И все же, главное соображение по которому Ортег отказался от магической защиты вокруг своего загородного дворца, было другим. Дворец совершенно не был рассчитан на такое количество «гостей», которое скопилось в нем на время проведения «Цветка Жизни». Теснота и скученность в нем стали напоминать, если даже не превышать, таковые в питерских «Крестах», где заключенные сидят на головах друг у друга, и если инициировать магическую защиту, то все многочисленные обитатели дворца окажутся действительно запертыми в нем, как в тюрьме, а так у них сохранялась возможность проводить как можно больше времени на свежем воздухе, чем народ и пользовался.
По гамбургскому счету, и городской и загородный дворцы Ортега для войны не были предназначены. Они не были каноническими замками со стенами, рвами, и прочей фортификационной ботвой, предназначенной для защиты от врага, это были хоромы для комфортного проживания, чуть лучше Зимнего дворца, но поскромнее тех, что на Рублевском шоссе. Если бы у Ортега был настоящий замок, он бы именно там и устроился для проведения «Цветка Жизни», но чего не было, того не было. Выбор же загородного дворца определялся тем обстоятельством, что заклинательный зал городского дворца был доступен Кирсану. Когда он создавался, Ортег был верным вассалом Рейхстратега, а заклинательный зал загородного замка был создан, когда он вышел из под власти прежнего сеньора и попасть туда Кирсану будет так же трудно (или вовсе невозможно), как и всем прочим. По крайней мере Ортег на это сильно рассчитывал. А в том, что бывший сеньор посетит его с визитом, когда он будет в «интересном положении», Ортег не сомневался.
С другой стороны, сказать, что план обороны загородного дворца Епископа Ортега совсем не предусматривал хотя и маловероятную, но теоретически возможную атаку бездарных было нельзя. Предусматривалось, что в случае такого форс-мажора его парируют многочисленные младшие вассалы Ортега. Они вместе со своими бойцами должны были отразить любую немагическую атаку. Теоретически. Однако, теория – теорией, а жизнь – жизнью. Люди и маги расслабились за время многодневного ничегонеделанья, и массированной атаки бездарных никто не ждал.
На Сете поляков не было, прецедентов чтобы переть кавалерией на танки, соответственно – тоже, а если перейти к местным реалиям, то бездарные гораздо слабее польской кавалерии, а Архимаг гораздо сильнее, чем немецкие танки. Вот и не ждали. Патрульная служба велась спустя рукава и вот результат – под стенами дворца вдруг, как ячмень на глазу, выросла двухтысячная армия араэлитов, готовых рубить, колоть, жечь, рвать зубами и ногтями ненавистных магов и их лакеев.
Однако, Епископ Ортег не был так наивен, чтобы полностью довериться кому-либо в таком важном деле, как защита своего загородного дворца, да еще в такой критический момент, когда он сам лично не может в этой защите участвовать. Пока его верные абреки и кунаки очухивались от спячки, продирали заплывшие жиром глазки и спихивали на пол служанок, поварих, молочниц и прочий женский контингент, скрашивающий их боевые будни, а теперь запутавшийся в своих нижних юбках и мешающий быстро – по тревоге, одеться, сработала автоматическая защита.
Дворец Ортега, если взглянуть на него сверху, с высоты птичьего полета, представлял собой квадрат, в центре которого возвышалась башня, сильно смахивающая на Петропавловский собор в Санкт-Петербурге. Башня была такой же узкой и высокой. Так вот… на вершине ее шпиля вспыхнула серебряная звезда, которая моментально выбросила серебряный же луч, коснувшийся земли рядом с полуночно-закатным углом дворца, после чего луч стал быстро вращаться, образуя тусклый серебряный конус какого-то серовато-гнилостного оттенка. Цвет этот порождал у людей, видящих его, очень, очень, очень неприятное ощущение. Казалось, что гниль срывается с бешено вращающегося конуса и вливается в глаза смотрящих. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, конус начал расширяться, неотвратимо надвигаясь на араэлитов, окруживших дворец.
Ужас сковал толпу, вольготно расположившуюся вокруг загородного дворца Епископа Ортега. Никакой ошибки в термине нет. При виде серебряного конуса армия, готовая идти на смерть и выполнять любые – даже самые самоубийственные, приказы своих командиров, превратилась в до смерти испуганное стадо, которое не бросилось врассыпную лишь из-за того, что ноги их подкосились и стали ватными. «Серый свет» был страшной сказкой… точнее говоря страшной былью, известной всем в Высоком Престоле.
Это было идеальное генетическое, или расовое, или биологическое – трудно дать точное определение, оружие. На людей с даром «Серый свет» не действовал никак – от слова «вообще», а с костей бездарных, которых касалось это плетение, слазила плоть… причем медленно и мучительно. Спасения от него не было, только убежать, да вот загвоздка – по лесу средней дремучести не очень-то набегаешься – скорее ноги переломаешь, а для серебряного луча деревья, да и другая живая материя, преградой не были – плетение проходило сквозь древесину не рассеиваясь, без потери мощности. Косная материя – камень, земля и все такое прочее, экранировали «Серый свет», но пока будешь в землю закапываться, или большой камень искать, чтобы за ним спрятаться, останешься с обглоданным скелетом, что не есть хорошо.
Вот такая, понимаешь, загогулина получается! Единственная радость для бездарных, да и то, так – относительная, что исполнить плетение «Серый свет» было под силу лишь Архимагу, да и то, не каждому. А уж создать артефакт, генерирующий плетение мог только Кирсан. Он в свое время одарил им всех своих вассалов – так, на всякий случай, мало ли чернь бунтовать надумает, а хозяина дома нет. Вот и пригодился подарочек.
Единственным человеком среди толпы, застывшей в ужасе перед расширяющимся серебряным конусом, который ничуть этого конуса не испугался, был Прокл. Во-первых – маг; во-вторых – знал, что у хозяина дворца есть «Серый свет», а предупрежден значит вооружен; в-третьих – было у него оружие против этой напасти, было… Не собирался Рейхстратег отдавать араэлитов на заклание так – ни за понюшку табаку – они еще свое слово сказать должны были. Зря их что ли сюда нагнали? Вот и снабдил своего лучшего агента противоядием.
Стерх неуловимо быстрым, слитным движением скинул с плеча лук, выхватил из маленького колчана стрелу с необычным – ярко зеленым, как будто даже слегка светящимся наконечником, вскинул лук, прицелился и пустил стрелу. На всё про всё ушло три биения сердца. Стрела угодила точно в цель – в серебряную звезду на верхушке шпиля и как по волшебству… точнее – именно по волшебству, звезда погасла, а вместе с ней исчез и страшный конус «Серого света». Толпа отмерла и стала превращаться обратно в армию.
Пришедшим в себя араэлитам было стыдно смотреть друг другу в глаза – каждый понимал, что стал, пусть и на время, пусть ненадолго, тварью дрожащей, а ведь каждый почитал себя бесстрашным борцом за справедливость, пламенным революционером и несгибаемым марксистом-ленинцем, и на тебе… – нехорошо получилось. Но, с другой стороны, в кто бы не перепугался на их месте? Вот то-то и оно… Кто такой смелый, пусть кинет в себя камень. Однако, был в произошедшем и хороший момент – с удвоенной яростью, отвагой и старанием принялись араэлиты претворять в жизнь планы, намеченные партией. Две тысячи луков принялись методично выпускать зажигательные стрелы по окнам загородного дворца Епископа Ортега.
Вполне ожидаемо стрелы от окон отскакивали. Как ни мала была вероятность того, что вконец обнаглевшие пейзане, или какой другой несознательный элемент, накачавшись бражкой на пикнике в ближайшем лесочке, в порыве классовой ненависти начнет пулять по окнам дворца Архимага камнями или стрелами – знают ведь канальи кому принадлежит объект недвижимости, но поставить защиту на окна Ортег не поленился, причем не поленился настолько, что поставил защиту не только от механических, но и магических воздействий, и казалось, что уж с этой-то стороны никакого геморроя опасаться не нужно, а вот и нет!
Отскакивали не все стрелы, некоторые, пусть их было и немного, прошивали и защитные плетения и оконные переплеты, и горели они очень жарко и потушить их было очень сложно. Точнее – невозможно. Наверное, можно даже не уточнять, что пущены они были Стерхом и наконечники их светились на сей раз хоть и другим, но таким же неприятным, красным – цвета крови, светом.
Эти особые стрелы не только вдребезги разбивали окна, но и разрывали в клочья прикрывающие их защитные плетения. Ну, а потом, когда дорожка была проторена, в открытые оконные проемы стали беспрепятственно влетать и обыкновенные, немагические, горящие стрелы, заставляя обитателей дворца пережить новые, острые, никогда ими неизведанные и можно смело утверждать – неизгладимые впечатления. Для адреналиновых наркоманов это был сущий рай.
Радости и энтузиазма нападавшим добавляло еще то обстоятельство, что загородный дворец Епископа Ортега запылал сразу со всех четырех сторон. Объяснялось это тем, что «спецбоеприпасы» имелись не только у Стерха. У трех лучших стрелков из его личного отряда тоже были стрелы со специфическими красными наконечниками, которые до поры до времени были тщательно спрятаны в «спецколчанах», экранирующих магию. Прокл выдал их своим людям лишь после получения сигнала Рейхстратега о начале «Цветка Жизни», перед самым началом войсковой операции, так что вероятность засветить их перед соратниками была невелика.
А кроме того, каждый из стрелков получил категорический ментальный приказ и скорее пал бы смертью храбрых, но не допустил чтобы кто-либо посторонний сунул свой нос в их колчан. И все прошло, как по маслу – никто из этой троицы своего командира не подвел – и подозрений у сослуживцев не вызвал, которые относились ко всему магическому, как черт к ладану, и боеприпасы сберег в целости и сохранности, и не растратил их попусту, когда дошло до дела – все стрелы ушли точно в цель.
Радостный рев двух тысяч глоток послужил музыкальным… ну-у ладно, пусть не музыкальным, а просто – акустическим аккомпанементом к визуальной инсталляции представленной густыми клубами черного дыма и отблесками пламени, вырывающимися из окон загородного дворца Епископа Ортега. Ну, что тут скажешь – превратности войны. Буквально за несколько секунд все перевернулось с ног на голову. Только что деморализован