Судьба золотых наград чемпионата-70 зависела от исхода нашего повторного поединка со шведами. Выиграем — станем чемпионами мира, проиграем — займем только третье место. Трибуны взорвались аплодисментами, когда на лед, как всегда невозмутимо и неторопливо, выехал Виктор Коноваленко. Конечно, мы выиграли тот матч.
Трусливых хоккеистов я не встречал. А вот таких мастеров, которые бы могли служить образцом храбрости, знаю сколько угодно.
…Рагулин десять раз завоевывал звание чемпиона мира. Был самым надежным защитником мирового любительского хоккея. Вратарям хорошо игралось за его могучей спиной! На Рагу липа можно было положиться в любых ситуациях. Помню, в начале моего спортивного пути мы встречались с ленинградскими хоккеистами. Матч был, как говорят, рядовым, он ничего особенного для нас не значил, к тому же мы крупно вели в счете — 7:1, по-моему… Один из ленинградцев, оказавшись в удобном положении, неожиданно и сильно
За могучей спиной Александра Рогулина я чувствовал себя спокойно бросил по моим воротам. Ситуация была такова, что спасти нас от гола мог только Рагулин, собой прикрыв путь шайбе. И он без колебаний сделал это, причем шайба едва не разбила ему лицо. После матча я подошел к защитнику:
— Палыч, зачем ты рисковал? Ведь мы все равно выигрывали…
— А я тогда не думал, выигрываем мы или проигрываем. Важно было ворота прикрыть.
— Но ведь ты мог получить травму…
— Знаешь, Владик, — перебил он меня, — если ты будешь каждый раз взвешивать, когда надо проявить смелость, а когда не надо, ничего путного у тебя не выйдет. Надо всегда! А отвернешься от шайбы один раз, другой, и, глядишь, ты уже растерял всю свою храбрость.
…Наши армейские тренеры особенно любили ставить в пример молодым спортсменам Евгения Мишакова. И прежде всего потому, что этот хоккеист был удивительно самоотверженным и стойким. Женя, по-видимому, совсем не знал, что такое боль. Кажется, весь он был сделан из особо прочной стали. Однажды Мишаков перенес сложнейшую операцию мениска, после которой люди на многие месяцы выбывают из строя. А он уже через две недели приступил к тренировкам.
А в сборной таким "железным человеком" был динамовец Валерий Васильев. В 1976-м в Катовицах ему во время матча раздробили мизинец.
— В раздевалку, — коротко приказал Кулагин. — Лечиться.
— Нет, я могу играть, — упрямо возразил Валерий и остался на льду.
Момент был трудный, чемпионат, как вы помните, проходил для нас неудачно, и Васильев понимал, что он очень нужен команде. В раздевалке после матча Валера снял перчатку, и мы ахнули:
она почти до краев была наполнена кровью.
У наших тренеров всегда были и сейчас есть свои "фирменные" упражнения для выработки у игроков волевых качеств. Вспоминаю опять-таки Анатолия Владимировича Тарасова. Он включал в тренировки бокс, борьбу, заставлял нас прыгать с высоких стенок. И горе было тому, кто допускал при этом хотя бы маленькую слабость.
В 1971 году в Швейцарии Тарасов после "раскатки" оставил на льду Шадрина, Зимина и меня. Говорит нападающим:
— Один из вас бросает по воротам Третьяка шайбу, а другой в это время толкает вратаря, бьет его, мешает ему. Ясно? Ребята засмущались:
— Как это мы будем Владика бить?
— Вы что, голубчики! — загремел Тарасов. — Нашлись тут кисейные барышни!!
Ох, и досталось мне тогда…
Я еще был юный, неопытный. После каждой тренировки уходил со льда весь в синяках и ссадинах. Бывало, как бросит кто-нибудь в упор, я с обидой на этого игрока клюшкой замахиваюсь:
ты что, мол, убить меня хочешь?
А Тарасов тут как тут:
— Ах, вам больно, молодой человек? Вам надо не в хоккей, а в куклы играть.
Потом отмякнет немного:
— Запомни: тебе не должно быть больно. Забудь это слово — "больно". Радуйся тренировке. Ра-дуй-ся!
Впоследствии много раз я с благодарностью вспоминал те уроки.
До сих пор в сборной, подобно легенде, рассказывают историю, как Анатолий Владимирович учил хоккеистов смелости. Однажды после длинной, утомительной тренировки он вдруг объявляет:
— Со льдом покончено. Бежим в бассейн.
Дело было в ЦСКА, бассейн там в двадцати метрах от Дворца спорта. Прибежали ребята, разделись, ждут, что дальше делать. Тарасов показывает на Бориса Майорова:
— За славным капитаном команды все на пятиметровую вышку бегом марш! А оттуда — головой вниз! Ну-ка, Боря!
Майоров поднимается и нерешительно идет к вышке, а Сологубов ему шепчет:
— Ты попроси Тарасова — пусть он вначале сам покажет. Борис мгновенно сориентировался:
— Анатолий Владимирович, а мы не знаем, как надо прыгать вниз головой. Просим показать.
Все сидят на скамеечке, с интересом смотрят. А тренер, как он потом говорил, ни разу в жизни не нырял и вообще высоты побаивался. Пошел он на вышку. Хорошо, что навстречу ему попался один настоящий прыгун. "Вы, — говорит, — не отталкивайтесь, а просто падайте на воду головой вниз".
Тарасов смело встал на краю мостика, задумался на минуту и прыгнул. И, конечно, плашмя ударился о воду. Но зато вслед за
ним прыгнули все остальные. И не по одному разу. На вышку полез даже хоккеист, который не умел плавать. Его отговаривают: тебе, дескать, нырять не обязательно, посиди. А он:
— Еще подумает тренер, что я трус. Всей командой потом его выуживали из бассейна. А как наши наставники учили защитников ловить на себя шайбу! Они ставили игрока в ворота — в полной амуниции, но без клюшки и с синей линии его "расстреливали". Защитник должен был отбивать шайбу своим телом. Все через это прошли. А почему, вы думаете, так отчаянно смело ложились под шайбу Рагулин, Давыдов, Ромишевский, Кузькин, Брежнев, Зайцев?..
Хоккей — занятие само по себе суровое, а если соперник попался, мягко говоря, невоспитанный, то здесь уж надо уметь и постоять за себя.
В далеком 71-м году мы проводили за океаном серию товарищеских матчей с любительской сборной США. Американцы подобрались драчливые. Что ни игра — лезут на рожон, затевают стычки, пускают в ход кулаки. Однажды, в тот момент, когда на льду осталось трое наших хоккеистов и четыре соперника, они в очередной раз затеяли побоище. Судьи были такие нерешительные! Вижу я — дело плохо, достается нашим. А у вратарей есть неписаный закон: что бы ни происходило на площадке, стой в воротах и не вмешивайся. Обе команды в полных составах могут выяснять отношения, голкиперов же это как будто не касается. Поглядывают себе издалека, настрой берегут. Я этого правила всегда придерживался строго. Да и по натуре своей никогда драчуном не был. Но тогда, каюсь, не выдержал, вступился за своих. Зачинщик драки капитан американцев Кристиансен, наверное, долго будет помнить тот матч. Отбил я ему охоту кулаками размахивать.
Конечно, случай из ряда вон выходящий. Больше я такого не припомню. И хорошо.
Умение терпеть боль, преодолевать страх требуется, конечно, не только хоккеистам. Да и не только спортсменам вообще. Жизнь на каждом шагу проверяет нас на прочность. Кстати, хоккеистам в трудные минуты было легче, чем представителям других видов спорта. И знаете почему? Нам помогало славное прошлое нашего хоккея. Оно как благодатная, хорошо удобренная почва для корневой системы могучего дерева. Когда ты помнишь о блестящих победах твоих предшественников, когда ты воспитан на доблестных традициях, тогда силы и отвага словно удваиваются.
В 1969 году я закончил школу, а осенью успешно сдал экзамены на заочное отделение института физкультуры.
Конечно, учиться мне было нелегко. После тренировок устанешь, случалось, так, что книжки из рук валятся. Но пересиливаешь себя: черный кофе, холодный душ — и за учебники.
Уроки, уроки… Наблюдая изо дня в день за своими старшими товарищами, я старался перенять у них безоглядную, самозабвенную любовь к хоккею, привычку трудиться до седьмого пота.
Даже просто находиться в одной раздевалке со взрослыми мастерами ЦСКА было для меня радостью, я испытывал ощущение праздника, своей причастности к чему-то волнующему, большому. По ночам я, бывало, просыпался и думал: скорее бы утро — снова оказаться рядом с новыми товарищами, снова окунуться в атмосферу праздника. Очень долго не проходило это ощущение.
Великий труженик хоккея Анатолий Фирсов был для меня примером отношения к тренировке. Никто не работал больше него. Он весь состоял из упругих мышц. А каким неудержимо яростным Фирсов был в игре! Выходил он на площадку, и трибуны сразу начинали гудеть в предвкушении гола. Фирсовского "щелчка" смертельно боялись вратари. Шайбу он посылал с такой силой и скоростью, что уследить за ней было невозможно. Мы особенно ценили Анатолия за то, что в трудные минуты он умел повести за собой команду, сплотить ребят. Он был капитаном ЦСКА, играющим тренером. Как жаль, что не удалось ему встретиться на льду с канадскими профессионалами… Какая бы захватывающая это была дуэль — Фирсов против Эспозито! В 1972 году Анатолий, по моему мнению, вполне заслужил включения в сборную СССР — он тогда играл великолепно, а в начале года стал трехкратным олимпийским чемпионом, но, увы, сложилось так, что за океан Фирсов не поехал… '
…Прошло некоторое время, и ко мне пристало прозвище — "Дзурилла". Наверное, потому, что у меня и у блиставшего тогда
чехословацкого вратаря были похожие имена — Владислав, Вла-до. Я ничего против не имел, моему самолюбию даже льстило, что армейцы хоть и косвенно, но ставят меня рядом с великим голкипером. Первым вратарем ЦСКА тогда был Коля Толстиков, и "Дзу-рилла" с удовольствием носил не только свою, но и его клюшку. Коля меня многому научил. Ученик же в итоге оказался "неблагодарным" — вытеснил коллегу с первых ролей.
До сих пор у меня осталось какое-то чувство вины перед Колей, перед Лапшенковым, перед Адониным: я невольно загораживал им дорогу наверх. Психологически им было трудно заставить себя работать в полную силу, зная, что Третьяк почти наверняка останется первым вратарем. Хотя если объективно рассуждать, то какая тут вина? Разве стал бы я мешать, если бы кто-то вдруг заиграл