущения, а если нет, то поверьте – ощущения неприятные.
Больше, если смотреть правде в глаза, старший помощник и сделать-то ничего не мог. Руки прижаты к бокам, с каждой стороны не более пяти сантиметров свободного пространства, над головой тоже сантиметров пять, в лучшем случае – десять, за головой – двадцать. Остается, или бить головой, как тараном, причем, наверняка, с тем же успехом, как ногами – что-то подсказывало Денису, что голова будет болеть не меньше, чем ноги, а результат будет тот же самый, или же как-то просунуть руки над собой и попытаться копать.