– Купер, я должна спросить тебя. Как ты вообще мог связаться с этими людьми? После всего того, что они творили с городами. Без разбора перебили почти три дюжины человек. Как мог ты вообще поверить…
– Честно говоря, – старик вмешался с другой стороны салона, его голос дрожал, задыхаясь от боли, – мы никогда никому не причиняли вреда, пока нам не давали отпор.
– Ты серьезно? – Лилли стрельнула взглядом. – А кто вообще откажется давать сдачи? Вы, парни, с криками врываетесь в город и забираете ребят против их воли, забираете любимых темными ночами, забираете все, что имеет смысл. Мы просто ненадолго одолжим вашу жену, ваших детей – не о чем беспокоиться. Никто даже не подозревает о ваших благих намереньях. Да в задницу ваши благие намеренья! Насколько знаем мы, вы просто собираетесь оттрахать и убить нас.
Старик смотрел себе в колени, потирая руку, и тихо бормотал.
– Усилия были предприняты, сначала – чтобы проинфоримровать людей о наших планах, но увы…
– Увы? – Лилли сжала зубы, стараясь держать ярость под контролем. – Что «увы»?!
Ноллз помотал головой.
– В наши дни люди сразу стреляют по незнакомцам… не важно, какие у тех мотивы. У нас просто не случалось возможности объясниться прежде, чем ситуация… обострялась. Но мы никогда не открывали огонь первыми.
– Это просто глупо! – Стивс включился в спор, уже слабеющим, напряженным от возмущения голосом. – Когда они заявились в Морленд, мне пришлось умолять Дэниэлса объяснить мне, почему… почему вы берете на себя такие риски, убивая каждого, кто встанет на вашем пути. Мне пришлось льстить и вытягивать из него ответы. И это со стволом пушки, направленным мне в лицо!
Старик опустил взгляд, его голос затухал.
– Я не стану извиняться за наши методы. Они были… вынужденными. Не буду спорить с тем, что они были жестки, но они были необходимы.
Лилли посмотрела на химика.
– Откуда тебе знать, что все оборачивалось настолько плохо? Тебя ведь даже не бывало на месте!
– Сначала бывал, – промолвил старик, в очередной раз содрогнувшись от боли и сожалений. – Но я уже не тот полевой сержант, каким был когда-то. – Он еще раз вымученно вздохнул. – Фактически… никакое махание кулаками не вернет этих людей к жизни. Все это – уже история… часть прошлого. Единственное, что теперь имеет значение – этот портфель… и то, что здесь, – он показал пальцем на свой лоб. – Потому что единственное, что по-настоящему имеет значение – будущее… и будет ли оно вообще у нас.
Долгое время они ехали в тишине, обдумывая его слова.
Стивс сосредоточился на загроможденной дороге впереди, ведя машину по серпантину среди рядов перевернутых автомобилей, ржавых каркасов и других препятствий, и пытался не потерять сознания до тех пор, пока руль в его руках. Если он потеряет сознание, то, весьма вероятно, это будет последний раз перед тем, как неизбежность унесет его. Он уже терял сознание пару раз после того, как столкнулся с Брайсом. Пытаясь определить маршрут на усыпанных обломками улицах, на территории медицинского центра, ища чистый путь для побега, он чувствовал фибрилляцию в своем старом, ранее прооперированном сердце. Он достаточно знал о кровопотере и смертельных ранениях, чтобы понимать, что пара унций перекиси водорода и несколько полосок перевязочной ткани, обмотанные вокруг кровоточащей раны, ничем не помогут. Он слишком хорошо знал, что его внутреннее кровотечение только усиливалось, и он медленно, но неотвратимо холодел и умирал.
Он вздрагивал, пока вел машину, моргал и кусал себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы остаться в сознании. Его конечности онемели, практически отмороженные подступающим параличом. В ушах звенело, и он чувствовал, что сердце билось слабо и аритмично. Его пальцы покалывало, как во сне. Он уже был готов сдаться, сжаться и тихо позволить смерти прийти за ним, когда произнес:
– Коул, я должен быть честен с тобой. Ты мне никогда не нравилась.
Лилли испустила раздраженный, с придыханием хрип. Хрип превратился в сухой, короткий смешок, а раздражение сменилось озорством. Потом она заржала во весь голос. Ее смех был мрачным и язвительным, и ни один из двух мужчин не присоединился, не было похоже, что они вообще поняли шутку. Лилли вытерла глаза и сказала:
– Вовремя сказал.
Ее смех затих.
– Для протокола: это чувство взаимно.
Стивсу казалось, что его голова разваливается. Череп, казалось, весил тонну.
– Я всегда считал тебя опасной, – не преминул добавить он.
– Что ж, приятно знать. – Лилли пожала плечами.
– Хочешь знать, почему я всегда считал тебя опасной?
– Потому что я всегда отказывалась принимать это твое «я-святее-чем-ты-дерьмо»?
Он тряхнул головой.
– Нет, не в этом дело. Совсем не в этом.
– Ну, не держи меня в неведенье.
Он вздрогнул от резкой боли в груди. Холод распространялся вниз, к его внутренностям. Руки скользили по рулевому колесу из-за холодного пота, зрение размывало. Автомобиль вильнул.
Лилли посмотрела на собеседника.
– Купер? Ты в порядке? Ты все еще с нами?
Стивс моргнул и вложил всю энергию, которая у него оставалась, в следующие слова:
– Я всегда считал т-тебя опасной. Потому что ты давала людям надежду.
Лилли смотрела на него, обдумывая это.
– Купер?
Его глаза закрылись. Его голос стал низким и мягким, как у молящегося.
– И ты никогда не сдаешься… никогда.
Лилли осознала эти слова ровно в тот момент, когда Купер Стивс наконец-то уступил огромной кровопотере и потерял сознание. Он упал вперед, на рулевое колесо, голова перевалилась через его верхнюю часть, маленькие ручейки крови хлынули изо рта напополам с пеной. Каким-то чудом, благодаря случайному капризу судьбы, из-за тела Стивса, собственным весом давившего на руль, либо из-за положения ботинка умирающего на педали газа, «Хамви» продолжал нестись по улице на скорости почти тридцать миль в час, управляя фактически сам собой. Лилли тянулась к рулю, когда услышала голос старика, пронзивший тишину салона:
– ЛИЛЛИ, ОСТОРОЖНО!
Ей удалось дернуть руль как раз вовремя, чтобы избежать столкновения с бетонным ограждением автобусной остановки. Тент, закрепленный на крыше автомобиля, издавал приглушенный шуршащий звук и посылал насыпавшиеся в него мелкие осколки в лобовое стекло. Обмякшее тело Стивса повисло перед Лилли, в то время как она пыталась дотянуться до педали тормоза левой ногой. Их несло на противоположную сторону улицы, «Хамви» сбивал мусорные контейнеры, наполненные отходами трехлетней давности. Бумага, щебень, окаменевшие кости и корки древней еды разлетались вокруг кузова. Металлические баки для мусора разбрасывало, как кегли в боулинге, с жутким грохотом, эхом отдававшимся в лабиринте узких улиц и отражавшимся от шпилей опустошенных многоэтажек. Левым ботинком Лилли наконец-то нащупала педаль тормоза и вдавила ее в пол, заставляя шины взвизгнуть и посылая массивный автомобиль в мгновенный боковой занос.
«Хамви» наконец смог отдохнуть, после того, как врезался в сломанный пожарный гидрант в тени высокого кирпичного многоквартирного дома. Удар бросил Лилли и старика в приборную панель, моментально лишив чувств. Они охнули почти в унисон, когда их впечатало в сиденья, выбив из легких воздух. И они пока еще не видели ни оборванных фигур, появляющихся из пастей переулков, ни теней в вестибюлях по обеим сторонам улицы позади них.
Глава девятнадцатая
Лилли всю трясло от боли, она старалась восстановить дыхание и быстро оценить ситуацию, в которой они оказались. Она заметила, что усиленная решетка автомобиля с одной стороны в месте удара прогнулась вовнутрь. Двигатель заглох, а из-под помятого капота поднимался пар – скорее всего, был поврежден радиатор. На приборной панели горели предупредительные сигналы. Индикатор, который привлек ее взгляд в первую очередь, был датчиком уровня топлива. Его стрелка показывала, что бак пустой. Она повернула голову, быстро оценила состояние старика и спросила его:
– Можешь идти?
Он застонал, пытаясь повернуться на сиденье. Посмотрел из своего окна на большое боковое зеркало. Потом пересилил боль и сказал:
– Возможно, даже бежать.
– Что?
Он указал на зеркало.
– Наш переполох привлек внимание стада.
– Черт!.. Я так и знала. – Лилли порылась в кармане и вытащила несколько патронов из коробки, которую она открыла еще возле больницы. У нее осталось совсем немного снарядов – три или четыре – и ни одного в обойме. Она посмотрела на старика.
– У тебя же есть еще патроны тридцать восьмого калибра, так ведь?
Он кивнул и вытащил боезапас из-за пояса.
– Хорошо же придется нам без боеприпасов. – Он снова нервно посмотрел в боковое зеркало. – Нам надо будет принять радикальное решение, они приближаются.
Лилли собралась уже вылезать из кабины, когда услышала тихое бормотание Купера Стивса; весьма вероятно, это были последние слова, которые он произнес в своей жизни: «Никогда не сдавайся… никогда… когда… когда…»
Лилли пристально посмотрела на его лицо цвета слоновой кости, когда он совсем затих и стал неподвижным, словно фарфоровая статуэтка. Она потянулась к своему ботинку за ножом.
Жест почти непроизвольный в такой момент – нужно поставить точку в конце длинного предложения. Она вытащила нож и подняла его. Вдруг на какой-то момент она застыла. Что-то в неподвижном лице этого человека насторожило ее. Купер Стивс – самозваный искатель приключений, невыносимый всезнайка – вернулся к своей настоящей сущности. В спокойном, бесконечном смертельном сне он выглядел невинно дремлющим, бесхитростным маленьким мальчиком. Лилли не могла решиться и ударить эту иллюзию заостренным концом ножа.
– Лилли, пожалуйста. – Старик вцепился в пассажирскую дверь, пытаясь выбраться. – Если ты собираешься сделать это, сделай это сейчас или тебе придется сделать это со всеми нами!
Она отвела взгляд в сторону и всадила нож в череп Купера над ухом – всего лишь один жесткий, внезапный удар, столь же резкий, как жест стоматолога, который вырывает зуб пациенту.