В третьем периоде мы "заработали" буллит. Смотрю: выходит против меня какой-то долговязый парень. Не Халл, не Хоу, а совершенно мне неизвестный канадец. Как потом выяснилось — Уолтон. Ну, думаю, раз ему доверили, значит, это у них самый техничный игрок, большой мастер обводки. Обычно в таких случаях я себя спрашиваю: возьму или не возьму? А тут не думаю ни о чем. Все погасло. Вижу только соперника и шайбу… И ничего больше. Пока атакующий игрок не пересек синюю линию, я не могу двигаться с места. Но вот Уолтон прошел синюю линию, я сразу выскакиваю ему навстречу, чтобы закрыть как можно большую часть ворот. Выскакиваю так резко, что канадец от неожиданности робеет и явно торопится с броском. Ну, такие-то шайбы я беру… Трибуны взревели непонятно от чего — то ли от досады, то ли от восторга. Уолтон ко мне подъехал:
— Гуд гейм! (Хорошая игра!) Я ему:
— Сэнк ю. (Спасибо.)
Когда мы вернулись в раздевалку, ноги у меня подкосились и в полном изнеможении я рухнул на скамейку. Все прошло, и осталась только одна смертельная усталость.
Десятки вопросов роились в голове. Смогу ли я дальше выдержать столь жестокий штурм? Найдут ли наконец свою игру защитники? Неужели канадцы все матчи проведут в таком ураганном темпе? Как справиться с Халлом? Почему канадский арбитр Браун не засчитал гол, забитый Петровым?
В самолете, когда мы летели из Торонто в Виннипег, я спросил судью Брауна, отчего ему изменила объективность.
— Не напоминайте, пожалуйста, об этом, мистер Третьяк, — горестно покачал головой канадец. — Мне так плохо. Из 20 тысяч человек, которые присутствовали в зале, я один не увидел этого гола.
Наши хоккеисты достойно пережили столь явную несправедливость. Мы привыкли к тому, что слово судьи — закон. А интересно, как бы реагировали канадцы, случись с ними такое?
Сильны были наши соперники. Пока они играли явно лучше нас. С подъемом. Самоотверженно. Каждый из них был готов грудью отражать шайбы, даже ветеран Горди Хоу. Удачной казалась мне и тактика канадцев — действовать от обороны, на контратаках. Та самая тактика, которую мы успешно применяли в Канаде два года назад. Но мне не верилось, что наши соперники выдержат до конца такой ураганный темп, что они и впредь будут играть на такой высокой ноте.
Ажиотаж, который царил перед третьим матчем, не поддается описанию. Десятидолларовые билеты шли с рук за 200 долларов. Тон выступлений в печати резко переменился. Канадцы, кажется, серьезно поверили в то, что сборная ВХА победит нас.
Виннипег — родина Бобби Халла, одного из самых великих хоккеистов Канады и одного из самых добродушных людей, которых я только встречал. Халла можно считать образцом выдержки и спокойствия. Его вторая после хоккея профессия — фермер, он разводит коров. Халлу было 35 лет, но его игра все еще не утратила свежести и задора. Он умел в хоккее все. Еще бы не уметь! Ведь Бобби Халл впервые взял в руки клюшку, когда ему исполнилось всего четыре года. В 18 лет стал профессионалом. Интересно, что Халл, в отличие от своих коллег, приходил на все тренировки сборной СССР и очень внимательно наблюдал за нами. И он, и другой великий хоккеист из команды "Канада-74", 46-летний Горди Хоу, жили в таких же скромных номерах, как и все остальные канадские игроки. Халл и Хоу первыми выходили на лед во время тренировок. Своим подчеркнуто скромным поведением они словно постоянно напоминали молодым игрокам:
смотрите, как должны вести себя настоящие хоккеисты.
Мы вышли на третий матч в своем обычном сильнейшем составе. Кулагин сказал запасным игрокам, которые тоже рвались в бой: "Потерпите, ребята. Вот победим пару раз соперников, докажем,
Они доставляли мне больше всего хлопот в тех матчах: Бобби Холл и Горди Хоу что мы сильнее, тогда сыграете все". Не знаю, как остальные, а наш тренер был твердо уверен в победе. Харрис поставил в ворота запасного вратаря Дона Маклеода. В газетах было написано, что Чиверс взял себе передышку. Видно, Джерри тоже несладко приходилось.
Лед был безобразным — весь в каких-то буграх и лужах. Кстати, пусть вас не обманет вид голубого, матово-белого или зеленоватого льда, который с высоты трибун всегда кажется безупречно гладким. Секретом идеальной заливки хоккейных полей владеют, увы, немногие. А ведь даже маленькая выбоина или едва заметный бугорок могут повлиять на исход матча.
С первых же минут встречи я понял, что наши форварды, как говорится, в ударе. Они смяли канадцев. Соперники, как я и предполагал, не смогли вытянуть до конца свою слишком высокую ноту, они начали сбавлять темп.
Во втором периоде Уолтон так сильно бросил шайбу мне в живот, что я скривился от боли. К горлу подступила тошнота. Сел на лед. Голова кружится. А игра идет! И Хендерсон рвется к воротам.
Держись! В перерыве наш доктор дал мне какие-то пилюли, чтобы боль унять. Счет к третьему периоду был 7:2 в пользу нашей сборной. Ну, думаю, раз игра сделана, значит, теперь в ворота поставят Сидель-никова. Но нет, вышло опять мне… Десять минут промучился, ни одной шайбы не пропустил. Потом подъехал к нашей скамейке — там доктор уже нашатырь приготовил. Понюхал я ватку, посмотрел украдкой на тренеров: может, теперь заменят? Нет, мне доигрывать. А самочувствие у меня совсем скверное. Вот-вот потеряю сознание. В той последней лесятиминутке я пропустил сразу три шайбы.
Первую забил Хендерсон. Интересно получилось. Он в том матче несколько раз выходил к воротам и тут же самым примитивным образом делал бросок. Хендерсону бы "подергать" вратаря, не торопиться, переправить шайбу партнеру… Он же бросает себе, как заведенный. А я без особого труда парирую шайбы. И вот он снова мчится на мои ворота. Смотрю: защита наша очень некстати "вздремнула", значит, надеяться надо только на самого себя. А справа от Хендерсона летит другой канадец, и его положение для атаки еще более удобно. Ну, думаю, теперь-то Хендерсон уж точно отдаст шайбу партнеру. Нельзя не отдать! Глупо не отдать! И я стал смещаться в сторону второго канадца, "приоткрыв" ближний угол. А Хендерсон, оказывается, и теперь не думал никому пасовать. Опять бросил сам. И как раз попал в тот самый угол.
Снова больше всего волнений доставил мне Бобби Халл. Бывало, после его бросков я вообще не видел шайбу — он выстреливал ее, словно пулю. Но это еще не все. Обычно, когда хоккеист бросает или щелкает шайбу, он делает замах, по которому опытный вратарь может определить многое: и направление полета шайбы, и силу броска. Долю секунды длится замах у классных мастеров, но я вполне успеваю прикрыть то место в воротах, куда целит форвард. Халл же швырял шайбу без замаха. Он забивал много голов. Но вот что любопытно: все остальные играли только на Халла.
Вот Маккензи и Лякруа рвутся вперед. Они действуют напористо, быстро, смело. Но, откровенно говоря, я почти не обращаю на них. внимания. Я ищу глазами Халла. Где он? Ага, Халл, как обычно, медленно крадется к моим воротам. Маккензи и Лякруа перекидывают шайбу друг другу, но, ручаюсь, никому из них и в голову не придет бросать по воротам. У них какая-то магическая вера в Бобби Халла. Бить должен он, только он. Вот Халл наконец выходит на ударную позицию, и тут шайба адресуется ему. Бросок…
Это в Москве он забьет только одну шайбу — там Бобби будут очень зорко сторожить, — а в Канаде на его счету шесть голов. От матча к матчу я пытаюсь найти контрманевр против канадца и в конце концов прихожу к такому выводу: надо выходить на Бобби Халла не тогда, когда он уже в нашей зоне, а сразу, лишь только шайба попала к нему. Так я и делал в последних играх.
Пятый гол забил в мои ворота Уолтон. Бросок был очень сильный. Я поймал шайбу, но она каким-то непостижимым образом выскользнула из ловушки и, как живая, впорхнула в сетку.
В Виннипеге мы одержали победу. Убедительную. Красивую. Трудную. Счет — 8:5.
Приятно было сознавать, что канадский хоккей, считавшийся еще недавно тайной за семью печатями, ныне разгадан нами. Его традиции, его тактика — все это теперь поддавалось пониманию. Мы нашли его уязвимые стороны и, как мне кажется, временами неплохо пользовались этим. И канадцы, что называется, на лету схватывали преподанные им уроки. Большинство хоккеистов сборной ВХА старались играть в комбинационной манере, тактика у этой команды была куда разнообразнее, чем у той, с которой мы встречались два года назад. Харрис научил своих подопечных и хитроумным перемещениям, и коллективной игре. Пожалуй, только Халл и Хендерсон остались верны прежнему стилю.
Несколько любопытных наблюдений, сделанных в ходе той серии. Почему-то многие канадские игроки предпочитали играть без шлемов. Однажды я спросил об этом у кого-то из профессионалов.
— Это легкомысленная и глупая привычка, — ответили мне. — Отчасти именно из-за нее в нашем хоккее случается много травм. Вот уже несколько лет мы даем себе зарок: играть в шлемах. Но приходит сезон, и все остается по-старому.
Беда в том, что профессиональные хоккеисты никогда не носили шлемов, и это стало своего рода отличительным знаком профессионалов, традицией, сломать которую было очень трудно. Я, однако, и тогда не сомневался, что в конце концов здравый смысл возьмет верх. Так и случилось…
…Мне нравился вратарь Джерри Чиверс. Хорошо он играл:
храбро, умело, спокойно. Очень сильный вратарь. И человек на редкость, славный. Перед матчем обязательно подъедет, постучит клюшкой по моим щиткам: мол, желаю всего хорошего. Но вот я никак не мог принять того, что Чиверс курит. Даже перед самой игрой его можно было встретить у раздевалки с толстой сигарой в зубах. Однажды я спросил:
— Джерри, зачем ты куришь?
— Это помогает мне снять волнение, — ответил он. А в контракте у Чиверса оговорено, что во время перерывов между периодами он может пить пиво. Удивительно! По-моему, это так же безрассудно, как и выходить на площадку без шлема.
Или вот еще… Почему так откровенно грубо играет Маккензи? Он так и ищет, с кем бы сцепиться, кого бы толкнуть. Мак-кензи и не пытается скрывать этого.