Этому обстоятельству командор был чрезвычайно рад – какая-никакая, а гарантия, что в его нумер ночью никто не полезет. Конечно же, будь он даже главным «ботаником» всей гостиницы и то вряд ли, что кто-нибудь потревожил его чуткий ботанический сон – заведение все-таки приличное, но береженого Бог бережет.
Отужинав, Шэф строго предупредил трактирщика, что направляется отдыхать и намерен мирно поспать до самого утра и чтобы никакого шума! Ни-ни! Еще он доверительно поведал бледному отельеру, что сильно устал махать шпагой и от убийств, и что если помешать его заслуженному отдыху, он будет сердиться, а что он делает когда рассердится, трактирщик уже знает. Высказавшись подобным образом, командор под аккомпанемент тишины, установившейся в обеденном зале, величественно проследовал в свой номер.
«Есть новости?» – поинтересовался командор, разваливаясь в кровати, причем опять-таки в одежде и обуви. А что поделаешь? – с волками жить, по волчьи выть. Выходить из имиджа нельзя, это, знаете ли, чревато.
«Нет, – отозвался „тельник“, – все, как под копирку: благородные попадают в зону с помощью сигнумов, „пропусков“ и пригласительных писем, причем носителей сигнумов контролируют так же строго, как и обладателей пригласительных писем – без сопровождающих в зону не попадешь, впрочем и с поставщиками та же картина – без пригляда никто по Ручейкам перемещаться не может».
«Кто бы сомневался, – досадливо проворчал Шэф. Хотя, с другой стороны а на что ему было пенять? Его никто не звал. А приперся незваным – пищи, да лезь, никто не обещал, что будет легко. – Киса, мы чужие на этом празднике жизни, – посетовал он „тельнику“. Тот видимо был согласен, потому что промолчал. – Ладно, подремлю пару часиков, – решил главком, – пока совсем не стемнеет».
Проснулся командор, как Штирлиц, ровно тогда, когда наметил, а это наводит на определенные мысли – не исключено, что одну разведшколу заканчивали. А может, даже в одном полку служили. Иди знай. Главком неторопливо протер глаза, потом так же неторопливо разделся и остался в чем мать родила – в шкире. Бесшумно открыл окно, выбрался наружу, повис на пальцах левой руки, прикрыл одну из оконных створок правой, сменил руки и закрыл окно. Теперь оно выглядело полностью закрытым, но специально обученным людям снова открыть его труда не составит. Убедившись, что все сделано надлежащим образом, Шэф мягко спрыгнул на землю.
На улице было заметно прохладнее, чем днем и вследствие этого интенсивность ароматов истинного, а не воспетого в бесчисленных рыцарских романах, городского средневековья была пожиже, но тоже хватало – не альпийский лужок, знаете ли. Командор даже пару мгновений раздумывал, на не натянуть ли капюшон, но «синдром Матроскина» взял вверх – решил экономить ресурс фильтров – мало ли, когда по-настоящему потребуется, а они забиты. Нехорошо может получиться.
Природа и парангские власти были на стороне Шэфа. Со стороны природы это были плотные облака, а со стороны властей – уличное освещение, отсутствующее, как класс. В итоге – не видно ни зги! Можно пройти на расстоянии полуметра от человека и он тебя не заметит… если, конечно же, не шуметь. Это в обычной одежде, что уж говорить про шкиру, черную, как изначальная Тьма! Лучших условий для проведения противоправных действий не придумаешь. Конечно, если бы приспичило, то все можно было бы проделать и в солнечный полдень, но, ночью проще. Папа может, но бык – лучше.
Командор вышел в кадат, постоял пару секунд, давая глазам привыкнуть к кромешной тьме, пока не стал отчетливо видеть окружающую обстановку. Она, честно говоря, нагоняла тоску: уличный пес, тощий, как скелет, подбирался к трем крысам, которые так увлеклись дележом какого-то дерьма, вытащенного из сточной канавы, что никак не реагировали на приближающуюся угрозу. На кого охотился пес – на крыс, или их добычу, было непонятно, но зрелище, по-любому, было невеселым. Не добавлял оптимизма картине и облезлый кот, хищно наблюдавший за этой мизансценой с противоположной стороны улицы.
«Жизнь – это все формы спряжения глагола „есть“… я ем, меня едят, ну и так далее» – припомнил главком чеканную формулу, после чего выкинул посторонние мысли из головы и приступил к делу.
Стартовал он резко и мощно, как истребитель с палубы авианосца и сразу же перешел в режим бега силы – голова в процессе не участвует, тело само знает, как поставить ногу, чтобы ее не сломать, не растянуть и не вляпаться куда не следует. А возможностей для этого, к сожалению, было предостаточно. Надо честно сказать, что если бы у командор был выбор где бежать – по типовой улице типового средневекового города, или же по МКАДу, он бы выбрал МКАД. Но, родителей не выбирают – пришлось бежать там, где партия приказала.
Ручейки сияли в ночи, как круизный лайнер на рейде какого-нибудь богом забытого тропического острова, не имеющего источников электроэнергии в целом и электрического освещения в частности, где местное население, в количестве трех человек, живет собирательством и подсечно-огневым земледелием. На расстоянии пятидесяти метров от КПП – там, где отблески его ярких фонарей начинали немного рассеивать ночную мглу, главком остановился. Он натянул капюшон, активировал шкиру и перевел ее в режим невидимости.
Оставшийся отрезок пути командор преодолел медленно и печально – хоть какая-то гарантия, что не сработает хотя бы акустический датчик (если он, конечно же, на КПП был). Шэф всегда надеялся на лучшее, но готовился к худшему, и этот жизненный принцип никогда его не подводил.
До блокпоста остается десять метров – защитное плетение не активировано… девять метров – полет нормальный… восемь… семь… шесть… пять… командор остановился, чтобы перевести дух – наступал момент истины. «Тельник» собрал небольшую статистику, из которой следовало, что при приближении человека к КПП на расстояние от десяти до пяти метров, возникает «завеса». На десяти метрах она может появится, а может нет, а на пяти метрах возникает всегда.
Маленький шажок вперед – «завесы» нет, два стражника, прислонившиеся к столбам по обеим сторонам прохода, продолжают спать с открытыми глазами и забралами. «Совсем наглость потеряли, – констатирует главком. – Оно и к лучшему». Следующий шажок – нет «завесы», еще шажок – нет… последний шажок перед мысленной чертой над которой возникает «завеса» – плетение спит. Острожный шаг через черту – полет нормальный! Шэф оказывается внутри охраняемого периметра!
Сказать, что наступило ликование – будет перебор, но радость командора охватила. Если бы не получилось скрытно проникнуть в Ручейки, вариант со слежкой непосредственно за дворцом Епископа Ортега-ар-Фарана отпадал, пришлось бы следить за блокпостами, а это не совсем айс. Дело в том, что даже обнаружение кареты Епископа, проезжающей через КПП в сопровождении многочисленной охраны, не давало полной гарантии, что он едет к себе во дворец. Возможны варианты. Вероятность такого события невелика, но она есть.
И, к сожалению, из-за таких вот маловероятных накладок, рушатся даже самые тщательно разработанные планы. Вспомним, хотя бы, Великую Армаду – не умри так невовремя Альваро де Базан, маркиз Санта-Крус, не начнись шторма, которых в это время года не должно было быть, и глядишь не было бы США в современном виде, а была бы Мексика от Аляски и до Юкатана, или еще какая шняга, но хуже точно бы не было. Камикадзе опять же, да два раза подряд… может и Японии не было бы – ездили бы теперь не на Тойотах, Ниссанах и Судзуки, а на маленьких мохнатых лошадках. Однако, история не знает сослагательного наклонения. Как справедливо отметил Игорь Губерман:
Моей бы ангельской державушке –
два чистых ангельских крыла;
но если был бы хуй у бабушки,
она бы дедушкой была.
Командор, планируя операции никогда не забывал ни про Великую Армаду, ни про Камикадзе, ни про бабушку с дедушкой. Но, на сей раз, повезло – вероятности не бунтовали. А то бывает бросаешь монету с двумя орлами, а она на ребро становится!
Уходил от блокпоста Шэф немного быстрее, чем подходил, но не сильно – не наглел. Затем ускорился и дворец Ортега обошел вполне споро – чтобы не затягивать процесс. В режиме невидимости «шкира» съедала батарею вполне себе быстро, а надо было еще уходить. Внезапная материализация «черного дьявола», неспешно шествующего через КПП, могла вредно сказаться на психологическим состоянии персонала блокпоста, а командор был ярым противником ненужных жертв. Если нужно для дела, так хоть голову оторви голыми руками (если сил хватит), а если не нужно – зачем пугать невинных людей? Солдатики честно выполняют свой долг, и тут – на тебе!
Во время рекогносцировки, командору встретились три патруля по шесть человек в каждом – похоже, что сожженная галера мимо внимания властей Высокого Престола не прошла. «Хотя… – подумал Шэф, – а может у них тут всегда так. Кто его знает…». Дворец Епископа особого впечатления на главкома не произвел – видали и получше – обычный трехэтажный дворец, а вот дворцовый парк – другое дело!
Начать хотя бы с того, что парк этот занимал целый квартал – никаких соседей вплотную граничащих с ним не было! И это с учетом того, что стоимость земли в Ручейках была дороже, чем на Рублевке! «Живут же люди…» – позавидовал командор. Защита парка была организована на должном уровне – охранное плетение, сопряженное с оградой, было не в пример мощнее того, которое прикрывало по периметру Ручейки – на первый взгляд четыре-пять тысяч по шкале Эвальда, а может и побольше…
Оптимист в душе Шэфа уверенно утверждал, что шкира выдержит, на что реалист резонно замечал, что может и не выдержать, а пессимист молчал, потому что его не было. Смущало другое – вся территория парка, от ограды и до стен дворца была густо «заминирована» разнообразными защитными плетениями уже совершенно неприличной мощности – десять-двенадцать тысяч единиц. Попадание в такой «капкан» это, как пописать в трансформатор – выжить можно, но шансов немного. Обойдя владения Ортега, командор поинтересовался у «тельника»: