Пока Лилли обдумывала сказанное, ее голова просто раскалывалась. Она заметила ростовое зеркало в другом конце комнаты, за старым антикварным шкафом, увидела свое отражение – бледную тряпичную куклу в потертом больничном халате. Она встала на секунду, уставившись на свое сморщенное, иссохшее тело… а потом обратила внимание на лицо. До этого, с момента пробуждения, она не видела своего отражения. Теперь она глазела на ужасающую действительность. Лицо, пялящееся на нее из зеркала, имело впалые щеки, обрамленные черными кругами глаза, пепельно-белую кожу и тусклые, жирные волосы, отросшие до такой длины, что половина неряшливо болталась впереди, а половина безвольно свисала по спине. Ее нутро сжалось. Понадобилось некоторое время, чтобы умудриться выдавить из себя ответ.
– Вы не могли брать всего четыре пинты за месяц, – произнесла она низким, угрюмым голосом. – За свою жизнь я сдала достаточно крови, чтобы знать, как происходит восстановление между сдачами.
Старик не сказал ни слова. Он смотрел вниз и ждал, пока она решит уравнение.
Лилли посмотрела на химика.
– Док, сколько времени я провела в этой комнате?
– Это не…
– ЭТО ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ! СКОЛЬКО. МАТЬ ВАШУ. ВРЕМЕНИ.
Старик глубоко вдохнул и совершил долгий выдох, с треском переходящий в хрип.
– К концу месяца можно было бы праздновать твой полугодовой юбилей в этом прекрасном учреждении.
На протяжении долгого мгновения старик был уверен, что Лилли готова кинуться на него – и в этот раз, похоже, с более серьезными последствиями, – и кто бы мог ее винить за это? Рэймонд Ноллз разыграл все свои карты, обналичил все фишки и подошел к завершению этой грандиозной и пугающей драмы. Голова его поникла, взор опустился, он ждал, что женщина оборвет его мучения. Она задушит его? Изобьет до смерти? Выкинет за дверь, на растерзание стаду?
Он вспомнил старую поговорку, будто перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, и он удивлялся, почему не видит горько-сладких картин своих былых дней в Ричмонде, на отцовской ферме, или времени, проведенного в медицинской школе Университета Виргинии, когда он влюбился в Виолету Симмс на Балу Дебютантов, или отправки его группы в Норфолк. Он удивлялся, что не видит картин эпидемии из ранних дней его путешествия в поисках лаборатории, его борьбы за разработку антидота. Разве не должно здесь быть проблеска, воспоминания о встрече с ополчением Брайса и его караваном медиков-недоучек на юго-западе? Тогда они делали по паре тяжелых миль каждый день – в поисках медицинского центра, идеального для начала испытаний на людях.
Ноллз даже не мог вспомнить, когда именно его посетило прозрение о том, что он спасет мир… или потеряет душу в процессе. Но теперь все рушилось на глазах.
Неловкий момент миновал, женщина продолжила пялиться в зеркало, раздумывая над своим отражением – с таким выражением на лице, словно она была готова сломаться и зареветь в любую секунду. Ноллз неплохо изучил ее за довольно большой период времени. Было в ней кое-что такое, чего он никак не мог понять. За этой неряшливой, будто женщину совсем не волновали условности, внешностью скрывалась сила. В ней была некоторая глубина, которую Ноллз не мог так просто осознать, но слабее от этого она не становилась. Возможно, она и не будет пытаться его убить, хотя бы пока.
Ноллз заметил, как женщина перевела взгляд с зеркала на дверь, когда гул толпы мертвецов отразился от стен коридора, заставив даже пол содрогаться. Затем женщина бросила взгляд на окно в противоположной стене комнаты, затененное раскрашенной под дерево венецианской шторой, мягко подрагивающей от каждого дуновения ветра снаружи. И Ноллз мгновенно понял, о чем она думает.
– Могу я внести предложение? – он спросил мягко, робко, разведывая неведомый океан ее злобы.
Она посмотрела на него.
– Я слушаю.
Через замызганное стекло можно было разглядеть линию горизонта постэпидемиальной Атланты, растянувшуюся вдалеке, храмы заброшенных небоскребов, шпили выгоревших, выветрившихся башен, словно пустые оболочки мертвых ульев. Ноллз ждал, пока Лилли заметит край платформы. Она смотрела вниз и разглядывала лабиринт улиц, ныне заполненных мертвецами. За шесть месяцев, что Лилли провела в своей вынужденной коме, популяция ходячих в городе возросла десятикратно. Теперь тротуар скрывали орды зомби, стена к стене жмущиеся друг к другу, занимая каждый квадратный фут городского пейзажа. Они толпились на тротуаре и вдавливались в вестибюли, беспорядочно и бесцельно бродили у витрин магазинов и под козырьками автобусных остановок. Даже с такой высоты густой, жирный дух гнилого мяса доносился с порывами ветра, закручиваясь и вихрясь, словно единая нерушимая сущность.
– И на что я, по твоему мнению, должна смотреть? – пробормотала наконец Лилли.
– Весьма вероятно, на единственный путь из этого ада. – Химик указал на край деревянного настила, закрепленного металлическими тросами, покачивающегося на ветру, колотящего по стене здания. Лилли на секунду вгляделась в него, склонив голову набок, будто еще не осознала назначения досок, висящих здесь на привязи. С этого угла просматривалась только часть объекта. Грязное пластиковое ведро и моток веревки на краю платформы, где их кто-то оставил годы назад, были отлично видны.
Малярная люлька.
Лилли с трудом сглотнула, повернулась к Ноллзу и сказала:
– Ты помнишь, что сделал с моей одеждой и оружием?
Несколько минут спустя в потрепанном шкафчике на другом конце комнаты Ноллз нашел персональное имущество Лилли и принес вещи ей в пластиковом пакете. Там были рюкзак, изорванные джинсы, бюстгальтер и джинсовая куртка, «мартенсы» и тот самый тактический нож, который она шесть месяцев назад прижимала к шее старика в момент их противостояния. Тем временем Лилли нашла моток скотча и аптечку. Шум за дверью теперь не прекращался, вибрация от мертвецов, заполонивших коридор, заставляла частички пыли сыпаться вниз с перекладины дверного косяка.
Так, нужно упаковать бутыль воды – без воды они умрут, – но когда Лилли проверила кулер, стоящий в комнате, то выяснила, что он пуст. Через плечо она бросила злобный взгляд на старика, который продолжал сжимать свой драгоценный портфель с робким и нервным видом.
Ее голос был спокоен, уверен, собран.
– Что с огнестрелом?
Он нахмурился.
– Что ты имеешь в виду? Маленькая оружейная Брайса находится на первом этаже. – Глухой стук заставил старика подпрыгнуть. Он сглотнул. – Я сильно сомневаюсь, что нам удастся взять что-то из этого оружия.
– В этой комнате нет ничего?
– Не припомню…
– Думай! – Она сунула моток ленты в рюкзак. – Думай, док! Думай!
Он оглядел комнату. Еще один глухой удар с той стороны двери сбил пыль со шкафа. Он нервно облизал губы.
– Часы тикают, док. Давай же. – Лилли видела, как дрожал шкаф, слышала, как тряслась дверь, как давление на петли нарастало. Она стрельнула взглядом в Ноллза. – Более двадцати ходячих могут перевернуть маленький грузовик. – Она кивнула на забаррикадированную дверь. – Там в коридоре их, должно быть, сотни.
– Хорошо… хм… верхний выдвижной ящик, наверное. – Он показал на стол.
Лилли поспешила к захламленному углу комнаты. Ее ногам становилось лучше с каждой минутой, к рукам возвращалась часть былой силы. Головокружение отчасти поутихло. Однако желудок включился, и ее замутило, когда она выдвинула ящик.
– А дела налаживаются! – сказала Лилли, вытаскивая из-под вороха бланков, резиновых жгутов и старых шариковых ручек курносый полицейский «тридцать восьмой специальный»[26]. Она подняла его, большим пальцем отодвинула цилиндр и насчитала шесть пуль, заряженных в барабан. – Это не гаубица, конечно, но лучше, чем ничего.
Старик опустил взгляд
– Я почти забыл, что у меня он есть. Держал под рукой для… личных нужд.
– Что бы это значило? – Она обшаривала ящик в поисках боеприпасов.
Его голос смягчился.
– На случай, если бы мне понадобилось, ну, положить конец моему собственному путешествию, прежде чем… ну… в общем, ты знаешь.
Она нашла маленькую коробочку с патронами тридцать восьмого калибра, настолько старую, что надписи начали выцветать.
– Будем надеяться, что до этого не дойдет. – Она положила револьвер и коробку патронов на стол и начала спешно одеваться, пока глухие звуки снаружи в холле усиливались, а дверные петли трещали. Старик, соблюдая приличия, отвернулся, когда Лилли быстро скинула халат, обнажая истощенное тело. Ее ребра торчали сквозь кожу, словно оси тента, ноги и подмышки заросли волосами из-за месяцев, проведенных в наркотическом заточении. Не показывая никаких признаков стыда или смущения, Лилли шагнула в джинсы, рывком надела их, а затем поспешно натянула остатки одежды. Она примотала края штанов к голенищам ботинок клейкой лентой в несколько слоев, а дверь тем временем трещала, в любую минуту угрожая распахнуться. Женщина упаковала все нужное в сумку и надела лямки на плечи, затянув крепления настолько, что даже торнадо не мог бы разлучить ее с этим грузом. Она подняла воротник куртки и обмотала ленту вокруг него, создавая тонкий слой защиты вокруг уязвимой шеи. Затем она опустилась на колени напротив старика и лентой закрепила нижнюю часть его брюк на голенях, намотав столько слоев, что стало похоже, будто он носит гетры.
Химик прочистил горло, стиснул портфель крепче.
– К несчастью, в этом окне двойной укрепленный стеклопакет из защитного стекла. – Его голос был тяжел от сомнения. Он дернулся от очередного глухого удара за спиной, этот был громче прочих и сопровождался треском расщепленнной древесины. – Придется воспользоваться упомянутой гаубицей, чтобы его разбить.
Она закончила укреплять рукав его лабораторного халата.
– Возможно, да, – сказала она, запихивая оставшуюся ленту обратно в сумку. – Возможно, нет. – Она достала пушку, крутанула барабан, взвела курок. – Стойте смирно, док.