— А Михаил Борисович как-то делился своими впечатлениями?
— Я с ним не разговаривал. Но знаю хорошо его характер: если Михаил Борисович дал подписку о неразглашении, то бесполезно спрашивать.
Ходорковского допрашивали примерно четыре часа. Он вышел из Генпрокуратуры около полудня. По словам журналистов, был бледен, но улыбался. «Вопросы, которые мне здесь задавали, никакого отношения к хозяйственной деятельности компании не имеют и уже не раз излагались в прессе, — заявил он. — Больше я ничего не скажу из юридических соображений». [118 — Газета «Коммерсантъ» № 116 (2719) от 05.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=393804]
Леонида Невзлина допрашивали почти до половины шестого. Он поблагодарил журналистов за то, что его ждали почти шесть часов, но рассказывать ничего не стал, сославшись на подписку. «Ареста я не ожидал, — сказал он, — так как не вижу за собой какой-либо вины».
В тот же день Генпрокуратура провела обыски и выемки документов в «M-Реестре» и в АО «Апатит».
А акции ЮКОСа упали на бирже на несколько процентов».
Пятого июля Михаил Борисович действительно был в Томске. После заседания правления НК ЮКОС он дал интервью томской телекомпании ТВ-2. «Коммерсант» перепечатал его полностью. [119 — Газета «Коммерсантъ» № 116/П (2719) от 07.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=394029]
«Я считаю, что все, что сейчас происходит, происходит, по моему мнению, за пределами правового поля», — сказал Ходорковский.
«...когда мы принимали решение о слиянии ЮКОСа с «Сибнефтью», я отдавал себе отчет, что это серьезная экономическая структура вполне мирового уровня. Она не может не вызвать определенной борьбы за себя между различными группировками, не как самоцель, естественно, а как один из факторов в последующей борьбе за власть».
И объяснил злоключения акционеров и сотрудников ЮКОСа борьбой между различными группировками в окружении Путина.
«Вопрос в том, что само наше независимое существование является вызовом. Мы самая крупная в стране компания, и мы независимая компания. И понимаем, что это неприятно, особенно людям, мыслящим в стилистике старых взглядов».
И очень благожелательно высказался в адрес знаменитой договоренности Кремля с олигархами о «равноудалении», в нарушении которой его потом обвиняли все, кому не лень. «Я думаю, что именно такая общественная договоренность и позволила обществу достаточно стабильно развиваться на протяжении трех лет», — сказал он.
И заметил, что «есть силы, которые эту договоренность стремятся не признавать».
«Вы знаете, не надо преувеличивать реальное влияние нашей политической активности, — сказал он. — Все-таки, являясь достаточно весомой экономической структурой и существенным фактором, представляющим Россию на международной экономической арене, в области политики мы, естественно, не являемся столь существенной силой, как многие пытаются показать. Потому что в России, экономические структуры, в общем-то, никогда не обладали даже такой политической властью, политическим влиянием, которым аналогичные структуры обладают, например, в США».
«... как предприниматель, я, конечно, не стал бы ссориться с президентом страны или, так сказать, с его администрацией, если бы мне было сказано, что та или иная форма не чисто коммерческой деятельности является неприемлемой для политического руководства».
«...если бы мое призвание было быть диссидентом, то, наверное, я бы сейчас занимался этим, а не бизнесом».
С Путиным отношения нормальные. В разговоре о коррупции не было ничего необычного. Встречались с ним и до, и после. Обсуждали различные вопросы. Просто одни встречи показывают по телевидению, а другие — нет.
«...стилистика общения по экономическим вопросам, которая сложилась между крупным бизнесом и президентом, является достаточно откровенной и доверительной. И мы общаемся часто достаточно жестко, на достаточно повышенных тонах отстаивая свои позиции. При этом, естественно, понимая, что окончательное решение остается за президентом. Но ничто мне не мешает отстаивать свою позицию до конца. И Владимир Владимирович в этом отношении как раз не является человеком, который относится к этому как-то негативно».
«... при всем его непростом характере, Владимир Владимирович является человеком достаточно откровенным в таких вопросах. И если у него есть претензии, он их прямо высказывает. А мы уж стараемся, чтобы эти претензии не разрастались».
«Я готов к тому, что процесс будет идти по достаточно жесткому сценарию достаточно продолжительное время. Мы — компания прозрачная, да и как люди — тоже достаточно прозрачны и выдержали очень много проверок. Конечно, неправовым образом любого человека можно и обвинить, и осудить. И мы все превосходно знаем, как это бывает. Но я считаю, что у нас достаточно сил и возможностей для защиты правовой, политической. Считаю, что в обществе достаточно сил, которые не заинтересованы в том, чтобы люди в погонах сочли, что у них сегодня появился карт-бланш. Потому что если для олигарха нужен генерал или генерал-полковник, то для обычного человека будет достаточно лейтенанта».
«...я никогда не говорил, что я собираюсь уйти в политику».
«...был разговор, что в сорок пять я завершу свою работу в бизнесе, во всяком случае каждодневную, найду чем заниматься другим. А уж то, что это будет политика, это как раз рассуждения журналистов. Тут уместен пример моего партнера Невзлина: ушел из бизнеса и избрался ректором РГГУ».
«... есть общественная деятельность, есть просто жизнь, которой у меня, как и у многих людей моего поколения, не было. В то же время я не могу сказать, что меня напугали или от чего-то отвратили. Если бы меня напугали, если бы я был настолько психологически слаб, если бы я не верил в то, что в нашей стране можно построить нормальное общество при моей жизни, я бы, конечно, уехал. А я верю».
11 июля начались обыски в архиве ЮКОСа на Дубининской улице. Искали якобы документы по «Апатиту». По «Апатиту» в ЮКОСе.
В основном пришли люди в штатском, но было несколько человек в масках и с оружием.
К журналистам вышел заместитель начальника правового управления ЮКОСа Дмитрий Гололобов и сказал, что следователи «ведут себя по-хамски»: взламывают компьютеры, грубят сотрудникам архива, запрещают адвокатам компании, находящимся в здании, общаться между собой и по мобильным телефонам. [120 — Газета «Коммерсантъ» № 121 (2724) от 12.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=395333]
«Это было просто что-то ужасное, — вспоминает Елена Талан. — То, как происходило посещение компании нашими легендарными органами. Как эти люди, которые тоже считаются людьми, относились к простым сотрудникам ЮКОСа. К тем, кто просто там работал. Как к заведомым преступникам! Женщина, которая до этого работала в мэрии, а в ЮКОСе занималась социальными программами. Ей было лет пятьдесят пять-шестьдесят. Пожилой больной человек. Ей выламывают руки и велят лечь на пол. Для меня это нонсенс».
Обыски продолжались до позднего вечера.
В том же день произошло еще два немаловажных события.
Во-первых, встреча Путина с представителями Российского союза промышленников и предпринимателей. От РСПП ждали выступления в защиту ЮКОСа, чуть ли не ультиматума власти от бизнеса.
Но они не сказали об этом ни слова. Правда, передали Путину письмо о злоупотреблениях «бандитов в погонах».
«Фамилии пока не названы, но в кулуарах олигархи прямо называли идеологов атаки на бизнес: Игоря Сечина, руководителя личного секретариата Владимира Путина и замглавы президентской администрации; Виктора Иванова, замглавы администрации по кадрам; Николая Патрушева, директора ФСБ», — писал «Коммерсант». [121 — Газета «Коммерсантъ» № 119 (2722) от 10.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=394823]
О деле Платона Лебедева заговорил Путин: «Разбираться через следственный изолятор — мера чрезмерная, но влияние бизнеса таково, что и такие меры тоже нужно иногда применять».
И Геннадий Селезнев заметил, что крупный бизнес увеличил влияние в Госдуме и в нижней палате слишком много его лоббистов.
Путин отреагировал вполне в духе Белковского: «Даже Селезнев обращает внимание на то, что бизнес усиливает влияние на власть».
Вторым немаловажным событием был отъезд Михаила Ходорковского на конференцию в США.
«В ЮКОСе уверены, что господин Ходорковский обязательно вернется», — писал «Коммерсант». [122 — Газета «Коммерсантъ» № 121 (2724) от 12.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=395293]
Ходорковский вернулся в Россию 16 июля и заявил журналистам, что «пока ситуация обратима». Генпрокуратура встретила его новыми обвинениями против ЮКОСа. На этот раз в налоговых преступлениях. Поводом послужил еще один депутатский запрос. На этот раз «депутата Госдумы Михаила Бугеры, который посчитал, что «нефтяные компании, работающие примерно в одинаковых условиях, резко отличаются по объемам платежей в федеральный и региональные бюджеты». Особенно якобы отличается, причем в сторону недоплаты, ЮКОС. Господин Бугера обосновал свой запрос докладом «Оценка налоговой нагрузки на российские нефтяные компании», подготовленным Институтом финансовых исследований Андрея Вавилова». [123 — Газета «Коммерсантъ» № 124 (2727) от 17.07.2003: http://www.kommersant.ru/doc. aspx?DocsID=396943]
«Коммерсант» с выводами депутата не согласился: «Если пересчитать платежи в бюджет на тонну добытой нефти, то получается, что ЮКОС отчисляет налогов столько же, сколько его коллеги по цеху». [124 — Там же.]
22 августа Генпрокуратура объявила об окончании расследования дела Платона Лебедева [125 — http://www.kommersant.ru/news.aspx?DocsID=966554]. Работами воистину ударно: за два месяца сшили 146 томов. Обвиняемый начал знакомиться с делом. Тогда и выяснилось, что расследование началось, по крайней мере, полгода назад. То есть до запроса Владимира Юдина, до компроматных статей, зато сразу после доклада Ходорковского о коррупции. По словам адвокатов, в деле упоминался не только Платон Леонидович,