- Дай-ка мне свою рацию! - Губернатор жестом обращается к Мартинесу, который уже спускается по металлической лестнице, прикреплённой к боковой стороне подъёмного крана. Боб наблюдает за всем этим на почтительном расстоянии позади Губернатора. Что-то во всей этой таинственной ситуации заставляет пожилого человека нервничать. За стеной извивающаяся толпа зомби сокращает расстояние от города до двухсот метров. Мартинес спускается с лестницы и передаёт рацию. Губернатор зажимает переключатель и горланит в микрофон.
- Стивенс! Ты меня слышишь? Ты включил свою рацию?
Сквозь помехи слышится голос врача.
- Да, я слышу вас, и я не считаю...
- Заткнись на секунду. Я хочу, чтобы ты притащил того жирного гвардейца, Стинсона, к северной стене.
Скрежещущий голос отвечает.
- Стинсон ещё не оправился, он потерял много крови в вашей маленькой...
- Не спорь, мать твою, со мной, Стивенс... ПРОСТО СДЕЛАЙ ЭТО СЕЙЧАС ЖЕ!
Губернатор выключает рацию и бросает её обратно Мартинесу.
- Открыть ворота! - кричит Губернатор двум рабочим, которые стоят рядом, вооружившись кирками и тревожными выражениями на лицах, ожидая приказов. Рабочие смотрят друг на друга.
- Вы слышали меня! - ревёт Губернатор. - Откройте проклятые ворота!
Рабочие выполняют приказ, отпирая засов на воротах. Ворота со скрипом открываются, впуская порыв холодного, прогорклого ветра.
- Если хотите знать моё мнение, мы искушаем судьбу, затевая всё это, - бормочет себе под нос Мартинес, с характерным щелчком вставляя магазин с патронами в свою штурмовую винтовку. Губернатор игнорирует этот комментарий и кричит:
- Трэвис! Сдавай назад!
Грузовик приходит в движение, подаёт звуковой сигнал и с дребезжанием останавливается у ворот.
- Теперь опускай рампу!
Боб с досадой наблюдает за тем, как Юджин с ворчанием выпрыгивает из кабины и обходит грузовик. Он распахивает дверь и опускает рампу на тротуар. В свете прожекторов можно различить, что толпа зомби приблизилась к городу на расстояние ста метров. Шаркающие шаги за спиной Боба заставляют его обернуться. Из теней, разбавленных мерцанием горящих мусорных баков, появляется доктор Стивенс, поддерживая под руку раненого гвардейца, который ковыляет рядом вялой походкой жертвы инсульта.
- Смотри внимательно, Боб, - говорит Губернатор, бросая взгляд через плечо на пожилого человека, а затем, подмигнув, добавляет. - Это будет покруче Ближнего Востока.
Глава 14
Крики внутри грузовика, усиленные гофрированной металлической поверхностью пола и стальными стенами, нарастают всё больше, образуя арию агонии, которая заставляет Боба, стоя позади крана, отвернуться от приближающихся к воротам трупов, привлечённых криками и запахом страха. Сейчас Боб нуждается в выпивке больше, чем когда-либо. Ему нужно выпить как можно больше. Он хотел бы пить до тех пор, пока его разум не замутнится.
Большая часть стада - мертвецы всех форм и размеров, находящиеся на разных стадиях разложения, с искаженными от жажды крови лицами - подтягиваются к задней части прицепа. Первый приблизившийся к подножию рампы с мокрым шлепком падает лицом вниз. Другие идут следом, пробивая себе путь вверх по трапу, а Стинсон вопит внутри прицепа, его здравомыслие разрывается в клочья. Дородный гвардеец, примотанный к передней стенке прицепа упаковочной лентой и цепями, мочится в штаны, когда ближайшие ходячие подбираются ближе, чтобы покормиться его плотью. Недалеко от прицепа, Мартинес и его люди следят за зомби-одиночками, бесцельно блуждающими вдоль баррикады в блеске вольфрамовых прожекторов, запрокинув свои серые лица и устремив стеклянные глаза в ночное небо, как будто крики могут доноситься с небес. Только десяток мертвецов упустили возможность покормиться. Мужчины с винтовками 50 калибра держат их на мушке, ожидая приказа перестрелять отставших от стада мертвецов.
Прицеп постепенно наполняется экземплярами, пополняя коллекцию лабораторных крыс Губернатора, и вот уже около трёх десятков ходячих роятся в Стинсоне. Кормёжка порождает обстановку неистового безумия, и крики превращаются в гортанный предсмертный вопль, в то время как последний зомби, пошатываясь, взбирается вверх по пандусу и исчезает внутри передвижной скотобойни. Крики, доносящиеся из задней части прицепа, становятся почти дикими, Стинсон всхлипывает, испуская пронзительные вопли, разрываемый зубами и ногтями мертвецов.
В промозглой темноте Боб чувствует, как его душа сжимается словно цветок ириса. Он нуждается в выпивке так сильно, что его череп пульсирует. Он едва слышит громкий голос Губернатора.
- Ладно, Трэвис! Захлопывай ловушку! Закрывай прямо сейчас!
Водитель грузовика осторожно ползёт к колыхающемуся прицепу смерти и хватается за верёвку, свисающую с кромки двери. Он дёргает её жёстко и быстро, и вертикальная дверь прицепа захлопывается с ржавым скрипом. Трэвис быстро защёлкивает замок и отступает от грузовика, как от бомбы замедленного действия.
- Отгони его обратно на трассу, Трэвис! Встретимся там через минуту!
Губернатор поворачивается и идёт к Мартинесу, который ждёт его у подъёмного крана.
- Отлично, теперь ваша очередь повеселиться, - говорит Губернатор.
Мартинес зажимает кнопку передачи на своей рации.
- Ладно, ребята, позаботьтесь об остальных.
Боб подпрыгивает от внезапного гула тяжёлой артиллерии, грохота и искр пулемётов 50 калибра, озаряющих ночь. Трассирующие снаряды испещряют сумерки ярко-розовыми штрихами, пересекающиеся пучки ярко-магниевых огней достигают своих целей, образуя туман чёрной маслянистой крови. Боб снова отворачивается, не желая смотреть, как расправляются с ходячими. Губернатор, однако, испытвает другие чувства. Он поднимается по лестнице подъёмного крана, чтобы как следует насладиться зрелищем. За считанные секунды бронебойные снаряды потрошат оставшихся мертвецов. Черепа расцветают бутонами мозгового вещества, взмывающими в ночной воздух, ошмётки зубов и волос, хрящевая и костная стружка разлетаются вдребезги. Некоторые зомби остаются в вертикальном положении ещё несколько секунд, так как пронизывающие их снаряды заставляют мертвецов танцевать жуткий танец смерти, размахивая руками в потоках света. Животы лопаются. Блестящие ткани извергаются в ослепительном свете.
Выстрелы прекращаются так же внезапно, как и начались, тишина звенит в ушах Боба. Ещё мгновение Губернатор смакует последствия, хлюпающие звуки и отзвуки стрельбы эхом разносятся по окрестностям и оседают в лесной чаще. Несколько ходячих всё ещё стоят, повязшие в кучах кровавого месива и мёртвой плоти, некоторые из них сейчас представляют собой смутно распознаваемую массу человеческого мяса. Эти курганы источают пары на холодном воздухе, в основном от трения пронзающих плоть пуль, нежели тепла человеческого тела. Губернатор слезает с подъёмного крана.
Когда грузовик, нагруженный движущимися трупами приходит в движение, Боб борется с приступом рвоты. Ужасные звуки внутри прицепа несколько преуменьшились, Стинсон превратился в выдолбленное корыто из плоти и костей. Приглушённые чавкающие звуки мертвецов, питающихся Стинсоном внутри прицепа, исчезают по мере того, как грузовик с грохотом движется к гоночному треку. Губернатор подходит к Бобу.
- Похоже, тебе надо выпить.
Боб не может выдавить из себя ответ.
- Пойдём, выпьем что-нибудь прохладное, - предлагает Губернатор, похлопывая Боба по спине. - Я угощаю.
* * *
На следующее утро площади в северной части города были очищены, а все доказательства резни - стёрты. Люди идут по своим делам, как будто ничего не произошло и остальная часть этой недели проходит без происшествий. В течение следующих пяти дней несколько ходячих появляются вблизи города, привлечённые толпой мертвецов, но в основном в городе царит спокойствие. Наступает Рождество, но его почти не празднуют. Большинство жителей Вудбери давно перестали следить за календарём. Слабые попытки поднять праздничное настроение, кажется, усугубляют мрачную обстановку в городе. Мартинес и его люди наряжают ёлку в здании суда и украшают мишурой беседку на площади, но на этом их старания заканчиваются. Губернатор включает Рождественскую музыку через акустическую систему гоночного трека, но она скорее вызывает у горожан раздражение. Погода остаётся довольно ясной, снега нет и в помине, температура воздуха держится выше нуля.
В канун Рождества, Лилли идёт в лазарет, чтобы доктор Стивенс мог осмотреть её раны, а после осмотра врач приглашает Лилли остаться на импровизированный праздничный вечер. Элис присоединяется к ним, они открывают банку ветчины и сладкого картофеля, и даже бутылку Каберне, которую Стивенс припрятал в чулане, и пьют за старые-добрые времена, за беспечное будущее и за Джоша Ли Гамильтона. Лилли чувствует, что врач пытается разглядеть в ней признаки посттравматического стресса, может быть, депрессии или какого-либо другого вида психического расстройства. Но по иронии судьбы, Лилли в жизни не чувствовала себя более целенаправленно и уверенно. Она знает, что должна сделать. Она знает, что не может больше жить здесь, и она выжидает подходящий момент, когда ей представится возможность сбежать. Возможно, на каком-то более глубоком уровне именно Лилли ведёт наблюдение. Возможно, она подсознательно ищет союзников, пособников, соучастников.
В разгар вечера появляется Мартинес - Стивенс пригласил молодого человека выпить в тот же день - и Лилли осознаёт, что она не единственная здесь, кто хочет выбраться из города. После нескольких коктейлей, Мартинес становится разговорчивым, и признаётся, что боится, что Губернатор в конечном итоге приведёт их к обрыву. Они спорят о том, что является меньшим из двух зол - терпеть безумие Губернатора или сбежать из города и оказаться в опасности. Они ни к чему не приходят и продолжают пить.
Наконец, вечер превращается в пьяную вакханалию нескладных рождественских гимнов и воспоминаний о праздниках прошлых лет. Всё это угнетает их ещё больше. Чем больше они пьют, тем хуже они себя чувствуют. Однако на общем фоне Лилли узнаёт об этих трёх потерянных душах нечто новое, одновременно банальное и важное. Она замечает, что доктор Стивенс совершенно не умеет петь, что Элис влюблена в Мартинеса, и что Мартинес тоскует по бывшей жене, которую потерял в Арканзасе. Но что самое важное, Лилли чувствует, что страдания объединяют их, и что эта связь может сослужить им хорошую службу.