- Отказ стоп-системы, перешел на аварийную, - с некоторым недоумением доложил Шегель.
Он еще не осознал до конца, что произошло.
- Тревога объявлена, - послышался подчеркнуто спокойный бас руководителя испытаний.
Ларин знал, что скрывается за этим спокойствием: пронзительный вой сирен, яркие мигающие надписи: "Ядерная тревога!", вереницы людей, спешащих под защиту лучевых экранов, щелканье герметически закрывающихся переборок и молчаливые, сосредоточенные спасатели, натягивающие скафандры высшей защиты. А четвертая, решающая команда снова зависла, зависла, проклятая!
- Отказ аварийной, перешел на дубль! - прокричал Шегель.
Вот когда случившееся стало раскрываться перед ним во всей своей грозной неотвратимости!
- "Вихрь", я "Спутник". Уточните ситуацию.
- Ждите! - отрезал Ларин.
Он не спускал глаз с контрольного табло. Сейчас за считанные мгновения должна была решиться судьба "Вихря". Единственный шанс оставался для его спасенья. Шегель привел в действие дубль-аварийную стоп-систему. Она сработает напрямую, от аккумуляторов, минуя блок автоматики. Все четыре стоп-команды при этом проходят разом. Правда, реактор после этого подлежит обязательной переборке, зато вероятность срабатывания стоп-системы возрастает во много раз. Если сетку не успело сжечь, реактор остановится!
Но он не остановился.
- Отказ дублю! Реактор вышел из-под контроля! - выкрикнул Шегель.
Все, рейдер обречен... Взрыв реактора неизбежен.
Теперь Ларин должен сделать так, чтобы этот взрыв наделал как можно меньше бед.
- "Спутник", я "Вихрь". Реактор вышел из-под контроля. Обеспечьте старт.
- Понял. Старт разрешаю.
Ларин снял рейдер со стопоров и выжал ходовую педаль. Легкая перегрузка, и стрелки приборов дали знать, что корабль тронулся с места.
- Реактор вышел из-под контроля! Вы меня поняли? Реактор вышел из-под контроля! - кричал между тем Шегель.
Похоже, сорвался и потерял голову. Да разве мудрено? Ядерный взрыв неизбежен. Только спокойно, от старт-спутника надо отойти на самом малом ходу, а то выходная струя двигателя наделает немало бед.
- Понял, Олег Орестович, - будничным тоном ответил он Шегелю. - Сколько до взрыва?
- Мало! Реактор неуправляем!
- Точнее. Сколько до взрыва, - холодно сказал Ларин.
- Это... это надо посчитать по производным.
- Посчитайте.
- По... понял.
Старт-спутник остался в стороне. Ларин довернул рейдер на маяк входных ворот зоны испытаний и прибавил ход.
- Я "Вихрь". Освободите первую зону.
- Зона свободна:
Теперь остались пустяки. Надо катапультировать экипаж, пройти ворота зоны, дать кораблю самый большой ход и катапультироваться самому. В защитной капсуле. Остальное - дело спасателей. Но Шегеля катапультировать рано, он еще нужен.
- Я "Вихрь". Готовьтесь принять оператора.
- Понял. Спасательный бот следует за вами.
Хотя бы раз использовался этот бот по своему прямому назначению? А теперь пробил и его час, придется лезть в самое пекло. Как только не называли этот курбастенький кораблик охочие до шутки и острого словца космонавты! "Колобок", "черепаха", "бронтозавр". Истинно "колобок"! Корпус у него больше метра толщиной, он и термоядерное облако проскочит.
- Командир, до взрыва сто девяносто плюс-минус пять секунд, - четко доложил Шегель.
Молодчина, взял себя в руки! Ларин пустил секундомер и вышел на внешнюю связь.
- Я "Вихрь". Подхожу к зоне. Имею резерв три минуты.
- Понял, три минуты.
Большая стрелка десятисекундника резво бегала по циферблату. Оборот десять секунд. Еще семнадцать оборотов с лишним успеет она сделать, а потом "Вихрь" превратится в раскаленное ничто, в маленькое злое солнце, испепеляющее все вокруг.
- Бот, я "Вихрь". Готовьтесь принять оператора.
- Я бот, понял. Иду рядом, слежу за вами.
- Андрей Николаевич, - послышался возбужденный голос Шегеля, - есть выход!
Это было как гром среди ясного неба!
- Выход? - оторопело переспросил Ларин.
- Можно попробовать "заморозить" реактор ходом. Форсажным ходом! Гарантия успеха - процентов тридцать пять!
- Понял! Все понял!
Как это просто! Почему он сам не додумался до этого? И почему до этого вообще никто не додумался? Может быть, потому, что "замораживать" аварийный реактор - это все равно что ходить по краю пропасти с завязанными глазами?
При разгоне корабля из горячей зоны реактора с колоссальной скоростью выбрасывается плазма, а поэтому активность этой зоны на ходу заметно меньше, чем при холостой работе, когда плазма "варит" самое себя без всякой полезной отдачи. Это все давно известно. Если, например, с места резко дать сразу максимальный, форсажный ход, то утечка плазмы будет такой большой, что температура горячей зоны может упасть ниже нормы, и тогда термоядерная реакция прекратится. Реактор остановится, "замерзнет", как говорят специалисты.
Да, все это давно известно, но вот Шегеля озарило, и он понял, что можно "заморозить" не только нормальный, но и аварийный реактор. А почему бы и нет? Попытаться сбросить готовую взорваться, закритическую плазму через рабочее сопло, гонять рейдер на форсаже до тех пор, пока реактор не "замерзнет". А уж если ничего не выйдет, то в самый последний момент катапультироваться в защитной капсуле. Конечно, полностью от проникающей радиации она не защитит, и он получит добрую порцию рентген, но ведь для чего-то существует и медицина! А разве красавец рейдер, над созданием которого три года работали лучшие инженеры Земли, не стоит риска?
Да, это будет бег по краю пропасти, риск, расчет на удачу, игра! Даже не игра, а бой. Встречный бой со стихией, рвущейся на свободу из-под контроля человека. Вряд ли честно от этого боя уклоняться.
- Командир, рискнем? - азартно спрашивал Шегель.
Ларин бросил взгляд на секундомер. Время еще есть, две с лишним минуты. И принял решение.
- Бот, я "Вихрь". Катапультирую оператора.
- Бот понял, готов.
Какое-то мгновение Ларин помедлил.
- Олег Орестович, катапультируйтесь.
- А... а вы?
- Попробую заморозить реактор.
- Но это... нечестно! Реактор - мое дело! Я остаюсь!
Он прав, он тысячу раз прав! И все-таки Ларин не мог оставить его на борту. Дело было даже не в человеколюбии и благородстве. "Замораживание" аварийного реактора требовало отдачи на самую грань возможного. Одним своим присутствием на борту Шегель связал бы ему руки. Ларин не сделал бы и половины того, на что был потенциально способен.
- Оператор, - раздельно сказал он, - немедленно катапультируйтесь.
- Понял, - дрожащим от обиды голосом ответил Шегель.
Послышался легкий щелчок - это были отстреляны узлы крепления кресла оператора, а потом хлопок. Ларин проследил по экрану за траекторией полета капсулы и, убедившись, что все в порядке, облегченно вздохнул. Он остался на корабле один.
- Бот, оператор катапультирован. Меня не ждите.
- Я бот, оператора принимаем. Вас не понял.
Ларин не стал повторять, не было времени.
- Я "Вихрь". Имею резерв две минуты. Стартую, пробую заморозить реактор.
И хотя все уже было решено, какое-то короткое мгновение Ларин помедлил. Не то чтобы он колебался: пути назад не было. Просто бой за рейдер требовал отличной формы, надо было привести себя в порядок, собраться. Так медлит штангист, уже нагнувшись и обхватив гриф штанги с рекордным весом.
- "Вихрь", вам одна минута. Затем срочное катапультирование!
- Понял. Пошел, не мешайте.
Ларин энергично выжал ходовую педаль. Тело сразу налилось свинцом, отяжелели веки, отвисли щеки, в глазах поплыл туман... А вот и темнота! Мгновение, и Ларин убрал ногу с педали. Рейдер рывком вышел на малый ход, провал в сознании длился доли секунды. Так и было задумано. Однако желтая лампа реактора мигает по-прежнему. А ну еще раз!
Да, так и было задумано. Ларин сознательно шел на риск, на тонкое балансирование на самой грани дозволенного. Он знал, что сбить накал реактора, а потом и "заморозить" его можно только максимальным ускорением рабочего тела. Надо было жать на ходовую педаль, жать до потери сознания в самом буквальном смысле этого слова. Но в самый последний, критический момент надо было остановиться! Стоило пропустить это мгновение, стоило чуть затянуть перегрузку, как темнота в глазах могла перейти в полную потерю сознания, а в такой обстановке это было равносильно катастрофе. Такая балансировка на самой грани допустимой перегрузки была смертельно опасной, требовала абсолютного самообладания и уверенности в себе, но только она одна и повышала существенно вероятность успеха в этом бою.
Ларин сделал не менее десятка попыток, когда, вынырнув из темноты мгновенного небытия, заметил на приборной доске уже не желтую, а зеленую контрольную лампу. Он-таки сбил накал реактора!
Ларин прокричал "ура", и в тот же самый момент до его слуха донесся подчеркнуто спокойный, требовательный голос руководителя испытаний:
- Ларин, я "Спутник". Катапультируйтесь.
Все, резервное время кончилось, надо выходить из боя. И это в тот самый момент, когда удалось сбить накал! Лучше бы тогда и не начинать, легче было бы бросить корабль. Ведь Ларин уверен - еще немного, и реактор "замерзнет". А так - все напрасно: термоядерная реакция не потухла, плазма продолжает нагнетаться, и стоит дать реактору небольшую передышку, как он снова выйдет на закритический режим.
А что, если попробовать еще раз?
- Ларин, срочно катапультируйтесь!
Один-единственный, последний раз?
- Ларин! Немедленно катапультируйтесь!
Нет, преступно не использовать последний шанс! Ларин щелчком выключил радиостанцию - ведь просил не мешать - и снова энергично выжал ходовую педаль. Когда потемнело в глазах, он не отпустил ее, как это делал в прошлых попытках, а прижал еще чуточку. Ту самую чуточку, которой, может быть, и не хватало все это время. Он ведь знал, что реактор вот-вот "замерзнет".