– Так спрашивай, – улыбается он.
– Ладно. Расскажи мне о своей семье.
Зак сразу же мрачнеет.
– Ты уверена, что хочешь испортить этот вечер?
Его резкая смена настроения заставляет меня пойти на попятную.
– Если ты не хочешь о ней говорить…
– Дело не в этом, – прерывает меня он. – Просто это не самая счастливая история.
Зак обхватывает мои колени и закидывает мои ноги на колени к себе. И я откидываюсь на подлокотник дивана, который теперь позади меня, и внимательно рассматриваю этого красивого мужчину. Клянусь, сейчас он выглядит даже лучше, чем когда мы только познакомились. Конечно, физически он не изменился. Но я изменилась. И теперь я знаю его лучше. И все, что я о нем узнаю, делает его еще более привлекательным.
– Что ты хочешь узнать? – спрашивает он.
– Все.
Какое-то мгновение Зак смотрит мне в глаза, а потом откидывает голову на спинку дивана.
– Моя семья не такая большая, чтобы о ней было много что рассказывать. Кровных братьев и сестер нет. Бабушки и дедушки умерли. А оба моих родителя были единственными детьми в своих семьях.
Мое внимание цепляет одно определенное слово.
– «Кровных»?
Он кивает.
– Да, наверное, мне не стоит так их называть. Мои родители оба женились повторно. Так что со стороны отца у меня есть пара сводных сестер. Однако у меня никогда не было возможности познакомиться с ними. Со стороны матери тоже есть несколько сводных братьев и сестер, впрочем, с ними я встречался всего несколько раз. Уверен, все они милые люди, но мне сложно считать их своей семьей.
В груди начинает щемить. Если его история закончится так, как и началась, то она действительно не из приятных.
–То есть твои родители стремились держать тебя отдельно от их… других семей? – Прозвучало грубо, но как еще это назвать, я не знаю.
Зак грустно усмехается.
– Можно сказать и так. Честно говоря, сомневаюсь, что они вообще в курсе, что я вернулся в Штаты.
Мои брови взлетают вверх.
– Как такое возможно? О тебе же говорят по телевизору. Ты что, вырос в семье амишей или что-то в этом роде?
На этот раз Зак смеется от души. Он поворачивает ко мне голову, и от изгиба его губ хватка на моем сердце ослабевает.
–Сахарная, ты слишком идеальна.– Он протягивает свою руку и поглаживает мою щеку большим пальцем.– Да в нормальных условиях я рос. Ну, по крайней мере, в сравнении с амишами. И может, меня и показывают по телевизору, но ведь только по спортивным каналам. РМои родители не смотрят хоккей или, по крайней мере, никогда его не смотрели раньше. Поэтому мне сложно представить, что они внезапно начнут смотреть его сейчас.
Я хватаю его свободную руку и сжимаю в своих ладонях.
– Они не пришли ни на одну мою игру, боясь столкнуться друг с другом.
Боль, которую я испытывала за Зака минуту назад, перерастает в гнев, и моя челюсть отвисает.
– Что-что?
Зак снова смеется.
– Совершенно не понимаю, что тут смешного, – заявляю я.
– ЗЯ знаю, что не понимаешь. И это восхитительно.
Он наклоняется и быстро целует меня в губы.
Очень эффективно заставив меня заткнуться.
– РМои родители развелись или, по крайней мере, начали бракоразводный процесс, когда мне было около пяти. И это было ужасно. Тогда я не мог понять всех причин их ненависти друг к другу, но, думаю, я услышал достаточно их взаимных оскорблений. Поэтому я практически уверен, что они оба изменяли.
Я гневно фыркаю, и Зак переворачивает свою ладонь, переплетая наши пальцы.
– В общем, как и подобает паре самовлюбленных адвокатов, они раздули из мухи слона и превратили жизнь каждого причастного к этому делу в ад. До развода ни один из них особо не занимался моим воспитанием, но после я каким-то образом стал призом в их гребаной войне. Трудно жаловаться, конечно, ведь, поскольку я был ребенком весьма обеспеченных родителей, которые пытались превзойти друг друга во всем, они покупали мне просто горы подарков. Впрочем, в этих жестах не было любви. Прошло не так много времени, прежде чем я понял, что к чему, и начал использовать это в своих интересах. Даже после их развода ничего не изменилось. – Зак усмехается. – Вот откуда у меня были те крутые ролики.
– НеужелиВот как? – Я стараюсь улыбнуться ему, но улыбка выходит кривой.
Он сжимает мои пальцы.
– Эти малыши стали моим спасением. Раньше я и не думал о хоккее, но однажды я увидел, как дети играют в стритбол, и мне показалось, что это весело. Я соврал отцу, что мама купила мне пару роликовых коньков, и тот купил мне самые навороченные, какие только смог найти. О, я таскал их с собой повсюду. – Зак перехватывает мой взгляд. – На следующее утро после нашей первой встречи я купил ту пару, которую мы с тобой смотрели. Так что когда я наконец приведу тебя к себе, то, возможно, даже дам тебе их потрогать. – И он начинает выразительно играть бровями.
Из меня вырывается смех, но звучит он немного придушенно.
– Мне бы очень этого хотелось. – Я заставляю себя расслабиться. – Значит, вот так ты попал в хоккей?
Он Зак кивает.
– Да. Наша средняя школа была настолько маленькой, что в команду брали всех. Я решил попробовать, а остальное, как говорится, уже история.
– Что, вот так просто? – спрашиваю я. – Неужели ты был великолепным хоккеистом с самого начала?
Зак щурится.
– А ты что, сомневалась в этом?
Я закатываю глаза.
– Мои таланты помогли, но действительно направил меня на путь истинный тренер Миллер. – Он делает паузу. – Давно я о нем не вспоминал, но, наверное, он был самым первым примером для подражания. В школе я постоянно ввязывался в драки и попадал во всяческие неприятности. У меня были проблемы со вспышками гнева, и, поскольку мои родители все больше отдалялись друг от друга, лучше не становилось. ВЯ всегда буду помнить тот день, когда он отозвал меня в сторонку и сказал, чтобы я прекратил это дерьмо. – Он Зак усмехается. – Он велел мне сосредоточиться на игре и выплеснуть свою агрессию на льду. Сказал, что когда-нибудь я действительно смогу стать кем-то, но для этого я должен держать себя в руках и не сдаваться. И я послушался.
И пока Зак рассказывает мне о своем старом тренерепервом наставнике, мне хочется разыскать этого самого тренера Миллера и изо всех сил обнять его. Может, Зак и кажется суровым и сильным парнем, но сейчас я вижу грустного и злого мальчика, которым он был раньше.
Зак рассказывает мне о том, как он поступил в колледж. О том, как его отец уехал в Калифорнию, когда Зак закончил школу, и что с тех пор он ни разу в жизни больше его не видел. О том, что его отец снова женился всего лишь через год после переезда и что спустя несколько лет у него родились целых две дочери. Отец рассказывал ему об этом в электронных письмах и изредка звоня по телефонув разговорах по телефону, но он никогда не приглашал самого Зака к себе в гости. И не предлагал познакомить с сестрами.
Я даже узнаю о возвращении Зака домой летом после первого курса колледжа. О том, как его мать съехалась со своим новым парнем, и о том, насколько неловко и неуютно ему было находиться там. А потом, однажды на втором курсе, мать приехала к нему в колледж в обеденный перерыв и сообщила, что снова вышла замуж. Они устроили небольшое торжество, только для ближайших родственников. А она Мать знала, как Зак был занят учебой, поэтому не стала его приглашать.
Тогда я больше не смогла слушать, и по моей щеке скатилась первая слезинка.
– Ну что ты, Сахарная. Это же было очень давно, – утешает меня Зак, нежно вытирая слезу.
– Но мне тебя так жалко.
Мои ноги лежат у него на коленях, но он все равно притягивает меня к себе, чтобы обнять. Это несколько неудобно, но я обнимаю его в ответ. Пытаюсь утешить, несмотря на то что в данный момент я расстроена явно больше, чем он.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – Зак шепчет он мне в волосы.
Я мотаю головой и отстраняюсь, прося его продолжить. И он рассказывает дальше.
О том, как уехал играть в Скандинавию, чтобы начать жизнь с чистого листа. В какой-то момент он возвращается к своим школьным, студенческим и финским друзьям. И я догадываюсь, что так он Зак компенсирует свою тоску, которую, я знаю, он испытывает из-за того, что его бросили родители.
Я всегда думала, что мама поступила плохо, бросив меня и уехав, даже не оглянувшись, но сейчас я понимаю: возможно, тем самым она сделала мне одолжение. Да, она всегда была недосягаема, но, по крайней мере, меня никогда не дразнили иллюзией полной семьи.
– Мне так жаль… – снова говорю я.
– Пожалуйста, не надо. Да, это хреново, но так было всегда, сколько я себя помню. И временами это все еще расстраивает меня, да, но я я больше не пытаюсь это изменить. Семьей мы уже не станем. По крайней мере, они обеспечены. Было бы куда хуже, если бы они вдруг проявили ко мне интерес, когда я начал прилично зарабатывать. Теперь, когда я захочу семью, я просто создам свою собственную.
Ого. Ух ты.
Я звучно сглатываю.
– Твоя очередь, Сахарная. Твоего отца я знаю, но… – Он замолкает. Вопрос более чем ясен: а что я могу рассказать о своей матери?
И я делюсь с ним тем, что она ушла, когда мне было четыре года. Ушла – и больше никогда не вернулась. Ведь, как он сам только что рассудил, если бы она хотела связаться со мной, то она бы уже давно бы уже это сделала. Но она меня не искала и, вероятно, уже никогда не станет. И я тоже не стану ее искать.
Я рассказываю Заку о том, что в детстве у меня не было друзей. О том, что я слишком часто была новенькой в классе. О том, что я рано повзрослела, чем, в свою очередь, отпугивала остальных девочек. А услышав, как он называет этих детей «маленькими сучками», я начинаю хихикать. Я делюсь с ним тем, каким замечательным всегда был мой папа и как я никогда ни в чем не нуждалась.
– Когда мы в первый раз пошли на обед, я очень позавидовал твоим отношениям с отцом, – признается Зак. – То, как сильно он заботится о тебе, просто бросается в глаза. И вы оба были так открыты в своей привязанности друг к другу. Может, я немного завидую даже сейчас, но я рад, что он у тебя есть. Ты заслуживаешь того, чтобы рядом с тобой был кто-то, кто может тебя поддержать.