Сразу после того, как полицейские увезли Зака, ко мне подоспели Люк и девочки.
Люк сказал мне повременить с разговором с полицией. ЗЯ знаю, что не сделала ничего плохого, но я все равно послушалась его совета. Ему хватило ума позвонить моему отцу; он Люк догадался, что тот хотел бы быть в курсе происходящего. И папа, само собой, бросил все свои дела и сразу же примчался к нам.
В какой-то момент парня, напавшего на меня, увезли в больницу. Женщина-полицейский сказала, что с ним все будет в порядке, однако ему придется наложить несколько швов. Конечно, мне хотелось, чтобы ублюдок заплатил за все, что он сделал, но, исходя из беспокойства за безопасность Зака, я была даже рада, что он не слишком пострадал. Скорее всего, выпитый алкоголь притупил его боль, однако надеюсь, что утром он будет себя чувствовать просто как кусок дерьма.
Папа сразу же позвонил адвокатам команды, и те, не теряя времени, принялись за работу. Когда я наконец рассказала всю историю копам в присутствии папы, он просто сошел с ума. На миг мне даже почудилось, что папа отец выследит этого придурка и убьет его сам.
А когда полицейские меня отпустили, мы с папой долго препирались до тех пор, пока он не настоял на том, чтобы Джексон отвез меня домой. Я хотела поехать прямиком к Заку, но папа заставил меня пообещать, что я подожду, пока он все не уладит. Этим решением я осталась недовольна, однако, если быть честной, я прекрасно понимаю: я бы мало чем помогла.
Я не стала спорить, когда девочки настояли на том, что они останутся вместе со мной на ночь, но, когда Меган попыталась вылезти из машины, я уже не выдержала. Пока мы сидели и ждали в этом клубе, она плакала почти так же сильно, как и я. И что бы я ей ни говорила, Меган не могла избавиться от чувства вины за то, что, когда все это случилось, ее не было рядом.
Но я не виню ни ее, ни кого бы то ни было еще из моих друзей. В том, что произошло, виноват только мудак, который меня ударил.
И обычно я не возражаю против ночевок с подругами, но сегодня мне очень хочется остаться одной. Я слишком переживаю за Зака. Конечно, я доверяю папе и адвокатам команды. Но меня беспокоит не это. А лицо, которое было у Зака прямо перед тем, как его забрали. В его глазах застыла такая глубокая печаль, что я даже испугалась.
Могу только представить, что творится сейчас в его голове, и я не успокоюсь, пока снова не обниму егоЗака.
Глава 60
– Мистер Хант, вы можете идти.
Я поднимаю голову и вижу офицера в форме, стоящего у двери в мою камеру.
– Что вы сказали?
– Вы можете идти. – Он открывает дверь. – За вас внесли залог.
Я слышу его слова, но никак не могу осмыслить их. Кто мог внести за меня залог?
На краткий, идиотский миг в моей голове проносится мысль о родителях. Я издаю сдавленный смешок. Разумеется, это не они. Буквально любой другой человек кажется сейчас более вероятной кандидатурой.
Не знаю, сколько времени я просидел на этой скамейке, упершись локтями в колени, но выпрямить спину – сущее мучение. Утомленный тем, что ожидает меня за пределами камеры, я не слишком-то тороплюсь подниматься и покидать это место.
Не знаю, кого я рассчитывал увидеть в приемной полицейского участка, но к встрече лицом к лицу с тренером я точно не был готов.
Вот же черт.
Мне так надоело чувствовать себя разочаровывающим всех ребенком, однако выдержать его взгляд я не могу.
Опустив глаза в пол, я молча забираю свои вещи. Это не занимает много времени, так что в конце концов у меня не остается иного выбора, кроме как повернуться к тренеру Торпу.
Но я не знаю, что ему сказать. НЯ не знаю, что именно ему рассказали. ПЯ понимаю лишь одно: я не готов распрощаться с командой. Эта команда, этот штат – это все, что у меня осталось. Эта мысль снова напоминает мне о том, что я потерял Изабель, и мне приходится приложить силы, чтобы сглотнуть комок в горле.
– Давай, сынок, пошли.
Эти слова.
На моей хрупкой оболочке начинает разрастаться паутина трещинок.
Он не мог сказать ничего другого, что тронуло бы меня сильнее. Как долго я ждал, чтобы меня назвали так? Когда он обхватывает меня за плечи и ведет к двери, мое зрение затуманивается. Не знаю, когда в последний раз я плакал. Но судя по всему, это произойдет прямо сейчас. Я тридцатилетний профессиональный хоккеист, и последнее, что я хочу сделать в присутствии тренера, – это расплакаться. Но я в полном смятении. Его тон, его действия, его слова – все заставляет меня верить, что вся эта ситуация как-нибудь да утрясется.
Более вероятным было бы предположить, что он ведет меня на виселицу. Но у меня в любом случае нет другого выбора, кроме как последовать за ним.
Тренер не убирает рук с моих плеч, пока мы не приближаемся к его машине. Открыв двери, он жестом предлагает мне сесть. Я молча подчиняюсь и устраиваюсь на пассажирское сиденье.
– Дома поговорим, – бросает он, выезжая с парковки. – Это была долгая ночка, так что попробуй расслабиться по дороге.
Расслабиться? Это уж точно сомнительно. Но я не говорю этого вслух. ПЯ просто продолжаю молчать.
Не зная, что мне и думать. О чем спрашивать. С чего начать.
Я тупо смотрю на дорогу и не сразу понимаю, что мы едем прямиком в мой район. Интересно, каково будет теперь жить так мучительно близко к Сахарной? Сахарная. Мне нужно перестать называть ее так.
Когда тренер останавливает машину, я поднимаю глаза, ожидая увидеть фасад своего дома. Но мы припарковались на подъездной дорожке, которую я не узнаю. Я точно уверен, что мы все еще в моем районе, но это не мой дом. И не дом Са… Изабель.
Тренер глушит двигатель и выбирается из машины.
– Пошли в дом.
Следуя его указанию, я вылезаю из машины.
Где-то на полпути к входной двери я наконец обретаю голос.
– Где мы? – Вопрос звучит хрипло и очень напряженно.
Я морщусь.
– Дома, как я и сказал. – Тренер отпирает входную дверь и поворачивается ко мне лицом.
Должно быть, я выгляжу так же глупо, как себя и чувствую, потому что он усмехается:
– Вижу, Изабель забыла упомянуть, что я тоже один из твоих соседей.
– Видимо, да, – невнятно бурчу я, проходя внутрьза ним.
На мгновение отвлекшись, я решаю, что дом тренера выглядит в точности так, как я себе и представлял. Большая и удобная мебель. Диваны и кресла из мягкой коричневой кожи. Открытая планировка, сохранившиеся кое-где бревенчатые стены старого дома.
Пока я стою на пороге и оглядываюсь, тренер подходит к холодильнику. Он наливает две кружки пива и указывает мне на гостиную.
– Я не люблю пить в одиночку, сынок. И готов поспорить, что тебе это нужно так же, как и мне сейчас.
Опять это слово. «Сынок».
Я сжимаю челюсть.
– Да, сэр.
Тренер тяжело вздыхает и протягивает мне кружку, после чего опускается в кресло. Я сажусь на диван напротив.
– Зови меня тренером сколько угодно, но давай обойдемся без всех этих «сэров». Сейчас же два часа ночи, черт возьми.
Я киваю, глядя на свою кружку.
Черт, это словно пытка.
– Болит?
Я поднимаю глаза и понимаю, что тренер смотрит на мою правую руку. Я умудрился распороть только одну костяшку о лицо этого урода, и на коже все еще остается маленькое пятнышко засохшей крови.
Я сжимаю кулак.
– Немного, но ничего не сломано.
– Это хорошо.
Мы оба отхлебываем пиво. У меня возникает ощущение, будто подобный разговор в столь интимной атмосфере для тренера может быть таким же тяжелым, как и для меня. И мне хочется сказать что-нибудь, только я не знаю что.
Тренер удивляет меня, когда начинает смеяться.
– Вот уж действительно, как ты отделал этого ублюдка, а сам – даже ни капли не пострадал. Чертовски впечатляет!
Я открываю рот, чтобы что-то ответить, но в итоге так и остаюсь шокировано смотреть на неготренера. А затем его улыбка исчезает.
Ну, вот и все.
– Закари, – он делает еще один глоток, – я не знаю, как отблагодарить тебя за то, что ты сделал.
– Э-э-э…
Я думал, что до этого момента пребывал в шоке, но теперь я будто попал в альтернативную реальность. Он вытащил меня из тюрьмы и сейчас, черт меня побери, благодарит? Что?
Тренер наклоняется вперед, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Когда моя девочка рассказала, что с ней случилось, я и сам захотел убить этого человека. Поэтому я навсегда у тебя в долгу.
Я качаю головой.
– Я опоздал, – сокрушенно отвечаю я, и мой голос ломается.
– Нет. – А вот его голос суров. – Нет, сынок, ты ошибаешься. Ты сделал именно то, что должен был. Ты не можешь предотвратить все дурные события, которые происходят; Господь свидетель, я пытался сделать это с того самого дня, как родилась моя Изабель. Но ты можешь среагировать, когда эти дурные события случаются. И именно это ты и сделал. Я знал, что взять тебя в команду было хорошим решением, но то, как ты поступил сегодня, сделало тебя членом моей семьи. Так что спасибо тебе.
Он бросает мне эти слова так, будто они совсем ничего не значат. Называет меня сыном, говорит, что я – часть его семьи.
И мне нужно время, чтобы прогнать эмоции и осмыслить его слова.
Мне страшно спрашивать, но я все же заставляю себя задать этот вопрос:
– Хотите сказать, что я все еще в команде?
Тренер смотрит на меня так, будто я дал ему пощечину.
– Конечно, мать твою. Что это за вопрос, черт возьми?
– Я не понимаю.
Он усмехается.
– Понятно. Давай-ка я тебе объясню. Когда Изабель рассказала копам свою версию, всем стало очевидно, что ты просто заступился за нее. У нашей организации очень хорошие адвокаты, и им в кои-то веки представилась возможность поработать над чем-то интересным. Они заключили сделку с этим засранцем. И если он попытается выдвинуть против тебя обвинения, то Изабель при активном содействии команды юристов НХЛ выдвинет против него встречные обвинения в нападении, сексуальном насилии, публичном дебоше и еще нескольких занимательных вещах. Адвокаты постараются провести все эти дела в кратчайшие сроки и так, чтобы в твоем личном деле не появилось ни единой отметки. Если бы та группа полицейских не проходила в этот момент мимо входных дверей клуба, то, скорее всего, они бы вообще не узнали о случившемся. Тебе просто не повезло, что они услышали крики. Лично я бы предпочел, чтобы Джексон просто выбросил