- Отвечай мне! Ты курила травку, когда сидела с моими детьми?
Лилли чувствует, как мощная рука Чеда сжимает ей горло, а затылок вжимается в землю.
- ОТВЕЧАЙ МНЕ, ТЫ БЛЯДЬ…
Без предупреждения, позади Чеда Бингхема материализуется тёмная фигура, сдёргивающая его с Лилли, едва различимая, чтобы опознать спасителя.
Лилли видит только размытую фигуру мужчины, настолько огромную, что он закрывает собой солнце.
* * *
Джош хватает Чеда Бингхема за грудки, а затем тащит со всей силой.
То ли из-за всплеска адреналина в гиганте, или просто из-за худощавости Чеда Бингхема, последний отлетел от удара, словно пушечное ядро. Он делает довольно высокую дугу через поляну, при этом один из его ботинок слетает, а кепка теряется в деревьях. После чего ударяется плечом об огромный ствол старого дерева. У него перехватывает дыхание, и он падает на землю под деревом. Чед задыхается и шокировано моргает.
Джош становится на колени перед Лилли и нежно поднимает её окровавленное лицо. Она пытается говорить, но не может произнести истекающими кровью губами ни слова. Джош делает наполненной болью вздох, очень похожий на стон. Что-то при взгляде на любимое лицо, с её глазами цвета морской пены и веснушчатыми щёчками, а сейчас залитое кровью, наполняет его гневом, который застилает глаза.
Великан встаёт на ноги, поворачивается и направляется через поляну к месту, где лежит, извиваясь от боли, Чед Бингхем.
Джош замечает только молочно-белое пятно человека на земле, в бледном свете заплесневелого воздуха. Чед предпринимает слабую попытку уползти, но Джош лёгким движением сбивает мужчину с ног и единственным ударом тело Чеда снова оказывается под деревом. Джош прижимает жилистого мужчину к стволу.
С заполненным кровью ртом Чед бормочет:
- Это не... это тебя не касается... пожалуйста... б-братишка... ты не должен..!
Джош впечатывает тело мужчины в ствол столетнего дуба. От столкновения череп мужчины трещит, а лопатки выворачивает как после удара тараном.
Чед издаёт искажённый крик, больше невольный и примитивный, чем осознанный и закатывает глаза. Если бы Чед Бингхэм неоднократно подвергся ударам массивного тарана, его воздействие не конкурировало бы с силой, с которой Джош Ли Гамильтон теперь избивает худощавого мужчину в джинсовке.
- Я не твой брат, - произносит Джош с жутким спокойствием, низким бархатным голосом из скрытого, недоступного места глубоко внутри него, когда снова и снова бьёт человека, стоящего у дерева, как тряпичную куклу.
Джош редко терял над собой контроль, как в этот раз. В его жизни это происходило всего несколько раз: однажды, на футбольном поле, когда полузащитник вражеской команды, неплохой малый из Монгомери, назвал его ниггером... и в другой раз, когда карманник в Атланте украл у его матери кошелёк. Но сейчас в нём бушует тихий шторм, сильнее, чем когда-либо прежде, и он неоднократно ударяет затылок Чеда Бингхэма о дерево.
Голова Чеда издает шлёпающий звук с каждым следующим ударом, с глухим стуком, становящимся всё более и более влажным при расколе черепа. Чед непроизвольно извергает рвоту, частичками овсянки и желчью, через предплечья Джоша Ли Гамильтона. Джош замечает, как Чед нащупывает левой рукой свой бронированный Смит-энд-Вессон, спрятанный за ремнём.
Джош с легкостью вытаскивает пистолет из штанов Чеда и бросает оружие через поляну. С последним всплеском силы, в то время как его мозг даёт сбой от многократных сотрясений и кровоизлияния, сочащегося из затылка сломанного черепа, Чед Бингхэм предпринимает бесполезную попытку ударить коленом в пах гиганта, но Джош быстро и ловко блокирует колено предплечьем, а затем наносит необычный удар - мощный болезненный удар тыльной стороной руки, подобный тому, что Лилли получила несколько мгновений назад от Чеда. Чеда Бингхэма отбрасывает в сторону.
Чед распластывается на земле в пяти метрах от ствола дерева.
Джош не слышит, как Лилли ковыляет через поляну. Он не слышит её сдавленный крик:
- Джош, НЕТ! НЕТ! ДЖОШ, ОСТАНОВИСЬ, ТЫ УБЬЁШЬ ЕГО!
Внезапно, Джош Ли Гамильтон приходит в себя и моргает, будто обнаружив, что стал лунатиком и блуждает обнажённым по Персиковому Бульвару в час пик. Он чувствует на спине руки Лилли, схватившие его за пальто, пытающиеся оттащить его назад от человека, лежащего мешком на земле.
- Ты убьёшь его.
Джош поворачивается. Он видит Лилли - всю в ушибах и ссадинах, её рот полон крови, она едва способна стоять, дышать, или говорить - прямо позади него, с влажным взглядом, направленным на него. Он обнимает её, а его глаза наполняются слезами.
- Ты в порядке?
- В порядке... пожалуйста, Джош… остановись прежде, чем ты убьёшь его.
Джош начинает что-то говорить, но прерывает сам себя. Он поворачивается и смотрит вниз на мужчину на земле. В течение ужасной, тихой паузы Джош двигает губами, неспособный издать звук или облечь в слова мысли. На земле он видит опустошённое тело, лежащее в луже собственных жидкостей, и такое же безжизненное, как груда тряпья.
Глава 4
- Не шевелись, милая. - Боб Стуки мягко поворачивает голову Лилли так,
чтобы обработать её опухшие губы. Он осторожно кладёт антибиотик размером с горошину на рассечённую, покрытую струпьями плоть. - Почти закончил.
Лилли дёргается от боли. Боб опускается на колени рядом с ней, его аптечка раскрыта на краю раскладушки, на которой ничком, глядя в потолок лежит Лилли. Палатка освещена бледными лучами полуденного солнца, которые светят сквозь запятнанные стенки. Воздух холодный и пахнет дезинфицирующим средством и выдохшимся ликёром. До середины обнажённой талии Лилли укрыта одеялом.
Боб понимает, что нужно выпить. Ему это необходимо. Руки снова дрожат. В последнее время он мысленно возвращается к дням, проведённым в американском госпитале морской пехоты. Одна поездка в Афганистан одиннадцать лет назад, когда он чистил больничные утки в Кэмп Двайер, - кажется, что это было миллион световых лет назад, - не смогла бы подготовить его к происходящему. Он тогда много выпивал, и его едва не выгнали из-за этого из Сан-Антонио, где он получал медицинское образование, а сейчас война вновь стоит у порога. Пронизанные шрапнелью тела, которые он латал на Ближнем Востоке, были ничем по сравнению с полями боя, оставленными позади этой войной. Иногда Бобу снится Афганистан - ходячие мертвецы, смешивающиеся с людьми и инфицирующие ряды талибов, словно в Театре ужасов - холодные, мёртвые, серые руки, вырастающие из стен передвижных хирургических кабинетов.
Но лечение Лилли Коул - это совершенно другое для Боба - намного хуже, чем быть полевым военным медиком или разгребать последствия нападения ходячих. Бингхэм нанёс ей серьёзную травму. Боб может лишь сказать, что у неё, по крайней мере, три сломанных ребра, серьёзно повреждена область левого глаза, в котором, возможно, произошло кровоизлияние в стекловидное тело или даже отслоение сетчатки, а также множественные синяки и рваные раны на лице. Боб понимает, насколько плохо подготовлен - не хватает ни оборудования, ни медикаментов даже чтобы просто притвориться, что он лечит её. Но Боб – лучшее, что у них есть на данный момент, и он сооружает временную лангету из простыней, твёрдых книжных переплётов и эластичных бандажей вокруг живота Лилли и обрабатывает остатками мази с антибиотиком её поверхностные раны. Больше всего его беспокоит глаз. Бобу необходимо осмотреть глаз и убедиться, что он лечит правильно.
- Вот так, - произносит он, нанося последнюю каплю мази на её губы.
- Спасибо, Боб, - отёк мешает Лилли говорить, и она шепелявит. - Можешь отправить счёт моей страховой компании.
Боб безрадостно усмехается и помогает ей надеть пальто поверх бандажа на поясе и ушибленных плеч.
- Что, чёрт возьми, там произошло?
Лилли вздыхает, садится на раскладушку, осторожно застёгивает пальто и сгибается от острой боли.
- Всё пошло... не так, как хотелось бы.
Боб находит свою вдавленную фляжку с дешёвой выпивкой, откидывается назад на складном стуле и делает большой целительный глоток.
- Рискну предположить, очевидно... ничего хорошего.
Лилли сглатывает, словно у неё во рту битое стекло. Завитки её каштановых волос свисают на лицо.
- Расскажи мне.
- Они сейчас под большим навесом обсуждают случившееся.
- Кто там присутствует?
- Симмонсы, Хеннеси, некоторые люди постарше, Элис Бернсайд... ну, знаешь... сыны и дочери революции. Джош... я никогда не видела его таким. Он очень запутался. Просто сидит на земле возле палатки, словно сфинкс... не говоря ни слова... глядя в никуда. Говорит, что поддержит любое их решение.
- Что это значит?
Боб делает ещё один глоток своего целительного зелья.
- Лилли, это что-то новое. Кто-то убил живого человека. А эти люди раньше никогда с таким не сталкивались.
- С убийством?
- Лилли...
- Так вот как они это сейчас называют?
- Я просто хочу сказать...
- Мне нужно с ними поговорить, - Лилли попыталась встать, но боль потянула её назад на край раскладушки.
– Ну-ну, полегче, дружок. Осторожнее.
Боб наклоняется и мягко укладывает её.
- Я дал тебе столько кодеина, что хватило бы, чтобы успокоить лошадь-тяжеловоза.
- Чёрт возьми, Боб, они не устроят самосуд над Джошем из-за этого, я не позволю этому произойти.
- Давай действовать по порядку. Прямо сейчас ты не можешь никуда пойти.
Лилли опускает голову. Одинокая слеза капает из её здорового глаза.
- Это был несчастный случай, Боб.
Боб смотрит на неё.
- Может, сейчас ты просто сфокусируешься на лечении?
Лилли поднимает на него взгляд. Её разбитые губы стали в три раза больше их нормального размера, левый глаз закрыт синяком, глазница почернела. Она поднимает воротник тесного пальто из комиссионки и дрожит от холода. Глаза Боба замечают на ней множество причудливых аксессуаров - плетёные браслеты, бусинки, маленькие пёрышки, вплетенные в янтарные волосы, ниспадающие на её огорченное лицо. Боб Стуки удивляется, насколько девушка может уделять внимание украшениям в этом мире. Но это часть шарма Лилли Коул, часть её сущности. От небольшой татуировки геральдической лилии у основания её шеи, до тщательно проделанных дыр на её джинсах, она - одна из тех девушек, которые могут за десять долларов и полдня собрать в секонд-хенде полный гардероб.