— Скажи, дядька Егор, какой сейчас год?
Тот посмотрел на меня, как на больного, но неуверенно ответил:
— Так тысяча девятьсот пятидесятый.
О, какое интересное время. Ладно, пусть дядька послушает интересную сказку и не говорит потом, что я его не предупреждал.
— Пришёл я в ваш мир из….
Рассказал ему все. И про остановленную инопланетянами катастрофу, и про ходоков, коим я являюсь, и про изменение истории. Даже про омоложение поведал.
Тот слушал очень внимательно, а после рассказа спросил:
— Ну и что ты здесь менять-то собираешься? Тем более, один?
Пришлось дополнительно поведать о будущих событиях. Здесь уже мужика проняло и он, дождавшись окончания рассказа, начал говорить каким-то задумчивым голосом, будто рассуждая:
— Знаешь, Санек, поначалу я тебя принял за блаженного, сбежавшего из психушки. Потом мысли одолели о шпионе, ненавязчиво меня вербующем. Сейчас я не знаю, что и думать. Слишком уж правдоподобно у тебя получилось все рассказать. И, главное, волнует вопрос, почему ты рассказал. Ведь, если это все правда, тебе, чтобы сделать, как ты говоришь свои дела, огласка совсем не нужна. Значит, и выход у тебя один-единственный остаётся…
Я не дал я ему договорить. Понял, к чему он клонит. И, чтобы он не наделал глупостей, я поспешил его перебить.
— Неверные выводы делаешь, дядька Егор. Мне все равно, будет огласка или нет. Как все равно и на то, будут мне мешать, или нет. Я могу вернуться домой в любой момент, когда захочу, и никто не сможет этому воспрепятствовать. И ещё одно. Я советской власти не враг. А вот тех, кто развалил страну, ненавижу лютой ненавистью. Поэтому, делай выводы, дядька Егор, и не бери в голову дурного. Мне не нужна ни твоя смерть, ни даже смерть тех, кто начал развал страны. Не моё это дело. Мне достаточно будет одного разговора со Сталиным. А там уж дальше сам пусть решает, каким образом ему менять предначертанное.
Похоже, убедил я всё-таки этого мужика. Он недолго подумал и спросил:
— Что ты там от меня узнать хотел?
— Самую малость. Где мы сейчас находимся, и в какой стороне ближайшая железнодорожная станция. Но это, если мы далеко от Москвы. Если близко, достаточно пальцем показать, в какую сторону двигаться. — Ответил я и с интересом наблюдал за уставшим, растерянным лицом этого дядьки Егора, который недоверчиво спросил:
— И все?
Я пожал на его вопрос плечами, и в свою очередь, задал вопрос:
— Ну да, а что ещё?
Дядька замялся и сказал:
— Я думал, что может быть помощи какой, просить будешь?
— Дядька Егор, не нужна мне никакая помощь, сам как-нибудь справлюсь.
— Ты вот что, Санек, давай сейчас дойдём до нашего пионерского лагеря. Там переночуешь, а утром тебя лагерный автобус подбросит до станции. Все-таки не ближний свет, без малого тридцать километров топать.
— Дядька Егор, вот на хрена тебе надо искать приключений на мягкое место? Просто укажи направление и скажи, где мы находимся.
— Понимаешь, Саша, слышал я на фронте маленько про Хрущева, нехорошее. Поэтому, когда ты рассказывал о происходящем после смерти товарища Сталина, не особо и удивился. Помогу тебе немного, а там посмотрим, как оно будет.
На мою попытку прервать его монолог, он знаком меня остановил и продолжил:
— Опять же, нельзя тебе в таком виде идти. У первого же встреченного милиционера вызовешь подозрение, а там и до беды недалеко. Переоденем тебя, денег на дорогу дадим, да и иди с богом. Да, директором в лагере работает мой бывший командир. Он, когда все ему расскажем, может ещё придумает, как помочь.
Дальнейший разговор пересказывать смысла нет. Он проходил, как у глухого со слепым. Дядька Егор просто ничего не хотел слышать о будущих неприятностях в случае, если окажет мне какую-либо помощь. Только и твердил, что это его страна, и он не хочет, чтобы все развивалось по рассказанному мной сценарию. Уговорил он меня. По дороге к лагерю я задавался вопросом:
— Почему, в какое время я не угодил бы, у меня сразу получается рассказывать о себе первому встречному? Может у меня карма такая, быть сказочником?
Глава 11
Лагерь был свежепостроенный и вызывал смешанные чувства. Деревянные щитовые домики, построенные по типу бараков, навевали грусть, зато от смеха кучи детей моё лицо поневоле расплывалось в улыбке. В двух словах звучать будет предельно просто: бедно, но весело.
С директором этого лагеря, Иваном Дмитриевичем Снегирёвым, не получилось так же просто, как с дядькой Егором, очень уж недоверчивый оказался товарищ.
В какой-то момент мне просто надоело что-то ему доказывать, и я махнул на него рукой. Рассудил, что мне, если разобраться, ничего от этих двоих не надо, поэтому и напрягаться не стоит. Переночую (а с этим проблем не будет), да и пойду своей дорогой. Как ни странно, это нежелание уговаривать и настаивать на своём, убедило директора в моей правдивости больше, чем любые слова.
Позже за рюмкой коньяка он признался, что совершенно не ожидал от меня такого поведения, он настроился всё отрицать и ничему не верить, а тут как обухом по голове: не верите, да и не надо.
Хорошо посидели мы с этими мужиками и поговорили душевно. Конечно, ругани в свой адрес выслушал от них немало за то, что великую страну просрали (это уже когда слегка захмелели), но так, без злобы. Разместились мы в сторонке от пионерских костров и сидели на фоне ярко пылающего огня, а вокруг была полная тьма, что совершенно не мешало нам употреблять что бог послал, разговаривать и любоваться расшалившимися детьми.
Наблюдая за резвящимися возле огромных костров детьми, я невольно задавался вопросом: куда это все делось? Почему после развала Союза похерили всё и вся? Ладно взрослые с ума сходили и пускались во все тяжкие, а детей-то зачем лишили этого кусочка счастья? Расстроился от этих мыслей, извинился перед мужиками и попросил их показать мне спальное место. Надо отдохнуть перед новыми приключениями. И нет, я не боялся, что они сдадут меня местным властям. Даже если это и случится, просто вернусь домой, да и всё. Поэтому спал спокойно, без сновидений, и выспался на славу.
Утром мне на удивление тоже не стали крутить руки, наоборот. Подобрали местную одежду, даже вещмешком снабдили и кое-какими припасами. На пару дней хватит.
Все свои вещи, включая ружье, решил оставить здесь, предварительно объяснив дядьке Егору всё про посевной материал, который по сложившейся традиции притащил с собой из будущего. Проще говоря, подарил мужикам своё имущество. Не вернусь за ним уже точно, поэтому и отдал как бы взамен на их помощь.
Мужики, решив проводить меня, без проблем довезли меня на стареньком, отчаянно дребезжащем автобусе до вокзала, где приобрели мне билет до Москвы, и уже через полчаса я, разместившись в странноватом, как по мне, плацкартном вагоне, начал преодолевать очередной отрезок пути. Перед самой посадкой дядька Егор, немного смущаясь, ещё и денег маленько в руку сунул, буркнув при этом, что на всякий случай. Не стал отказываться, поблагодарил его и распрощался с мужиками, как с родными.
Сама дорога прошла замечательно, никто меня не тревожил, соседи попались тихие и спокойные, поэтому до Москвы добрался нормально.
А вот когда поезд подошёл к вокзалу, я напрягся. Очень уж много людей в форме оказалось на перроне, да и те, что были в штатском, не внушали доверия своей выправкой, которая присуща как раз военным.
Глядя на всё это, решил на всякий случай перестраховаться и, когда поезд остановился, а соседи двинулись на выход, я, улучив момент, врубил свою пустышку. Сегодня она мне всё равно больше не понадобится, не успею разведать подходы к Кремлю, да и спешить некуда, поэтому и лучше постараюсь незамеченным покинуть вокзал.
Выйдя невидимым из вагона, я убедился на все двести процентов, что эти товарищи здесь по мою душу. Сдали меня всё-таки мужики, как и следовало ожидать. Идеалисты, хрен они мне поверили, только вид сделали. Странно, что ещё при посадке в поезд не попытались арестовать. Ну да бог им судья, сдали, и ладно. Главное, что я у цели, и вряд ли мне кто-то помешает осуществить задуманное.
Нет, я не собираюсь встречаться со Сталиным и учить его жизни, это ни к чему. А вот сунуть ему в руку бумаги, в которых я опишу будущее, это да. Ну и понаблюдаю за его реакцией, если даже не поверит, проверить переданную ему информацию должен, а дальше сам разберётся. Наверное.
Москва встретила меня суетой и толпами на улицах. Наверное, сейчас город напоминал муравейник из-за того, что люди торопились на работу, всё-таки я прибыл ранним утром. Не знаю точно, но людей на улицах было действительно много.
Без документов искать жилье не стал. Лето на дворе, поэтому ничего со мной не случится, если переночую под открытым небом, лишь бы дождя не было, а так даже в радость будет.
Не знаю почему, но я даже не подумал о том, чтобы воспользоваться общественным транспортом, шагал себе не торопясь в сторону центра, предаваясь размышлениям, наблюдая за местными и любуясь интересными зданиями.
По дороге перекусил в пельменной. Потом купил в магазине толстую тетрадь, а вот ручка, к счастью, у меня была своя. Даже не представляю, как бы писал перьевой, сомневаюсь, что смог бы. Вернее, по-любому смог бы, но вот в том, что хватило бы терпения, точно сомневаюсь.
Гулял по городу долго, очень долго, аж ноги в какой-то момент гудеть начали. Благо к этому моменту добрался до набережной и, устроившись на удобной скамейке на другом от Кремля берегу реки, решил совместить полезное с приятным. Отдохнуть и начать переносить на бумагу всё, что помню из истории о событиях ближайшего будущего и не только.
Работа спорилась, и к вечеру сам удивился, сколько смог написать. Увлёкся так, что даже о еде забыл и, вынырнув из трудового угара, понял, что если срочно не перекушу, то помру здесь и сейчас. Шутка, конечно, но есть действительно хотелось со страшной силой. При этом идти куда-то не был готов совершенно.