вствовал, что плохо подготовлен – как в техническом отношении, так и из-за недостатка медикаментов – к тому, чтобы даже притворяться, что лечит ее. Но, кроме Боба, рассчитывать тут было не на кого, поэтому он наложил на грудь Лилли импровизированную повязку из разорванных на полосы простыней, твердых книжных обложек и эластичных бинтов и нанес крем-антибиотик из своих иссякавших запасов на все ее неглубокие раны. Больше всего его беспокоил глаз. Его нужно было осмотреть, чтобы удостовериться, что он залечится как следует.
– Вот и все, – сказал Боб, нанося последний мазок крема на губу Лилли.
– Спасибо, Боб. – Речь Лилли была немного затруднена из-за отека, и она чуть пришепетывала. – Можешь отправить счет в мою страховую компанию.
Боб безрадостно усмехнулся и помог ей снова натянуть пальто на перевязанную грудь и испещренные синяками плечи.
– Что там, черт возьми, случилось?
Лилли вздохнула, села на койке, осторожно застегнула пальто на молнию и поморщилась от покалывавшей ее тело боли.
– Все немного… вышло из-под контроля.
Боб отыскал свою помятую флягу с дешевым пойлом, откинулся на спинку складного стула и сделал долгий целебный глоток.
– Может, я сейчас скажу очевидное… Но это никому не на пользу.
Сглотнув, Лилли словно протолкнула в себя осколки стекла. Завитки ее золотисто-каштановых волос падали на лицо.
– И не говори, – отозвалась она.
– Там сейчас обсуждают все это в большом шатре.
– Кто?
– Симмонс, Хеннесси, несколько старших, Элис Бернсайд… Ну, знаешь… Сыны и дочери революции. Джош… Я его таким раньше не видел. Он совсем сбит с толку. Просто сидит на земле около своей палатки, как сфинкс… Ни слова не говорит… Только смотрит в пространство. Сказал лишь, что согласится с любым их решением.
– Что это значит?
Боб сделал еще один глоток своего лекарства.
– Лилли, такого еще не было. Хладнокровно убили живого человека. Люди здесь с таким еще не сталкивались.
– Хладнокровно убили?
– Лилли…
– Теперь это так называется?
– Я просто хочу сказать…
– Я поговорю с ними.
Лилли попыталась подняться на ноги, но от боли снова повалилась на койку.
– Эй, подруга, не так резко. Не торопись. – Боб наклонился и мягко поддержал ее. – Я дал тебе столько кодеина, что хватило бы, чтобы успокоить лошадь.
– Черт, Боб, они не могут линчевать Джоша из-за этого! Я не позволю!
– Давай просто продвигаться маленькими шажками. Сейчас ты никуда не пойдешь.
Лилли опустила голову. Из ее здорового глаза выкатилась одинокая слеза.
– Это был несчастный случай, Боб.
Боб взглянул на нее:
– Давай-ка сейчас просто сосредоточимся на лечении, а?
Лилли подняла голову и посмотрела на него. Ее израненная губа распухла и была в три раза толще обычного, левый глаз налился кровью, а глазница почернела. Она повыше подняла воротник своего поношенного пальто и поежилась от холода. На ней было несколько странных украшений, за которые зацепился взгляд Боба: веревочные браслеты и бусы и крошечные перышки, вплетенные в локоны ее янтарных волос, падавшие на опустошенное лицо. Бобу Стуки было любопытно, как девушки в этом мире еще могли уделять внимание моде. Но в этой черте Лилли Коул отчасти и крылось ее обаяние. От маленькой татуировки в форме геральдической лилии на задней части ее шеи до аккуратных прорех и заплаток на джинсах, Лилли Коул была одной из тех девушек, которым достаточно было десяти долларов и пары часов в комиссионном магазине, чтобы составить себе целый гардероб.
– Это все из-за меня, Боб, – сказала она хриплым сонным голосом.
– Чушь собачья! – возразил Боб Стуки, снова глотнув из потускневшей фляжки. Алкоголь, похоже, начал развязывать ему язык, и Боб почувствовал приступ горечи. – Я вот думаю, зная характер Чада, что он давно на это напрашивался.
– Боб, это не…
Лилли замолкла, услышав шорох шагов около палатки. На брезент упала тень гиганта. Знакомая фигура на миг замерла, неловко переминаясь с ноги на ногу у застегнутого на молнию входа в палатку Боба. Лилли узнала этот силуэт, но ничего не сказала.
Огромная рука аккуратно откинула полотняную дверцу, и в проеме показалось широкое, испещренное морщинами коричневое лицо.
– Они сказали, можно… Дали мне три минуты, – запнувшись, застенчиво произнес своим баритоном Джош Ли Хэмилтон.
– О чем ты? – Лилли напряглась, посмотрев на своего друга. – Три минуты на что?
Джош встал на колени перед палаткой и уставился в землю, силясь обуздать свои чувства.
– Три минуты, чтобы попрощаться.
– Попрощаться?
– Ага.
– Что ты имеешь в виду? Что значит – попрощаться? Что случилось?
Джош тяжело вздохнул:
– Было голосование… Они решили, что лучше всего будет, чтобы я собрал свои вещи и убрался из группы.
– Что?!
– Думаю, это лучше, чем если бы меня повесили на самом высоком дереве.
– Но ты ведь не… То есть это была случайность!
– Ага, само собой, – сказал Джош, не поднимая глаз. – Бедный парень случайно кучу раз наткнулся на мои кулаки.
– Но в тех обстоятельствах… Все ведь знают, каким человеком…
– Лилли…
– Нет, это неправильно. Это просто… неправильно.
– Все кончено, Лилли.
Она взглянула на него:
– Они хотя бы позволят тебе взять кое-что из припасов? Или машину?
– У меня есть мотоцикл. Я справлюсь, все будет хорошо…
– Нет… Нет… Это просто… нелепо.
– Лилли, послушай меня!
Здоровяк наполовину залез в палатку. Боб из уважения отвернулся. Джош пригнулся, протянул руку и нежно прикоснулся к израненному лицу Лилли. Губы его были сжаты, глаза блестели, морщины вокруг рта углубились – было понятно, что гиганта захлестнули чувства.
– Так все и будет. Это к лучшему. Со мной все будет в порядке. А вы с Бобом держитесь!
На глаза Лилли навернулись слезы.
– Тогда я пойду с тобой.
– Лилли…
– Здесь меня ничто не держит.
Джош покачал головой:
– Прости, куколка… У меня только один билет.
– Я иду с тобой.
– Лилли, мне очень жаль, но это невозможно. Здесь безопаснее. С группой.
– Да, здесь и правда стабильно, – холодно сказала она. – Прямо вечный праздник любви.
– Но лучше здесь, чем не пойми где.
Лилли посмотрела не него опустошенным взглядом, и по ее помятому лицу покатились слезы.
– Ты не сможешь остановить меня, Джош. Решение за мной. Я иду с тобой – и точка. А если ты попытаешься остановить меня, я пойду за тобой, выслежу тебя, отыщу. Я иду с тобой, и ты не можешь мне помешать. Ты не можешь меня остановить. Понятно? Поэтому просто… смирись с этим.
Она застегнула все пуговицы на своем пальто, сунула ноги в ботинки и начала собирать вещи. Джош смятенно наблюдал за ней. Лилли двигалась осторожно, то и дело чувствуя уколы боли.
Боб переглянулся с Джошем, и что-то невысказанное, но очень значительное промелькнуло между ними, пока Лилли запихивала свою разбросанную одежду в брезентовую сумку. Закончив, она направилась к выходу из палатки.
Джош на секунду задержался внутри и снова посмотрел на Боба.
В конце концов Боб пожал плечами и с усталой улыбкой произнес:
– Женщины.
Пятнадцать минут спустя Джош уже набил кофры своего темного городского мотоцикла «Сузуки» жестянками с ветчиной и тунцом, сигнальными шашками, одеялами и непромокаемыми спичками, также положив туда веревку, свернутую палатку, фонарик, маленькую походную плитку, складную удочку, дешевый карманный пистолет 38-го калибра, несколько бумажных тарелок и кое-какие специи, которые он стащил из общей зоны. День был ветреный, небо затянули темно-серые облака.
Из-за суровости погоды сборы Джоша казались еще тревожнее. Он проверил, насколько крепко держатся на мотоцикле сумки с багажом, и взглянул через плечо на Лилли, которая стояла в десяти футах от него у кромки дороги и утрамбовывала свой переполненный рюкзак. Морщась от резкой боли в ребрах, она пыталась потуже затянуть его ремни.
С другой стороны площадки за ними наблюдали несколько самопровозглашенных лидеров общины. Трое мужчин и одна женщина среднего возраста стоически смотрели прямо перед собой. Джош хотел крикнуть им что-нибудь убийственно саркастичное, но прикусил язык. Вместо этого он повернулся к Лилли и спросил:
– Ты готова?
Лилли не успела ответить, как с восточного конца площадки послышался голос:
– Погодите, ребята!
Вдоль изгороди к ним медленно приближался Боб Стуки, тащивший на спине огромный брезентовый вещмешок. Раздавалось бряцанье бутылок – несомненно, из личного запаса «лекарств» Боба, – а на лице медика читалось одновременно ожидание и смущение. Он с опаской подошел к Джошу и Лилли.
– Пока вы не уехали в закат, я хочу спросить.
Джош внимательно посмотрел на него:
– Что такое, Боб?
– Просто ответьте мне, – сказал он. – У вас есть врачебная подготовка?
Лилли приблизилась к нему, непонимающе нахмурив брови:
– Боб, что тебе нужно?
– Вопрос простой. Хоть у кого-то из вас, глупцов, есть реальные познания в медицине?
Джош и Лилли переглянулись.
– Мне о таком неизвестно, Боб, – вздохнул здоровяк.
– Тогда позвольте мне спросить еще кое-что. Кто, черт возьми, будет следить, чтобы ее глаз не загноился? – Он махнул рукой в сторону фингала Лилли. – Или проверять, как срастаются ребра, если уж на то пошло?
Джош посмотрел на медика:
– Что ты пытаешься сказать, Боб?
Тот большим пальцем показал на припаркованные в ряд машины, стоявшие позади него на подъездной дорожке.
– Раз уж вы отправляетесь куда-то в голубые дали, не лучше ли взять с собой сертифицированного госпитального санитара морской пехоты США?
Они сложили вещи в огромную машину Боба. Старый пикап «Додж Рэм» был настоящим монстром с модифицированным трейлером, установленным на удлиненном багажнике. Весь автомобиль покрывали пятна ржавчины. Окна трейлера были узкими, длинными и такими мутными, что казались замазанными мылом. Рюкзак Лилли и кофры Джоша забросили внутрь через дверь в задней части фургона и разместили среди стопок грязной одежды и полупустых бутылок дешевого виски. В трейлере была пара шатких коек, большой переносной холодильник, три потрепанные аптечки, изодранный чемодан, две канистры с топливом, старый кожаный докторский саквояж, который выглядел так, словно был куплен в ломбарде, и всяческие садовые инструменты, прислоненные к перегородке в передней части: лопаты, мотыга, несколько топоров и грязные вилы. Сводчатый потолок был достаточно высок, чтобы под ним мог, ссутулившись, встать взрослый человек.