А на улице уже начали рваться снаряды, это Ханс, наплевав на все ограничения, ударил по городу. Вдоль центральной улицы вспухли дымные грибы разрывов. Вряд ли они кого-то убили, но паники добавили точно. А из окон захваченного дома уже вовсю лупили автоматы, патронов никто не жалел, на один бой точно хватит.
А Ник со своей командой подползал к следующему дому, куда, как он видел, точно зашла группа автоматчиков, человек на восемь. Даже если они сейчас откроют огонь, будет поздно, слишком близко подползла группа к стене, мёртвая зона. Ник знаками (слов бы всё равно никто не услышал) объяснил двум солдатам, что нужно бросить гранаты в окна, сперва в нижнее, потом в верхнее. Зажигательный состав на простеньких запалах воспламенился от трения, фитиль, рассчитанный на пять секунд, горел уже две секунды, для надёжности, чтобы не успели выкинуть, после чего гранаты, являющие собой хаотичное нагромождение кусков металла, синхронно влетели в окно первого этажа.
Заткнуть уши, открыть рот, всё это знал Ник, знали и солдаты, да только поможет ли, когда рядом с тобой взрывается едва ли не килограмм динамита, отделённый только толстой кирпичной стеной. Нику показалось, что сама кирпичная стена изо всех сил лягнула его в бок. Так сильно, что мозг, казалось, превратился в кисель и вот-вот потечёт из ушей. На несколько секунд их заволокла кирпичная пыль, а когда она рассеялась, ходок попытался встать на ноги, но почти сразу упал. При этом он успел увидеть, как рушится перекрытие между этажами, больше гранат не нужно.
Больше ничего полезного Ник не совершил, просто залёг на углу разбитого дома и стрелял из пулемёта, когда было в кого стрелять. Изредка даже в кого-то попадал, несмотря на то, что окружающий мир плыл перед глазами, пошатывался, грозил перевернуться, но н стабильно направлял раздвоившуюся мушку на раздвоившихся врагов. Когда диск опустел, он откатился за стену, сумел вынуть пустой, но следующий уже вставить не смог. Накатила тошнота, он попытался блевать, но в желудке не было даже воды. Ещё секунд пять он беспомощно тыкал диском в пулемёт, не понимая, отчего он никак не хочет становиться на место, потом, напрягшись, разглядел, что вставляет его задом наперёд, то есть, пулями к прикладу. Развернув правильно, он попытался вставить, но тут близкий разрыв окончательно погасил сознание. Как ни странно, но к нему вернулся слух, перестав видеть окружающий мир, он ещё какое-то время его слышал, отдельные выстрелы, свист пуль, противное цоканье их о камень, крики и команды. Впрочем, вполне возможно, что всё это раздавалось только в его голове. А скоро прекратилось и это…
Очнулся он уже на закате, было ещё светло, боковым зрением он видел, как вокруг что-то происходило, но сам повернуться не мог, что-то мешало, пришлось так и лежать на спине, глядя в небо. Попытка пошевелиться ничего не дала, удалось пошевелить только глазами, да ещё языком, который подтвердил, что во рту пересохло. Скосив глаза вправо, он разглядел какую-то тёмную фигуру. Постепенно различил тёмный тулуп и седую шевелюру. Ханс.
Увидев, что Ник проснулся, Ханс пододвинулся к нему и начал что-то говорить. То есть, для Ника он просто шевелил губами, звука не было. В голове стоял монотонный звон. Закрыв глаза на несколько секунд, он поднял руку (получилось!) и прикоснулся к своей голове. Нащупал лоб, висок, правое ухо и потёки запёкшейся крови от уха до самой груди. Понятно. Что же, могло быть и хуже, так у него точно осталась голова и правая рука. Остальное тело пока под вопросом. Ханс, поняв, что общаться вербально они пока не смогут, достал из кармана карандаш и клочок бумаги. Через несколько секунд Ник уже пытался различить расплывавшиеся перед глазами буквы, наконец, ему это удалось.
"Мы победили, враги мертвы, тебя контузило, лежи и не шевелись, скоро поправишься".
Ник снова закрыл глаза, скоро он почувствовал, как его положили на носилки, подняли и куда-то понесли. Он ещё хотел сказать, что нести нужно головой вперёд, а не ногами, но сил говорить не было, к тому же ходок начал сомневаться в вопросе направления движения. А ещё через некоторое время он снова отключился.
Глава шестнадцатая
Восстановление заняло почти десять дней, не то, чтобы Ник за это время поправился, но, по крайней мере, начал самостоятельно вставать и добираться хотя бы до туалета, начал слышать, пусть и плохо, словно в ушах была вата. Звон в голове прекратился уже через два дня, тогда же перестала течь кровь из ушей. Никаких других повреждений, кроме сильнейшей контузии у него не было, если не считать нескольких царапин от битого кирпича.
В первые же дни после пробуждения, Ханс, который не отходил от его постели, рассказал о том, чем закончился бой. Захватив крайние дома, солдаты начали наступление дальше, причём, как ни странно, но своим пулемётом сам Ник очень даже неплохо прикрыл их рывок вперёд. Ник этот момент помнил плохо, но в душе был рад. Ситуация складывалась не в пользу гвардейцев. Тогда оставшиеся хранители с десятком своих боевиков, вывели несколько женщин, захваченных здесь же, и, прикрываясь живым щитом, добрались до паровоза с одним вагоном, солдаты не стреляли, чтобы не попасть в заложников, и у них получилось погрузиться и выехать за пределы города. Отъехав подальше, они сбросили заложников, чтобы те не занимали место и собрались уехать.
У них бы всё получилось, вот только они не учли, что железнодорожный путь, по которому они двинулись, и который должен был без помех увести их за тысячу километров (если бы хватило топлива), оказался разобран в трёх километрах от станции. Паровоз остановился, а два десятка стрелков, засевших в округе, не позволили им выйти и сбежать в пешем порядке. Очень скоро на место прибыла рота бойцов и расстреляла паровоз и вагоны из орудий. При этом погибли все, кто там был, включая машиниста, помощника и кочегара, но, как уже было сказано, в любой войне есть жертвы. Всего погибло двадцать восемь солдат, ещё шесть умерли от ран, ещё сорок четыре были ранены и контужены. Со стороны противника погибли все. В плен никто не сдался, да им особо и не предлагали.
Вот такие вещи произошли, пока он спал. Сейчас в микрогосударстве утрясают вопросы административного управления, но уже и так понятно, что хаоса и гражданской войны не будет. Здесь. Насчёт сельских территорий никто ничего обещать не мог, там постепенно начиналась махновщина. Разве что, церковь иногда могла помирить враждующие стороны. Кстати о церкви. Патриарх оперативно выразил солидарность с восставшими, выдал на расправу (условно, их просто изолировали), нескольких иерархов, которые активно сотрудничали с хранителями, после чего призвал паству к порядку и соблюдению законов.
Бардак на южных территориях, был ходокам невыгоден. То есть, сами-то они смогут за себя постоять, но вот нормальной торговли уже не выйдет. Торговцы всегда остро чуют социальную напряжённость, а собственная шкура всегда ценнее любой торговой выгоды. Ну, и самое главное. Им двоим предстоит проехать на самый юг по территории, охваченной беспорядками, причём, не на танке, или бронемашине, а на конном экипаже, который выводится из строя одним точным (и даже неточным, лошадь — цель крупная) выстрелом. Даже с пулемётом в руках ничего не выйдет, сами они прорвутся, а куча оружия достанется отморозкам. Перспективы безрадостные.
Впрочем, эта проблема касается не только их, но и власти Севера, тут вроде бы есть какие-то хлебные запасы, но они не бесконечны, поэтому нужно восстанавливать поставки хлеба из деревни, а как это сделать, если там стреляют? Отсюда следует неизбежный вывод, что придётся направлять военные экспедиции в деревню, наводить порядок и возобновлять практику хлебозакупок. Но это была проблема будущего, сначала нужно, как минимум, поставить Ника на ноги.
Ещё через две недели, когда зима уже потихоньку начала отпускать, даже снег большей частью растаял, Ник заявил, что он в порядке и пора им отправляться домой. Понятно, что дом для ходока — понятие условное, что нет такого места на земле, которое он мог бы с полным правом называть своим домом. Трактир Юзефа, разве что.
Перед отъездом следовало обсудить с местными властями обстоятельства. Заведовать связью городов с ходоками вызвался всё тот же Юлий Гжиба, к нему-то и отправились в один февральский день на приём оба ходока. Мэр города и член совета правителей, принял их радушно, усадил за стол и предложил рассказывать, зачем пожаловали?
— Мы собираемся возвращаться к себе, — объяснил Ханс, — но там сейчас неспокойно, как можно обезопасить путь на юг?
— Вы правы, — не стал спорить мэр, — там действительно неспокойно. Сейчас я вам покажу.
Он достал из ящика стола большую карту, на которой отчётливо были нарисованы южные селения и городки. Глаз опытных людей зацепился за изображение пустошей, пусть не так подробно, но достаточно близко к правде, более того, каждая группа руин здесь имела своё название. Надо полагать, карта эта была составлена ещё до того, как руины окончательно обезлюдели.
— Вот, смотрите, — Гжиба провёл пальцем по извилистой линии, обозначавшей дорогу, — путей здесь несколько, можно пойти вот здесь, северный участок относительно спокойный, более того, там уже стоит небольшой гарнизон из наших солдат. Всего сорок человек, но этого достаточно, чтобы остудить горячие головы.
— А дальше? — спросил Ханс, внимательно наблюдавший за движением пальца мэра.
— А вот дальше, — палец спустился дальше на юг, — дальше нашей власти нет, более того, здесь сразу два уезда схватились насмерть, а объехать их никак не получится, поскольку именно здесь находится единственный мост через реку Глинистую, знаете такую?
— Знаю, — кивнул Ханс, — короче, понятно, вдвоём, да верхом на лошадях, да с оружием, мы проберёмся везде, а вот на повозке нам хода нет. Это вы хотите сказать?
— Не стоит делать таких поспешных выводов, — успокоил его мэр, — путь для повозки тоже найдётся. Смотрите.
Палец переместился дальше на запад, показывая на другой путь.