Ошарашенный воин только кивнул.
— Хорошо. Тогда на счет «три»: раз, два… давай!
Стрегон, присев, рывком вздернул тяжеленную крышку, едва не порвав при этом жилы, мысленно взвыл, но упорно потянул как можно выше, чтобы Белик смог дотянуться. В ту же секунду мимо него пронеслось что-то невероятно быстрое, юркнуло внутрь, а затем проворно выскочило обратно и, прежде чем он успел понять, что все сделано и можно отпускать, с силой ударило в грудь.
От неожиданности руки сами собой выпустили безумно тяжелую ношу, Стрегон отшатнулся, едва не упав. В то же время крышка с грохотом упала на место, а по пещере разнеслось долгое эхо. С потолка осыпалась сухая земля, ощутимо шевельнулись под ногами плиты, массивный колодец содрогнулся и даже чуть просел, но ничего страшного не случилось. Только мальчишка, больно толкнув, сердито уставился на полуэльфа снизу вверх.
— Болван! Кому было сказано — сразу бросать?! Жить надоело?! Или ты сказителем решил заделаться?!
— Зачем это? — ошарашенно спросил Стрегон.
— Затем, что без рук тебе будет нечем хвататься за меч! Вон, почти оторвало! Дурак!
Полуэльф поспешно поднял кисти к глазам и с содроганием всмотрелся: от тяжелых кольчужных перчаток на кончиках его пальцев не осталось ничего — только пепел медленно истаивал в воздухе. Гномья сталь лишь на короткий миг замедлила заклятие, пять слоев перчаток подарили Стрегону крохотный шанс уцелеть, и, если бы не Белик, ходить бы ему действительно без рук.
— Спасибо, — тихо сказал Стрегон, поняв, что был на волосок от увечья.
— Не за что, — фыркнула Гончая, ставя на полку два прозрачных сосуда с какой-то желтой жидкостью, подозрительно похожей на мед. — Вот он, родимый. Он и раньше-то цены не имел, когда хмеры на каждом шагу бегали, а теперь вовсе дороже штуки не знаю. Одной капли хватит, чтобы справиться с любым ядом, который только существует в Проклятом лесу. А уж как он раны лечит… так, ты тут посиди, осмотрись, обсохни. Раз уж помог, то глянь по сторонам — может, чего для себя выберешь? Ходок сюда много добра натащил с застав, пока они еще стояли. Но я не жадный, поэтому выбирай, чего хочешь, а мне надо кое-что захватить.
Белка, накинув куртку и осторожно убрав в сумку «нектар», скрылась в глубине схрона, оставив ошалевшего от свалившихся на его голову сведений Стрегона растерянно смотреть ей вслед.
Он немного помедлил, ища возможный подвох, но потом прогнал вдруг накатившее оцепенение и, пользуясь случаем, двинулся вдоль стеллажей. А там было на что посмотреть и чему подивиться: только мельком оценив работу доспехов, он признал, что большую часть материалов, из которых их сделали, даже в глаза не видел. Какая-то мерцающая в темноте чешуя, переливающаяся всеми оттенками радуги, будто внутри каждой чешуйки горело собственное солнце; старательно переплетенные и спаянные друг с другом пластины из очень прочной (правда, почему-то черной) стали; наборные кольчуги поразительно малого веса; загадочно поблескивающие шлемы; удобные наручи, наплечники, наколенники, сделанные так искусно, что можно было без труда упрятать все тело в эту броню и не почувствовать себя скованным. И везде клейма: гномьи, эльфийские — просто старые, совсем старые и по-настоящему древние. Красноречивые знаки давно забытых мастеров, потративших не один месяц, а то и не один год, чтобы сделать каждую из этих вещей.
Всем существом чувствуя, что прикоснулся к истории, Стрегон медленно прошелся вдоль стен, бережно проводя пальцами по доспехам и броням. В одном месте задержался, изучая необычную кольчугу, спаянную из крупных черных чешуек какой-то поистине гигантской твари. Убедился, что она потрясающе легкая, но при этом прочная, как шкура мифического дракона. Широкая, как раз на его плечи, удивительно теплая на ощупь и старательно подбитая изнутри мягкой, но очень прочной тканью, потому что края чешуек оказались невероятно острыми. Настолько, что он разорвал себе рукав, когда неосторожно протянул руку. Но забрать с собой все же не рискнул — неожиданно увидел то, что заставило его отказаться даже от этого чуда. А потом сделал три шага в сторону и внезапно понял, что нашел свою потерянную душу.
На одной из стоек, которых тут было не счесть, в глаза бросились длинные ножны, украшенные эльфийскими рунами. Почти не выделяющиеся среди множества других, но чем-то неумолимо притягивающие к себе взгляд. То ли изяществом, свойственным всем вещам, что когда-либо делали перворожденные, то ли своей соразмерностью, то ли суровой красотой рукояти… При виде ее Стрегон мгновенно забыл обо всем остальном и бережно схватил находку. А когда высвободил длинный клинок, то пораженно замер.
Он не знал, кто и когда выковал этот дивный меч. Не знал, в каких веках родился на свет его создатель и кто раньше сжимал рукоять из небесного металла, искусно перетянутую кожей неведомого зверя. Не знал, сколько веков этот клинок лежал тут в безвестности, но сразу понял — его владельцем был кто-то особенный. Кто-то великий и достойный того, чтобы подобный меч признавал его хозяином. И этот кто-то точно не был человеком: едва пальцы Стрегона коснулись рунной вязи на гарде, как ладонь ощутимо кольнуло. По коже пробежал игривый зеленый огонек, жадно лизнул, готовясь обрубить чужие лапы по самые локти. Стремительно окутал уже всю руку, перешел на плечо, и воин вздрогнул от неожиданности, запоздало вспомнив, что в свое время эльфы защищали свое оружие от посторонних безусловно смертельными заклятиями. А то, что меч эльфийский, было видно невооруженным взглядом.
Однако хоть и захолодело все внутри от таких мыслей, пальцы Стрегон все же не разжал — просто не смог. Потому что сердце гулко стукнуло, из груди вырвался невольный вздох, там что-то болезненно сжалось, а потом вдруг появилось странное понимание: отпустить такое оружие он не смог бы при всем желании. Это словно душу свою предать. Кровного брата опозорить. Лучше самому умереть, чем вот так, своими руками бросить…
Как ни странно, охранное заклятие угасло так же внезапно, как и появилось. Просто исчезло, напоследок высветив на тонком клинке причудливую вереницу эльфийских рун. Стрегон не понял, что они означали, — узор слишком быстро погас. Но потом в руку хлынуло ощущение такой мощи, такой поток покорной ему силы, что стало понятно — его признали. Стрегон и сам ощутил, что никогда в жизни не выпустит этот клинок из рук, не променяет его ни за что на свете. Душу продаст, а от него не откажется, потому что ничего лучше этого изящного и по-настоящему древнего оружия ему никогда не доводилось видеть.
— Ишь ты, признал, — как сквозь толщу воды, донесся до ошеломленного полукровки удивленный голосок. — Кто бы мог подумать, что через столько лет он попадет в твои руки. Молодец, Стрегон. Чутье у тебя превосходное. Другого такого меча на Лиаре нет.
Полуэльф медленно поднял на Белку затуманившиеся глаза:
— Чей он?
— Того, кто здесь похоронен.
— Гончей?
— Когда-то его выковал светлый эльф, — кивнула Белка, бесшумно появляясь из темноты. — Один из советников владыки Эллираэнна.[23] Два века этот меч пробыл в Светлом лесу, служа верой и правдой хозяину, а потом перешел к его единственному сыну. Еще через пару лет оказался в пределах и с тех пор так и находится здесь. Когда погиб последний его владелец, им какое-то время владел Элиар сарт Эллираэнн (в то время — хранитель трона светлого владыки, теперь — повелитель светлой части Золотого леса), но потом он счел, что имеет на него меньше прав, чем прежний хозяин, и вернул. После чего меч почти четыре столетия ждал здесь.
Стрегон почувствовал, как что-то тоскливо заныло в груди. Меч Гончей, воина, которому сам хозяин Проклятого леса не погнушался отдать последнюю дань, и даже повелитель Золотого леса счел этот меч слишком хорошим, чтобы забрать себе… Знать, непростой здесь похоронен воин, раз даже через столько веков о нем помнят…
В душе разлилась едкая горечь. Сердце пугливо дрогнуло, страшась осознать горькую правду, затрепетало, заныло. Пальцы машинально сжались, не желая расставаться с сокровищем. Сам собой вырвался прерывистый вздох. Но холодный разум неумолимо заявил: именно этот меч ему не суждено отсюда забрать. Он навсегда останется рядом с прахом предпоследнего хозяина и будет сторожить его покой после смерти так же чутко, как при жизни охранял его честь.
Стрегон медленно опустил руки.
— Бери, — хмыкнула Белка, без труда различив отчаяние в его потускневших глазах. — Пусть служит тебе, как когда-то ему. Пусть бережет и хранит, раз уж сам тебя выбрал. Он твой, Стрегон.
Наемник вздрогнул.
— Что?! — прошептал едва слышно, полагая, что бредит.
— Бери-бери. Все равно без дела лежит, а такой меч, согласись, без дела лежать не должен. Так что бери, пока я добрый, и не вздумай его опозорить. Узнаю — руки обрублю по самые плечи.
Стрегон неверяще поднял глаза, не расслышав даже половины.
— Это же… Белик…
— Неужто не нравится? — делано удивилась она.
— Это невероятно дорогой подарок. — Стрегон понизил голос до хриплого шепота, а пальцы сами собой тихонько принялись ласкать потеплевшую рукоять. — Точнее, бесценный… А Ходок не будет против?
— Я же не задаром: Курш для меня значит не меньше, чем этот меч. Так что бери. Это будет справедливо.
— Но я… — У него ком встал в горле, когда мальчишка ободряюще кивнул и бросил отложенные им за ненадобностью ножны. — Спасибо, Бел. Если это не шутка, то действительно спасибо. Я у тебя в таком долгу, что даже не знаю, как…
— А никак, — хладнокровно оборвала Белка не привыкшего к подобным дарам мастера. — И так вижу, что прикипел душой — не оторвать. Значит, тебе и владеть. Поэтому носи и гордись своими предками, которые сумели облагородить этот меч. Все, теперь доволен? Больше ничего не присмотрел?
Стрегон медленно, все еще не веря, опустил меч, стараясь не показать, как ликует его душа. Буквально оживая на глазах, он убрал свое сокровище в ножны. Настороженно покосился на неожиданно расщедрившегося пацана, до последнего ожидая подвоха. Тихо вздохнул, понимая, что и так уже взял столько, что никогда не расплатится, а затем покачал головой. Хотя взгляд на мгновение все же скользнул в сторону черного доспеха.