Ходок - 8 — страница 74 из 122

Однако, боль – болью, но способности соображать старший помощник не утратил, даже скорее – наоборот. В такие мгновения креативность резко возрастает – организм ищет пути к спасению, а для этого нужна хорошо работающая голова. За очень короткий промежуток времени старший помощник осознал, что его признание, сделанное сразу же после начала допроса, никакой цены, в глазах экзекуторов, иметь не будет – уж больно быстро пленник заговорил – следовательно обманывает, и пытка будет продолжена.

Так что, от чего ушли к тому и пришли – придется терпеть, молчать и сдаться, как можно позже, чтобы дознаватели пришли к выводу, что признание истинное, и что добыто оно не хитростью преступника, пытающегося ввести их в заблуждение, а их героическими усилиями, позволившими сломить сопротивление допрашиваемого. Только в этом случае можно будет рассчитывать на прекращение истязания.

На все следующие вопросы старший помощник решил отвечать сразу и честно – вдруг кто-то из следователей умеет видеть ложь, так что не надо будить лихо. Все равно имя они уже будут знать, а все остальное ерунда. Да и с именем тоже – бабушка надвое сказала – может будет какой вред от того, что он расколется, а может и нет.

Не исключено, что все эти соображения насчет истинного имени к землянам не относятся, а только к местным. Вот такими примерно рассуждениями старший помощник себя и утешал. Короче говоря, Денис решил, что досчитает до тысячи, и только потом откроет рот для чистосердечного признания. А так-то рот у него вообще не закрывался – он выл – так было немного легче переносить боль.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!

… раз… два… три… пятьдесят семь… не могу больше… восемьдесят пять… надо терпеть…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!

… они взялись за указательный… Боже! как больно… надо терпеть… с-у-у-к-к-и-и-и… как больно…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!

…сто десять… сто тридцать семь…все!.. хватит!!!.. сто девяносто девять… надо терпеть…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!

… они рвут ногти… я больше не могу… двести семь… надо терпеть… они перешли на руки… гады…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!

… пятьсот семь… пятьсот восемь… пятьсот восемь… пятьсот восемь… я сбился!!.. я сбился!..

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!

… сколько осталось?!.. я не помню!.. надо терпеть… надо терпеть… надо терпеть… больше не могу…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!

Внезапно ситуация изменилась. Сначала боль резко усилилась, а ее эпицентр сместился от истерзанных конечностей ближе к геометрическому центру тела, а затем старший помощник уловил запах горелого мяса. В следующее мгновение он понял, что это его мясо – мучители от иголок и клещей перешли к жаровне. На этом терпение Дениса лопнуло вместе с кожей на животе – уж больно больно было, пардон за тавтологию. И винить и презирать его за это не стоит, по крайней мере тем, кто не испытал подобных ощущений.

Кто испытал и не сломался – пожалуйста, а остальным не стоит. А такие люди, которых не сломать, есть. Немного, но есть. Денис в это число не входил. Правда, повторимся, неизвестно, как бы он повел себя, если бы от его молчания зависела судьба любимой девушки, матери, сына, дочери, или еще какого-нибудь близкого человека – может быть тоже проявил чудеса стойкости. Неизвестно. А вообще-то слаб человек и велики беси. И это относится не только к искушениям, но и наоборот.

Старший помощник неожиданно вспомнил вечно живого Ильича, и крайне удивился тому, какая хрень приходит в голову в такой, совершенно неподходящий для этого, момент. Но вспомнил он его совершенно не случайно, а потому, что в подсознании Дениса всплыли пророческие ленинские слова о том, что вчера было рано, а завтра будет поздно. И эти слова однозначно характеризовали пиковое положение, в котором оказался старший помощник – пора было переходить к чистосердечному признанию и сотрудничеству со следствием в максимальной степени, а то как бы не было поздно…

Под «поздно» старший помощник понимал отнюдь не смерть, прихода которой искренне желал. Откуда-то он знал – неизвестно откуда, но наверняка, что пока на его шее висит проклятый кулон, надетый Ортегом, он будет жить… если так можно назвать состояние в котором он сейчас находился. Так что, под «поздно» он имел в виду отсутствие взаимопонимания со следствием и продолжение никому ненужных пыток. Зачем, если клиент созрел? Надо только, чтобы это поняли и палачи – вот в чем сверхзадача! А выйти живым из этой заварухи старший помощник не надеялся – сам был каким-никаким, а профессионалом, и все прекрасно понимал.

Для того, чтобы исполнить задуманное, Денис прекратил выть и только по инерции продолжал всхлипывать, пуская пузыри из носа и рта, и уже начал шевелить языком, чтобы членораздельно донести требуемую информацию до экзекуторов, когда внезапно выяснилось, что в его желудке еще кое-что осталось, хотя за секунду до этого казалось, что он пуст, как кошелек старушки за неделю до пенсии.

И вместо того, чтобы ответить на вопрос об истинном имени, Денис начал блевать желчью. А так как он лежал на спине, то стал захлебываться. В первое мгновение сработал инстинкт самосохранения и старший помощник попытался задрать голову, чтобы не задохнуться, но уже в следующее он сообразил, что появился шанс уйти от мучений – а вдруг кулон на такое не рассчитан и не сработает! Поэтому он запрокинул голову обратно. Кто бы что ни говорил, а такое действие, кажущееся проявлением слабости, требует изрядного мужества.

Однако, и палачи были не лыком шиты и отреагировали на ситуацию адекватно. Они сноровисто отстегнули ручные зажимы и перевернули старшего помощника на бок. Денис попытался было вцепиться в одного из них, но без особого успеха. Во-первых – он был достаточно измучен и, соответственно, обессилел от допроса; во-вторых – руки у него затекли и практически не работали; в-третьих – его ноги оставались прикованными и это снижало его способность к сопротивлению процентов на семьдесят, если не больше; и в четвертых – палачей было трое и были они здоровыми, тяжелыми мужиками, а когда ты зафиксирован и не можешь использовать свою быстроту и резкость, размер и количество противников имеет значение. Таким образом, захлебнуться в собственной желчи старшему помощнику не дали.

Как только рвота прекратилась, его снова опрокинули на спину, вывернули руки за голову, приковали запястья, и мучители опять взялись за жаровню. Денис напрасно пытался, кашляя, давясь и задыхаясь, сообщить им, что его зовут Денис Ольшанский. Ему вдруг показалось, что дознавателей на самом деле ничего не интересует, что им плевать, как его зовут, и плевать на все остальное, что он может им сообщить, и что они будут мучить его до скончания времен.

«Я в Аду! – пришла страшная догадка. – Меня убили и я в Аду! Я уже мертв!!! Только я этого сразу не понял! Меня будут мучить вечность! – ужас охватил Дениса от этого прозрения, а воспаленный мозг услужливо подливал масло в огонь, подбрасывая новые доводы в пользу этой страшной гипотезы: – Меня убила еще та толстая змея, а я этого не понял! Все, что было потом – бред умирающего мозга! А пытки – это вечная явь! Пиздец!!! В Вальхаллу не попал, потому что был без оружия и убили не в бою, а кроме, как в Ад, куда меня девать? Не в Рай же… Вот я попал!!! – мысленно возопил Денис, – а мог бы… – перед глазами старшего помощника стали прокручиваться в режиме ускоренной перемотки картинки победоносных битв, в которых он участвовал вместе с любым руководителем и эпизоды „сладкой жизни“ в благословенном Бакаре. Денису стало жалко себя до слез. – Не надо было соваться в этот сраный Паранг! Не надо…»

Неизвестно сколько времени могла бы продолжаться эта паника, если бы ситуация в пыточном застенке снова не изменилась. Душераздирающие, в прямом и переносном смысле этого слова, размышления старшего помощника о своей загубленной в расцвете сил жизни, прервались струей теплой жидкости красного цвета, хлынувшей ему на лицо и мгновенно залившей нос, рот и глаза. Металлический привкус и характерный запах, хорошо знакомые Денису, не оставляли никаких сомнений в том, что его поливают кровью.

«Это, что еще за хрень!?!» – удивленно подумал он, поднимая голову и пытаясь разомкнуть слипшиеся веки, чтобы рассмотреть что же, черт побери, происходит!

А происходило следующее: какие-то люди в одинаковой серой униформе – явно какие-то силовики, рубили в капусту мучителей старшего помощника. Одному из дознавателей лихо смахнули голову с плеч и его кровь, фонтаном хлынувшая из перерубленной шеи, и оросила лицо Дениса. Увиденная картина обрадовала его до чрезвычайности, правда мелькнула трезвая мысль, что можно попасть из огня да в полымя, но старший помощник усилием воли ее отогнал, решив считать, что теперь все будет хорошо.

Покончив с палачами, «серые освободители» ловко расковали его, показав в этом деле значительную сноровку, подняли с пыточного ложа и завернули в какой-то кусок ткани, типа простыни. Один из освободителей поднес к лицу Дениса кубок с какой-то неприятно пахнущей жидкостью и прежде чем старший помощник принял решение – пить, не пить, брыкаться, постараться выбить кубок из рук подносчика, или произвести еще какое действие, ловко разжал его губы, слегка надавив на нужные точки, расположенные на нижней челюсти, и влил в рот Дениса содержимое сосуда – примерно так дают лекарство котам, собакам и прочим животным, не соображающим, что это делается для их же пользы. Последнее, что запомнил старший помощник, прежде чем окончательно впасть в забытье, было то, что его куда-то несут, перекинув через плечо.