– Лилли? – Голос Боба звучал так, словно доносился из далекой галактики. – Ничего, милая, если мы унесем тело?
Лилли молчала.
Боб кивнул Стивенсу. Доктор кивнул Элис, а Элис сделала жест двоим мужчинам, которые стояли в отдалении со складной каталкой. Мужчины – оба среднего возраста, знакомые Бобу по посиделкам в таверне – подошли. Разложив каталку, они прошли в нескольких дюймах от Лилли и опустились на колени около трупа. Первый начал аккуратно перекатывать массивное тело на каталку, но тут Лилли обожгла их взглядом, моргая сквозь слезы.
– Не трогайте его, – пробормотала она, и слова прозвучали едва ли не шепотом.
Боб положил руку ей на плечо:
– Лилли, милая…
– СКАЗАЛА ЖЕ, НЕ ТРОГАЙТЕ ЕГО! НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К НЕМУ!!! УБИРАЙТЕСЬ К ЧЕРТУ!!!
Ее мучительный вопль пронзил ветреную тишину улицы и привлек внимание всех горожан. Наблюдатели, стоявшие в половине квартала от них, прервали свои разговоры и посмотрели на Лилли. Люди выглядывали из дверей и из-за углов, чтобы выяснить, что происходит. Боб махнул своим собутыльникам, после чего Стивенс и Элис тоже отошли в неловком молчании.
На крик вышли и люди из продовольственного центра. Теперь они замерли в разгромленных дверях, наблюдая за печальными событиями.
Взглянув в их сторону, Боб заметил Губернатора, который стоял на засыпанном осколками стекла пороге со скрещенными на груди руками и оценивал ситуацию своими темными коварными глазами. Боб застенчиво подошел к магазину.
– С ней все будет в порядке, – негромко сказал он Губернатору. – Она просто сейчас немного не в себе.
– Разве можно винить ее? – задумчиво произнес Губернатор. – Потерять так свой талон на обед. – Он пожевал щеку, размышляя. – Не трогайте ее пока. Приберемся тут позже. – Он подумал еще, не сводя глаз с трупа, лежавшего у обочины, а затем крикнул через плечо: – Гейб, иди сюда!
Подошел коренастый мужчина в водолазке и с армейской прической.
– Растолкай этого дерьмового мясника, – тихо сказал Губернатор, – отведи его в подвал и швырни в камеру вместе с гвардейцами.
Гейб кивнул, развернулся и проскользнул обратно в продовольственный центр.
– Брюс! – крикнул Губернатор второму телохранителю.
Появился чернокожий мужчина с бритой головой, одетый в кевларовый жилет и державший у бедра «АК-47».
– Да, босс!
– Подними всех и приведи на площадь.
Чернокожий мужчина недоверчиво вскинул голову:
– Всех?
– Ты меня слышал – всех. – Губернатор подмигнул ему. – Будет небольшое городское собрание.
– Мы живем в жестокие времена! Мы все находимся под невероятным давлением! Каждый день своей жизни.
Губернатор выкрикивал слова в мегафон, который Мартинес нашел в заброшенной пожарной части. Его резкий, прокуренный голос разносился над голыми деревьями и горевшими факелами. Солнце закатилось за горизонт, и теперь все население города толкалось в сумерках у беседки в центре площади. Губернатор стоял на ее каменных ступенях и обращался к своим слушателям с властной уверенностью политика, смотря при этом горящим взглядом мотивационного оратора.
– Я понимаю ваши тяготы, – продолжал он, шагая по ступеням и выжимая из этого момента все до последней капли. Его голос эхом отдавался на площади, отражаясь от заколоченных фасадов зданий. – В последние месяцы мы все столкнулись со скорбью… потеряв кого-то из близких.
Он сделал эффектную паузу и заметил, как многие лица склонились, а глаза заблестели в свете факелов. Губернатор чувствовал навалившуюся на всех боль. В душе он улыбался, терпеливо выжидая.
– То, что случилось сегодня у склада, не должно было произойти. Вы живете с мечом… Я понимаю. Но этого не должно было случиться. Так проявилась более серьезная болезнь. И мы излечим ее.
На мгновение он обернулся и посмотрел на восток, где увидел фигуры, склонившиеся у лежавшего на земле тела чернокожего мужчины. Боб стоял на коленях перед девушкой по имени Лилли и гладил ее по спине, в оцепенении глядя на поверженного гиганта под окровавленной простыней.
Губернатор снова повернулся к своим слушателям:
– С сегодняшнего дня мы будем прививать себя. Теперь все здесь будет иначе. Я обещаю вам… все будет иначе. Появятся новые правила.
Он сделал еще несколько шагов и обжег взглядом каждого из собравшихся.
– От монстров по другую сторону стены нас отделяет одна вещь – цивилизация! – Слово «цивилизация» он выкрикнул так громко, что оно взлетело высоко над крышами города. – Порядок! Законы! У древних греков было все это дерьмо. Они знали, что такое жестокость из милосердия. И назвали ее «катарсисом».
На некоторых лицах, взиравших на него, отразились испуг и ожидание.
– Видите этот гоночный трек? – сказал он в мегафон. – Внимательно посмотрите на него!
Повернувшись, он дал сигнал Мартинесу, который стоял в тени у фундамента беседки. Мартинес нажал кнопку на рации и прошептал что-то человеку на другом конце. Эта часть, по настоянию Губернатора, была продумана до секунды.
– С сегодняшнего дня, – продолжил Губернатор, увидев, как многие головы повернулись в сторону огромной темной летающей тарелки на западной окраине города, гигантский овальный гребень которой черным силуэтом вздымался на фоне звезд. – Прямо с этого момента! Это будет наш новый греческий театр!
С помпезностью и пышностью фейерверка гигантские ксеноновые прожекторы над треком неожиданно один за другим ожили с громким металлическим скрежетом и осветили арену яркими лучами серебристого света. Толпа, собравшаяся у беседки, издала всеобщий вздох, кое-кто начал аплодировать.
– Вход свободный! – Губернатор чувствовал, как нарастала энергия, потрескивавшая, подобно статическому электричеству, и продолжал атаковать словом: – Идут прослушивания, друзья. Хотите бороться на ринге? Нужно лишь нарушить правила. И больше ничего. Достаточно лишь преступить закон.
Шагая по ступенькам, он смотрел на слушателей, словно бросая им вызов. Некоторые переглядывались, другие кивали, а третьи выглядели так, словно готовы были пропеть ему аллилуйю.
– Любой, кто нарушит закон, будет драться! Все просто. Не знаете законов – спросите. Прочитайте чертову Конституцию. Загляните в Библию. Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Золотое правило. И все такое. Но послушайте, что я скажу. Если перейдете границы – будете драться.
Раздалось несколько согласных возгласов, и Губернатор использовал эту энергию, раздувая пламя.
– С этого момента, если сцепился с кем-то – нарушил закон – дерись!
Вступило еще несколько голосов, толпа загудела, и гул этот разнесся по небу.
– Украл – дерись!
Теперь зрители шумно выражали свое одобрение, слышался хор неистовых воплей.
– Трахнул чью-то жену – дерись!
Над площадью разносилось все больше и больше голосов, страх и отчаяние нашли свой выход и хлестали через край.
– Убил кого-нибудь – дерись!
Ликование стало превращаться в какофонию злобных выкриков.
– Натворил хоть что-нибудь – особенно если кого-то убил – дерись! На арене. Перед Богом. До смерти.
Толпа взорвалась нестройными аплодисментами, возгласами и свистом. Губернатор подождал, пока волна схлынет и зрители успокоятся.
– Начало сегодня, – сказал он почти шепотом, и мегафон затрещал. – И начало положит один псих – парень, заправляющий в нашем магазине, мясник Сэм. Он решил, что он сам себе судья, присяжные и палач.
Внезапно Губернатор указал на арену и прокричал в мегафон голосом, который бы очень подошел для исступленной церковной службы:
– Готовы к расплате? ГОТОВЫ К ЗАКОНУ И ПОРЯДКУ?
Толпа разразилась ликованием.
Лилли посмотрела вверх по улице и увидела, как в половине квартала от нее почти сорок людей одновременно двинулись куда-то. Толпа шла шумной массой, практически единой, и напоминала гигантскую человеческую амебу Люди выбрасывали в воздух кулаки и невнятно сердито орали, шагая по улице в сторону гоночного трека, который стоял в серебряной размытой полутени в двухстах ярдах к западу От этого зрелища Лилли содрогнулась.
– Можете унести тело, Боб, – пробормотала она, отвернувшись.
Боб стоял рядом. Он наклонился и нежно погладил ее по плечу:
– Мы хорошо о нем позаботимся, милая.
Она смотрела вдаль.
– Скажи Стивенсу, что я сама все организую.
– Ладно.
– Похороним его завтра.
– Хорошо, милая.
Лилли смотрела, как толпа горожан в отдалении заполняла арену. На краткий миг ей вспомнились сцены из старых фильмов ужасов, где озлобленные горожане с факелами и примитивным оружием собирались у замка Франкенштейна, жаждая крови монстра.
Она поежилась и внезапно поняла, что теперь все они были монстрами – все, включая Лилли и Боба. Монстром теперь был Вудбери.
Глава тринадцатая
Любопытство одержало верх над Бобом Стуки. Проводив Лилли в ее квартиру над прачечной и дав ей десять миллиграммов алпразолама, чтобы заснуть, он встретился со Стивенсом. Было решено на время перенести тело Джоша в импровизированный морг в подвалах гоночного трека. После этого Боб сходил к трейлеру и вытащил новую бутылку виски, а затем вернулся к арене.
Когда он подошел к южному входу, шум толпы усилился и разносился по трибунам, подобно гулу волн, разбивающихся о берег. Все глаза были прикованы к металлическому ограждению. Боб медленно пошел на свет через темный зловонный тоннель. Пройдя через южные ворота, он остановился и сделал лечебный глоток из бутылки с выпивкой, подготавливая свои нервы. Виски обжег горло, и глаза Боба заслезились.
Он вышел на свет.
Сперва он увидел лишь нечеткие, размытые фигуры на арене, окруженной массивной сеткой, возвышавшейся над трибунами. Скамьи по обе стороны от Боба были практически пусты. Горожане сидели выше, на верхних ярусах. Они хлопали, свистели и тянули шеи, чтобы разглядеть представление. Резкий свет дуговых ламп, освещавших площадку, заставил Боба заморгать. Пахло старой горелой резиной и бензином. Чтобы понять, что происходит на треке, Бобу пришлось прищуриться.