Она видит, как большой темнокожий мужчина встаёт на колени, пытаясь вытащить молоток, в то время как двое ходячих по-паучьи подбираются к его ногам по лежащим на земле остаткам некогда цельной палатки. Второй молоток лежит на траве, но Джош не сможет до него дотянуться.
Лилли поворачивается и бежит.
Ей требуется меньше минуты, чтобы преодолеть расстояние между внешним рядом палаток и центром лужайки, где под частично возведённым цирковым куполом, между контейнерами и ящиками с продуктами, скучковалось две дюжины слабых духом людей.
Раздался звук заведённых двигателей. Машины, выбрасывая в воздух облака выхлопных газов, подъезжают к кучке людей. Вооружённые мужчины, расположившиеся в задней части кузова, охраняют женщин и детей. Лилли прячется за потрёпанным квадратным чемоданом, она глубоко и часто дышит, а по коже от страха бегут мурашки.
Она остаётся в этом положении столь же долго, сколько длится атака. Руками она прикрывает уши. Она не видит, как недалеко от деревьев Джош, обхватив глубоко вошедший в череп молоток, в самый последний момент вытаскивает инструмент и замахивается в сторону ближайшего ходячего. Не видит, как Джош с невероятной силой наносит удар тупым концом молотка по гниющей челюсти одного из зомби мужского пола и сносит тому добрую половину черепушки. Лилли не видит окончания схватки - того, как ходячая почти смыкает свои чёрные резцы на лодыжке Джоша, но в последний момент останавливается - удар лопаты по её затылку завершает так и не начавшуюся людоедскую трапезу. Несколько мужчин подбегают к Джошу как раз вовремя, чтобы спасти его и убить последнего зомби. Джош откатывается подальше от мёртвых тварей. Он невредим, однако его тело всё ещё содрогается от адреналина, хлыщущего в его кровеносных сосудах, и страха, что это мог быть его последний день на земле.
Атака ходячих, о которой теперь напоминают лишь тихий гул хныкающих детишек, звуки падающих капель и пропитавший воздух запах разлагающейся плоти, длилась не более ста восьмидесяти секунд.
Позже, перетащив останки ходячих к пересохшему руслу реки, Чед и его дружки насчитали всего двадцать четыре ходячих трупа - с таким количеством им под силу справится... пока что под силу.
* * *
- Господи, Лилли, почему бы тебе не проглотить эту горькую пилюлю вины и пойти извиниться перед человеком? - спрашивает её девушка, которая сидит снаружи циркового шатра, на одеяле, и смотрит на нетронутый Лилли завтрак. Эту девушку зовут Меган.
Бледное и холодное солнце только взошло на чистом небе, и в палаточном городке наступил новый день. Лилли сидит перед обшарпанной газовой плитой марки Колман, потягивая из бумажного стаканчика растворимый кофе. Замороженные остатки высушенных яиц жарятся в неглубокой лагерной сковородке, в то время как Лилли пытается избавиться от чувства вины, которое точило её душу всю бессонную ночь. Нет в этом мире покоя усталым и трусливым.
Вокруг большого и ободранного циркового шатра - теперь окончательно установленного - выжившие спокойно занимаются своими повседневными делами, словно вчерашнего нападения не было и вовсе. Через широкое отверстие циркового шатра, которое, вероятно, когда-то предназначалось для прохода слонов и въезда клоунов на автомобиле, люди вносят складные стулья и походные столики в то время как ткань самой постройки колышется под воздействием ветра и атмосферного давления. В других частях поселения появляется всё больше убежищ. Отцы собирают и распределяют дрова для растопки, воду в бутылках, боеприпасы, оружие и консервы. Заботы матерей касаются детей, одеял, тёплых вещей и лекарств.
Более внимательный наблюдатель мог бы увидеть, что от движений и действий поселенцев еле заметно веет беспокойством, ибо неизвестно, какая угроза представляет наибольшую опасность - ходячие мертвецы или приближающаяся зима.
- Я ещё не знаю, что ему сказать, - произносит наконец Лилли, попивая свой остывший кофе. Её руки всё ещё дрожат.
Прошло восемнадцать часов после атаки, но Лилли продолжает переживать из-за чувства вины, избегая любых контактов с Джошем, сдерживая себя и убеждая в том, что он ненавидит её за то, что она сбежала и оставила его умирать. Несколько раз Джош пытался заговорить с ней, но эмоционально она не была готова к разговору и потому отталкивала его от себя, ссылаясь на то, что она больна.
- А разве неясно, что нужно сказать? - Меган выуживает из своего джинсового пиджачка маленькую курительную трубку. Она набивает её конец небольшим количеством табака, поджигает зажигалкой Bic и делает большую затяжку. Молодая женщина лет тридцати с оливковой кожей и окрашенными хной волосами, вьющимися вокруг узкого лукавого лица, с кашлем выдыхает зеленоватый дым. - Я имею в виду, посмотри на этого парня, он огромный.
- И что это значит, чёрт подери?
Меган ухмыляется.
- Парень выглядит так, будто он может сам о себе позаботиться. Вот и всё, что я хочу сказать.
- Его телосложение не имеет к ситуации ни малейшего отношения.
- Ты с ним спишь?
- Что? - говорит Лилли, глядя на свою подругу. - Ты серьёзно?
- Это просто вопрос.
Лилли качает головой и вздыхает.
- Я не собираюсь вознаграждать его этим…
- Не собираешься... да ты что, правда? Благочестивая малышка Лилли. Благочестива до самых пят.
- Может уже прекратишь?
- И всё же, почему? - усмешка Меган превращается в ухмылку, - Почему ты не взобралась на эту гору мускулов? Чего ты ждешь? Ведь это тело... то, как он держит...
- Прекрати! - гневно вспыхивает Лилли, чувствуя острую боль за переносицей.
Её эмоции почти выходят на поверхность, дрожь возвращается, и она сама начинает поражаться громкости своего голоса.
- Я не такая как ты... ладно. И не очень общительный человек. Господи Иисуси, Мег. Я уже запуталась. С кем из этих парней ты сейчас?
Меган в течение секунды смотрит на неё, кашляет, а затем делает очередную затяжку.
- Знаешь что? - Меган предлагает ей трубку. - Почему бы тебе не затянуться разок? Дрожишь?
- Нет, спасибо.
- Эта травка успокоит тебя. Убьет ту муху, которая постоянно кусает твой зад.
Лилли трёт глаза и качает головой.
- Ты такая трудная, Мег.
Меган затягивается и выдыхает.
- Предпочитаю быть трудной, чем куском дерьма.
Лилли молчит и продолжает качать головой. Грустная правда заключается в том, что Лилли иногда задумывается, а точно ли Меган Лафферти не кусок дерьма. Девушки были знакомы ещё со времен средней школы Спрейбери в Мариетте. Тогда они были неразлучны, делились друг с другом всем: от сделанной домашней работы до наркотиков и парней.
Но затем Лилли приняла решение строить карьеру, и провела два по-адски мучительных года в Массейском колледже бизнеса Атланты, а затем в Технологическом институте Джорджии для получения степени магистра делового администрирования, получить которую ей, однако, было не суждено. Она хотела стать дизайнером, возможно, сделать себе имя в мире моды, но не прошла дальше приёмной во время своего первого интервью на чрезвычайно желанную интернатуру в Майкл Найт Фэшнс. Она просто струсила. Её старый друг - страх, положил конец всем её планам.
Страх заставил её сбежать из этой шикарной приёмной, сдаться и вернуться домой в Мариетту. Здесь она возобновила свой обычный образ жизни праздного бездельника, зависала вместе с Меган в наркотическом угаре, часами просиживала на диване за просмотром повторов программы "Подиум".
Однако что-то изменилось между этими женщинами за последние годы. Нечто на химическом уровне, и Лилли ощущала это также сильно, как языковой барьер. Меган жила без амбиций, без чёткого направления, без концентрации - и ей это нравилось. Но Лилли всё ещё питала мечты, пускай и мертворождённые. Она втайне желала поехать в Нью-Йорк или создать веб-сайт, или вернуться в приёмную в Майкл Найт Фэшнс и сказать: "Ой, извините, мне просто пришлось отлучиться на годик-полтора..."
Папа Лилли, бывший учитель математики и вдовец по имени Эверетт Рэй Коул, всегда поддерживал свою дочь. Эверетт был добрым, вызывающим уважение человеком, который с середины 90-х в одиночку и со всей известной ему мягкостью воспитывал свою дочь, оставшуюся на его попечении после медленной смерти жены от рака молочной железы.
Он знал, что она хотела большего от жизни, знал и то, что ей необходима бескорыстная любовь, ей нужна семья, ей нужен дом. И Эверет был для неё всем. Такое положение вещей лишь адски подрывало моральный дух и усугубляло душевное состояние Лилли на протяжении вот уже пары месяцев.
Первая волна ходячих нанесла немалый ущерб северной части округа Кобб.
Они пришли из промышленных зон, северных индустриальных парков лесов Кенессо, пожирая население как злокачественная опухоль. Эверетт принял решение забрать Лилли и сбежать на разбитом пикапе марки Фольксваген. Они успели добраться до магистрали 41, но последняя была забита автомобилями. В миле к югу от магистрали они нашли блуждающий городской автобус, который быстро проезжал то вверх, то вниз по глухим улицам и подбирал оставшихся в живых. По сей день, воспоминание об отце, проталкивающем её через передний вход автобуса в то время, как к нему приближались зомби, до сих пор бередит её сознание.
Старик спас ей жизнь. Он захлопнул за ней складывающуюся дверь буквально в последнее мгновение и сполз на тротуар, схваченный тремя каннибалами. В тот самый момент, как автобус рванул с места, кровь старика брызнула на стекла, и Лилли завизжала так громко, что сорвала голосовые связки. Лилли свернулась калачиком на сиденье автобуса, оцепенела и до самой Атланты так и не отвела взгляда от окровавленной двери автобуса.
Это было маленькое чудо, что Лилли нашла Меган. Во время первой волны зомби сотовые телефоны всё ещё продолжали принимать и передавать сигнал, так что Лилли смогла договориться с подругой о встрече в окрестностях аэропорта Хартсфилд. И две женщины отправились автостопом на юг, ночуя в брошенных домах, и просто старались выжить. Уровень напряжённости между девушками возрос. Казалось, что каждая из них по-своему старается компенсировать страх и пережитые потери. Лилли ушла в себя. Меган же пошла другим путем: большую часть времени оставаясь под кайфом, она не умолкала ни на минуту и цеплялась к странникам, с которыми они пересекались по дороге.