Затем Нургалиева позвонила невестке. «Старый Бог, ты сегодня добр, как никогда, помоги еще раз, — сжав зубы, думал Черный Ягуар, пока муж Анны Ли подзывал ее к телефону. — Пусть она откажется от девочки». И Старый Бог исполнил его просьбу. Анна Ли накричала на старуху в ответ на ее просьбу забрать дочь и отключила линию. «Благодарю Тебя», — прошептал Черный Ягуар, поставил девочку перед собой и сказал, что теперь они могут идти.
Он взял ее на руки и подошел к входной двери. И тут раздался очередной звонок. Девочка вздрогнула. Черный Ягуар шепнул ей, чтоб не волновалась, поставил ее на пол, слегка подтолкнув в угол за дверью, а сам распластался по стене невидимой тенью. Через минуту раздался еще один звонок. Затем началось ковыряние в замке, кто-то неумело пытался использовать отмычку. Наконец дверь открылась, и в освещенном проеме показался давешний сторож. Он закрыл за собой дверь и больше ничего не успел сделать. Черный Ягуар мягко захватил его горло и слегка сжал сонную артерию.
— Просто замечательно, что ты пришел, — прошептал он. — Теперь говори — зачем ты здесь?
— Меня попросили… попросили… — Черный Ягуар слегка ослабил хватку. — Попросили посмотреть, когда в квартиру придет девочка и позвонить по телефону.
— Мужик с санитарами?
— Ну да, — сторож не сопротивлялся, видно было, что не совсем дурак.
— Заплатили?
— Немного. Совсем немного.
— Не бойся, не отыму, — презрительно фыркнул Черный Ягуар. Он слегка нагнул голову сторожа и капнул ему в ухо из капсюли-пипетки мараноксан. Через пару секунд сторож обмяк и заснул, Черный Ягуар перенес его в комнату, положил на кровать, вернулся к девочке, взял ее на руки и вышел на улицу.
Пару кварталов он двигался очень быстро. Похоже, никто не обратил на него особенного внимания — народу на улице было много и даже с внешностью Черного Ягуара было легко затеряться. Он вернулся в тот двор, где жил Сванидзе, сел на ту же скамейку, на которой сидел пару часов назад, девочку оставил у себя на коленях.
— Сейчас, Гуля, я позвоню маме, — сказал он ей. — Надеюсь, она дома.
И он позвонил. Но не Анне Ли. Черный Ягуар позвонил Ирине Севастьяновой. Два месяца назад он получил заказ на клиентку Марию Севастьянову — семилетнюю девочку, больную странной формой нарушения иммунитета — жизнь ее по шкале перспективности представлялась нецелесообразной. Система экологов от рождения приговаривала таких к смерти. Обычно подобные дети не покидали родильные дома — там работали свои экологи. Но Маша Севастьянова нигде формально не числилась, мать родила ее дома, воспитывала самостоятельно, не получала на дочку ни химического минимума, ни энергии… Какая-то бл@дь все-таки стукнула. Да, такая же точно девочка, с такими же точно глазами. Даже платье на ней было такое же… Черт! Как он не подумал. На улице зима, а он не позаботился о том, чтобы одеть ее в верхнюю одежду. К счастью, Гуля пока что не чувствовала холода.
— Ирина, — спросил Черный Ягуар хриплым, взволнованным голосом.
— Да, — ответила женщина на том конце линии. — Кто вы?
— Неважно, кто я, — ответил Черный Ягуар. — Я знаю, что у вас два месяца назад умерла дочь Маша. Это так?
Женщина молчала, но он слышал в трубке ее напряженное дыхание. Наконец она заговорила.
— Кто вы? — еще раз спросила она.
— Я знаю, что после смерти Маши вы хотели удочерить другую девочку, но органы опеки отказали вам. У меня есть девочка, которую вы можете взять себе. У нее никого нет. Сможете ли вы спрятать ее так, чтобы никто не нашел?
— Да, — сказала Ирина Севастьянова совершенно спокойным голосом, — И я надеюсь, вы меня не обманываете.
— Вам придется поверить, — сказал Черный Ягуар.
— Что я должна сделать?
— Мы сейчас недалеко от вас. Вы можете выйти на площадь, к памятнику Оруэллу?
— Разумеется.
— Тогда ждите там. К вам подойдет девочка. Вы узнаете ее. Да, не забудьте с собой какую-нибудь одежду. На ней только платье и тапки.
— Боже мой, — сказала Ирина Севастьянова. — Через минуту я буду там. Я смогу потом с вами связаться?
— Я сам позвоню, — сухо ответил Черный Ягуар и прервал связь.
— Ну вот, мама ждет тебя, — сказал он девочке. — Я должен предупредить тебя. Если ты не хочешь, чтобы тебя нашел плохой человек, ты никогда не должна больше называть себя Гулей. Ты поняла? — девочка кивнула. — Ну, хорошо, — он покрепче прижал ее к себе и понес в сторону площади Оруэлла.
— А бабушка потом найдет нас? — спросила Гуля.
— Ты слышала, что сказал плохой человек?
— Он сказал, что бабушка умерла. Что это значит?
— Это значит, что ее больше нет. Хотя… один мудрый человек сказал мне сегодня… он сказал, что когда человек умирает, то умирает не целиком. Главная часть его уходит на небо.
— К Богу? — спросила девочка.
— Откуда ты знаешь про Бога? — спросил Черный Ягуар и поставил ее на землю, потому что как раз подошел к площади Оруэлла.
— Бабушка говорила.
— Странная у тебя была бабушка, — усмехнулся Черный Ягуар. — Может, все старики странные? — он достал из кармана крестик. — Вот, держи, это тебе на память. Только никогда никому не показывай. Хорошо?
— Хорошо, — сказала Гуля. — Иначе придет плохой человек?..
— Ну, в общем да, — он вложил крестик ей в ладонь.
— У меня тоже есть крестик, — сказала она и вдруг сняла с шеи шнурок, к которому и впрямь был прикреплен крест. — Возьми. Это тебе!
— Смотри, вон стоит мама, видишь? — показал он на памятник, около которого, озираясь по сторонам, стояла женщина с большим пакетом в руках. — Беги!
И она побежала. А Черный Ягуар остался. Так и не удалось ему избавиться от креста. Был один, стал другой. Он вздохнул и положил крестик в карман. Было без десяти минут двенадцать. Работа выполнена. Осталось только позвонить диспетчеру и отчитаться. И еще два часа до звонка Лорду. Времени пропасть. Ох, сколько же у него сегодня беспокойства. И сколько всего он должен еще обдумать…
На краешке сердца
есть место для веры.
Найдешь ли его?
14
Холодом веет
отраженье во льду.
Дыхания нет.
В детстве время мягкое как пластилин. Мнешь его, мнешь, лепишь, что душа пожелает. Маму с распущенными волосами. Завтрак — молоко и оладьи со сметаной. Отца, что на работу уходит. Двор с качелями. Заброшенную стройку по соседству. Саньку Кротова из дома напротив. До вечера столько всего успеешь! А вечером высыпешь из карманов, сомнешь в большой комок и положишь снова в коробку. Пойдешь, руки вымоешь, маму поцелуешь — и под одеяло спать. А коробку под кровать задвинешь. Сколько пластилина с рук водой смыло — совсем чуть-чуть. Только всё легче коробка. Все меньше в ней пластилина. Жалко его тратить на ненужные встречи.
Что ты сказал, Джордж?
«Теперь, когда он понял, что он мертвец, важно прожить как можно дольше».
Я помню эту фразу, спасибо.
Мысль о бегстве — минутная слабость. Если Судьба… если Бог приводит в мой последний день человека, значит, так нужно. Мне, ему, Богу или всем вместе, но кому-то обязательно нужно.
— Впусти нашего гостя.
Глаза у вошедшего неприятные, будто стеклянные. С места не встаю — не по рангу. Небрежно машу рукой, указывая на кресло. Дотрагиваюсь пальцем до желтого конвертика на экране. Читаю сообщение Желтопузого.
«Жду у себя».
Что от ждет? Ах да… Не отвечаю, оборачиваюсь к капитану модеров и… замираю от неожиданности. Мне в лицо смотрит дуло пистолета.
— Руки за голову, — командует капитан. — Встаешь медленно, очень медленно, понял?
Вот тебе и «обязательно нужно», фаталист чёртов. Это не модер. Эколог? Меня осудили за слив информации? Но откуда они узнали так быстро?
— Лицом к стене. Ноги на ширину плеч, руки на стену. Теперь поговорим.
Не эколог. Экологи никогда не разговаривают со своими жертвами.
— Слушаю вас.
— Полтора часа назад, — а голос почти истеричный, такой в любую секунду сорваться может. — Сюда зашел человек. В этот кабинет. Ты понял? В твой кабинет зашел человек! Зашел и сгинул.
— Что вы от меня хотите? Чтобы я подтвердил…
— Да пошел ты со своим подтверждением! Это мой брат, ты понял, что это мой брат? Куда он ушел? Где мой брат?!
— Послушайте, мне очень неудобно так стоять…
— Где мой брат?!
— Я…
— Где мой брат, сволочь?!
Дуло пистолета воткнулось в шею и тут же резко отпрянуло. Отчего он так нервничает? Ведь застрелит сдуру. Или он под кайфом? Наркотики — обратная сторона свободы…
— С вашим братом всё в порядке, — стараюсь говорить как можно спокойнее. — Только не нужно нервничать. Я все сейчас расскажу.
— Я спокоен! Где мой брат?!
— Вы умеете пользоваться Электронной картой? Метка восемь-десять—ку-тысяча—сорок семь. Задайте поиск на десять минут назад и увидите, где он недавно был.
Громкое сопение за спиной. Нервная ругань. Что-то упало со стола и разбилось — наверное, чашка. Опять ругань, дикий порезал руку. Видимо, это стало последней каплей. Он вновь подскочил ко мне, приставил пистолет к затылку и заорал:
— Он в здании! Я знаю, что он в здании. Или ты его кокнул? Ну-ка признайся, ты его убил? Убил, гад?!
Дикий уже ничего не соображал. Сильный удар по почкам развернул меня боком к нему, защищаясь, я успел поднять руку, но это не спасло меня. Удар в печень, в бок, в лицо. Я согнулся пополам, последовал сильный толчок, и мое тело рухнуло на пол. И тут же на меня рухнул дикий. Я закрыл лицо, ожидая новых ударов, но ему было не до того. Он просто сидел на мне, и его рвало. Весь в крови и блевотине, я столкнул его в сторону, поднялся на ноги и на несколько секунд застыл, соображая, что делать дальше. Направился в маленькую туалетную комнату за кабинетом, открыл аптечку, разорвал упаковку одноразовых шприцов, набрал двойную дозу — ничего, не умрет, даже в таком состоянии — и, подойдя, к дикому, ввел снотворное. Он не сопротивлялся.