– Боб, какой прогноз?
Первые сутки никто не мог ничего сказать наверняка. Когда израненного Губернатора принесли в госпиталь, главным было поддержать его сердцебиение и остановить потерю крови. Несмотря на то что идеально ровный – спасибо катане – срез отрубленной в районе плеча правой руки был наскоро прижжен огнем, что замедлило кровотечение, другие раны, особенно в паху, обильно кровоточили. Боб наскоро заштопал их, воспользовавшись нитями из запасов доктора Стивенса, аккуратно сложенных в шкафу, и дрожащими руками пришил на место отсеченный пенис. Когда хирургические нити закончились, он перешел на обычные нитки из магазина на Мейн-стрит.
Старые знания волнами возвращались к нему. Он вспомнил четыре стадии гиповолемического шока – полевые медики называли их «игрой в теннис», так как этапы потери крови совпадали с количеством очков, начисляемых по ходу гейма: потеря пятнадцати процентов считалась минимальной, потеря от пятнадцати до тридцати процентов – серьезной, приводящей к резкому понижению кровяного давления и тахикардии, потеря от тридцати до сорока процентов угрожала жизни и могла вызвать остановку сердца, а потеря сорока процентов и больше была смертельной.
Губернатор несколько часов пребывал между второй и третьей стадией, и Бобу пришлось дважды проводить сердечно-легочную реанимацию, чтобы сердце мужчины не остановилось. К счастью, на складе у Стивенса нашлось достаточно электролитов, чтобы поставить капельницу, к тому же Боб обнаружил полдюжины единиц цельной крови. Он не знал, как выяснить группу крови Губернатора, – этому его не обучили в армии, – но понимал, что нужно как можно скорее влить ему плазму. Организм Губернатора не отверг переливание, и через шесть часов его состояние более или менее стабилизировалось. Боб даже нашел наполовину полный кислородный баллон и понемногу давал Губернатору кислород, пока тот не начал дышать сам. Дыхание вскоре полностью восстановилось, синусовый ритм вернулся в нормальное состояние. Губернатор стоял на пороге комы.
Позднее Боб с дотошностью страхового следователя восстановил хронологию жуткого события и схематично зарисовал в блокноте орудия пыток, оставшиеся в гостиной Губернатора (а также вероятные точки входа). Глубокая рана, оставленная дрелью, была особенно сложной, хотя она, судя по всему, и не задела ни одну из главных артерий. Она прошла в двух сантиметрах от ответвления сонной артерии, и Бобу потребовался почти час на ее очистку. У него закончилась марля, закончился пластырь, закончилась перекись водорода, закончился «Бетадин» и закончилась глюкоза. Другой проблемой было внутреннее кровотечение, лечение которого было тоже не под силу Бобу, но на второй день Боб пришел к заключению, что воздействие на прямую кишку Губернатора и удары тупым предметом, следами которых было покрыто семьдесят пять процентов его тела, не привели ко внутренним кровоизлияниям.
Как только состояние Губернатора стабилизировалось, Боб занялся инфекцией. Он знал по собственному опыту, что инфекция – это безмолвный спутник большинства боевых ранений и главный инструмент старухи с косой, когда та хочет забрать жизнь солдата, на первый взгляд находящегося вне опасности. Помня все это, он принялся искать антибиотики, разоряя больничные шкафы. Боб опасался, что раны Губернатора – идеальная среда для развития сепсиса, учитывая, сколь ржавые, грязные и окислившиеся инструменты использовались при пытках, а потому вылил в капельницу весь моксифлоксацин до последнего кубика и ввел подкожно последние капли нетромицина, оставшиеся в Вудбери. К утру третьего дня раны начали затягиваться и заживать.
– Я бы не сказал, что он уже вне опасности, – сказал Боб, обобщая все это, подошел к мусорной корзине в другом конце комнаты и выбросил туда целую пригоршню использованных ватных тампонов. Ему понадобилось примерно десять минут, чтобы вспомнить все по порядку, и теперь он решил налить себе еще немного мутного кофе. – Он, так сказать, балансирует на грани, но держится молодцом. – Повернувшись к Лилли, он поднял чашку. – Хочешь чашечку?
– Давай… – пожала плечами Лилли. – Почему бы и нет? – Она посмотрела на Брюса и Гейба, которые стояли по обе стороны двери. – Я вам не указ, ребята… Но на вашем месте я бы проверила северную стену.
– А ты теперь что, царица Савская? – буркнул Брюс.
– Мартинес сбежал, Губернатора нет – охранники просто не выходят на смену. А сейчас нам никак нельзя вести себя столь беспечно.
Брюс и Гейб переглянулись, проверяя реакцию друг друга на приказ какой-то непонятной девчонки.
– Она дело говорит, – заметил Гейб.
– А, черт с вами… – тихо проворчал Брюс и вышел из комнаты.
Гейб последовал за ним.
Боб подошел к Лилли и протянул ей бумажный стаканчик с кофе. Лилли снова обратила внимание, что руки Боба больше не дрожали. Она сделала глоток.
– Боже, какая гадость, – сказала она, слегка поморщившись.
– Зато с кофеином, – ответил Боб, снова повернувшись к больному. Он вытащил из заднего кармана блокнот, подвинул стул к кушетке, сел и сделал несколько заметок. – Состояние критическое, – бормотал он, водя карандашом по бумаге. – Нужно вести учет «Викодина», который я ему даю. Может, в сочетании все лекарства и вызвали кому.
Лилли подвинула стул ближе к кушетке. Приторно пахло антисептиком и йодом. Из-под простыни выглядывали бледные и неподвижные, как мертвая рыба, босые ноги Губернатора с давно не стриженными ногтями.
На мгновение Лилли захватил странный ураган чувств – мысль о смерти на кресте и жертвенных агнцах пронзила ее, подобно молнии. Внутри у девушки похолодело, она вдруг отвернулась в сторону. Какой человек способен на такое? Кто эта женщина? Откуда она взялась? В голове у Лилли крутился и более страшный вопрос: раз эта женщина способна сотворить такое со столь опасным человеком, как Губернатор, что же ее группа может сотворить с Вудбери?
– Главное сейчас – не допустить распространения инфекции, – сказал Боб, осторожно прощупав кончиками пальцев пульс на шее Губернатора.
– Боб, скажи мне правду, – тихо попросила Лилли, взглянув медику в глаза. Боб недоуменно посмотрел на девушку и отложил блокнот. – Думаешь, он выкарабкается?
Боб задумчиво втянул ноздрями воздух, а затем со вздохом выпустил его.
– Он крепкий парень, – медик взглянул на забинтованное лицо Губернатора. – Если кто-то и может выкарабкаться после такого, так это он.
Левая рука Боба, вся в морщинах и мозолях, легла на плечо больного. Лилли удивилась такой внезапной нежности. Неужели Боб Стуки наконец-то обрел смысл существования – наконец-то нашел выход своей тоске и неразделенной любви? Неужели этот кризис дал Бобу шанс справиться с болью от потери Меган? Неужели в этом и нуждался Боб Стуки – неужели он всегда хотел обрести приемного сына, который нуждался в нем? Губернатор всегда был добр к Бобу – Лилли заметила это практически с первого же дня и теперь видела логическое продолжение этой доброты. Казалось, Боб еще никогда не был таким живым, таким спокойным, таким примирившимся с самим собой.
– Но когда? – наконец спросила Лилли. – Как думаешь, когда он поправится?
Боб покачал головой и вздохнул.
– Я не могу сказать когда. Будь я даже прославленным хирургом-травматологом, я бы не смог оценить это время.
– Мы в ужасном дерьме, Боб, – вздохнув, сказала Лилли. – Нам, черт возьми, нужен лидер. Как никогда. На нас могут напасть в любую минуту, – она с трудом сглотнула, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. «Проклятье, только не сейчас», – подумала она. – Губернатор не в состоянии действовать, поэтому мы в полной заднице. А нам пора готовиться к войне.
Боб пожал плечами.
– Я могу лишь дежурить возле его постели и надеяться на лучшее.
Лилли прикусила губу.
– Как думаешь, что между ними произошло?
– Между кем?
– Между Губернатором и той женщиной.
Боб снова пожал плечами.
– Я ничего об этом не знаю, – он сделал паузу, задумавшись. – Это не имеет значения. Кто бы это ни сделал, он чокнутый, настоящее животное, его нужно убить, как бешеного пса.
Лилли покачала головой.
– Я знаю, что он держал ее под замком, возможно, допрашивал. Брюс и Гейб ничего об этом не говорили?
– Я не спрашивал, да и знать не хочу, – Боб потер глаза. – Я хочу лишь вернуть его к жизни, снова поставить на ноги… сколько бы времени это ни заняло.
– Не знаю, что нам без него делать, Боб, – еще раз вздохнув, произнесла Лилли. – Нам нужен человек, который бы не дал всем спуску.
Боб немного подумал, а затем застенчиво улыбнулся ей.
– По-моему, ты уже нашла этого человека.
Лилли посмотрела на него.
И вдруг она поняла, что он имеет в виду, и это осознание легло ей на плечи тяжким грузом, едва не лишив ее воздуха. «Черта с два, ни при каком раскладе я на это не подпишусь».
Той ночью Лилли созвала экстренное совещание в муниципалитете. Все собрались в просторной комнате в задней части здания, плотно закрыв двери и не зажигая другого света, кроме пары чадящих керосиновых ламп, установленных на столе для переговоров. Лилли попросила каждого из приглашенных никому не рассказывать о совещании. Их было пятеро. Все пришли в муниципалитет после полуночи, когда город затих, и расселись за большим столом, во главе которого, рядом со сломанной металлической подставкой с истрепанным флагом Джорджии, заняла место Лилли.
Ей казалось, что комната полна призраков ее прошлого, которые просачивались сквозь гипсокартонные стены и забросанный мусором пол, сидели на перевернутых складных стульях, выглядывали из оставленных пулями дыр и высоких заколоченных окон с растрескавшимися стеклами. В простенке между окнами висел портрет давно забытого восемьдесят второго губернатора Джорджии Натана Дила, и отсветы керосиновых ламп плясали на разбитом стекле, забрызганном каплями крови, как живое свидетельство апокалипсиса.
На Лилли нахлынули воспоминания. Она вспомнила, как больше полутора лет назад впервые встретилась в этой же комнате с Филипом Блейком, когда только приехала в Вудбери вместе с Джошем, Меган, Бобом и укурком Скоттом, и как Губернатор на первый взгляд показался ей заносчивым психопатом. Тогда она еще и не догадывалась, что он однажды станет ее спасательным кругом, единственным ее якорем в этом море хаоса.