очему он не остановил хольмганг, хотя имел такую возможность. И наделся, что молодой ауг к тому времени достаточно повзрослеет, чтобы его понять.
Да, между ними был всего год разницы, но Олаф-рус считал себя вдвое старше, потому что по-настоящему викинг взрослеет только в походах, а их у Олафа было девять против Адилсова одного.
Останки Марви лежали в трёх шагах от обрывистого берега, и никто не имел право убрать их, пока не завершатся все поединки хольмганга. Поэтому Ваги Острослов, отойдя от потрясения, какое повлекла смерть брата, поторопил судью.
– …О Флоси Среброголосый, прости, что отвлекаем тебя, но Ваги Острослов уже давно готов.
– Да, да, сейчас. И рассёк как. Рассёк как… нет, нет! Весло как рассекает воду, вот так же он легко рассёк! И Чёрный брат, забыв про нож, на смерть себя в тот день обрёк!
Флоси Среброголосый вышел из задумчивости, вскинул на плечо копьё и, прежде чем направиться в тьеснур, сказал одному из собратьев по поединку:
– Эй, рус. У тебя, как я понял, хорошая память. Весло как рассекает воду, вот так же он легко рассёк! Напомни мне, когда я закончу поединок.
Олаф-рус кивнул, хотя прекрасно знал, что Ваги Острослов владеет копьём лучше бродячего скальда и к тому же моложе его на девятнадцать лет. То есть надежда, что Флоси Среброголосый закончит начатую сагу, была не такая большая.
Старик без имени не сказал ни слова напутствия своему второму поединщику, потому что Флоси Среброголосый в этом не нуждался. Владелец странного драккара продолжал рассматривать первого на сегодня победителя. Он смотрел на покрытого вражьей кровью Эрика так, словно хотел слизать её. Он был рад. По-настоящему рад. И только когда взгляд его падал на юного дата с половиной руки на перевязи, то радость уступала место другим чувствам.
Даты спали. Дядя спал покрытый вражьей кровью, а племянник – потому что потерял слишком много крови. Дядя улыбался во сне, а племянник скалил зубы и плакал. Но так ли важна причина, если, как следствие, они оба пропустили зрелище, которого ждали многие.
Второй поединок великого хольмганга. Схватку, в которой сошлись Ваги Острослов.
– …кинг, что участвовал в тринадцати походах и один раз отбивал нападение на родной фиорд! Воин, за плечами которого тридцать два года жизни, одиннадцать хольмгангов на Ореховых полях и семь на малых островах! Человек, одержавший победу в четырнадцати из них! И трое из этих поединков закончились смертью!..
И бродячий скальд Флоси Среброголосый.
– …кинг, что участвовал в пятидесяти походах и четырнадцать раз отбивал нападение на фиорды, ставшие его домом! Воин, за плечами которого пятьдесят один год жизни, двадцать хольмгангов на Ореховых полях и шесть на малых островах! Человек, одержавший победу в одиннадцати из них! И два этих поединка закончились смертью!..
Участники второго боя сражались копьями длиной в рост человека. Оба древка в верхней части были окованы железом и имели по острому листовидному наконечнику, без «ушей». Оба поединщика были мастерами данного вида оружия и рассчитывали только на победу.
– …оси, друг! Клянусь молотом Тора, я только теперь понял, почему ты выбрал в оружие копье! Говорят, в юности ты был в плену у детей пустыни. И говорят, что пленных они сажают на кол. Я тебя понимаю. Что может быть святее воспоминаний юности, особенно у того, кто вот-вот развалится, как истлевший пень от старости! А портовые девки ещё поражались: откуда такая прямая осанка у такого старого викинга?! Знали бы они, каким жестоким способом дети пустыни научили нашего Флоси стоять так, будто у него вместо хребта несгибаемый дуб! Знали бы они, что наш славный Флоси подвергся на заре лет таким испытаниям, каким подвергаются только они, шлюхи портовых притонов Империи! Если бы они знали, то, завидев престарелое хозяйство бродячего скальда, не смеялись бы так сильно, что весь Митгард ходит ходуном! Они бы сдержали смех и обслужили нашего Флоси достойно его немеркнущей славе!
– Ваги, друг! Клянусь копьём Одина, я вижу, что ты знаешь о жизни портовых девок гораздо больше, чем полагается тому, кто бывает с ними не чаще, чем нужно, чтобы скрасить тоску о жене! Или девушки дарят благосклонность моему противнику только за серебро?.. Неужели даже жена нашего Ваги Острослова предъявляет ему каждое утро счёт за лишения, которые она претерпела по его вине ночью?.. Воздадим же хвалу этой славной женщине и её славному мужу, ибо для одного жаркие ночи – это редкий праздник, а для другой – достойный саги подвиг!
Ваги оскалился, готовая шутка замерла на его губах. Вместо острых слов викинги услышали возмущённый крик.
– Проклятый скальд! Как ты смел тронуть её имя своими гнилыми устами?!
Флоси покачал головой, хотя Ваги за щитом не мог увидеть этого жеста, и, сильнее сжав плечо помощника, ответил:
– Худой пёс, не выдавай за свой лай вой доброго волка! Не ищи в полёте сокола взмахи стервятника! Извлекай янтарь из своего дерьма, но не ищи дерьмо в янтарном потоке моих слов!
– Янтарный поток?.. Вижу, что скромность – не твоя добродетель, – попытался сыронизировать Ваги Острослов, но Флоси Среброголосый не дал ему договорить.
– Скромность – добродетель тех, кто не знает цену своим навыкам. Не я впервые сравнил свои слова с янтарным потоком, но если слушатели сорока племён говорят так, то значит, я имею право за ними это повторить. Я не оскорблял твою жену, потому что Флоси Среброголосый не даёт спуску рабыням, но чтит хранительниц семейного очага. Я просто бью в твой щит, а то, что щепы от него попадают во всех, кого ты любишь – не моя вина.
Ваги толкнул своего помощника, не разжимая его плеча, и тот засеменил быстрее. Флоси и его щитоносец шли с прежней скоростью. Бродячий скальд отлично знал, что захватив центр острова, противник опять будет иметь преимущество, но шагать быстрее он не мог. Первого в третьем щите и предпоследнего во всём поединке перерыва в сорок вдохов и сорок выдохов ему явно не хватило. Он был старше Ваги на девятнадцать лет, и эта разница легла сейчас чёрным камнем на его лёгкие.
Лоб Флоси был перевязан, а на щеке блестела царапина. Эти раны в первом и втором щите дали ему право ещё на два дополнительных перерыва. Получив каждый, Флоси, как это и велел древний закон хольмганга, бросал оружие и с криком «Тьеснур и кровь!» поднимал на уровень глаз согнутую в локте левую руку и касался внутренней поверхности ладони пальцами правой. Ваги, знавший правила не хуже, тотчас опускал оружие и, усмехаясь, шёл в свой угол.
Многие хольмгангеры злоупотребляют этим правилом – их помощники останавливают кровь из маленькой царапины так долго, словно рана размером с кулак Тора. А бывает, что хольмгангер, чувствуя, что поединок если и закончится смертью, то не его противника, наоборот «не замечает» маленькой царапины, пока кровь не коснётся тьеснура. Тогда викинг заканчивает хольмганг хоть и проигравшим, но живым, и если никто не заметил уловки, с честным именем. Но Флоси был одинаково чужд обоих подлых приёмов профессиональных поединщиков. Получив рану, он спешил дать помощнику время на её лечение, пока случайная кровь, коснувшись острова, не закончила схватку. И помощник каждый раз тратил времени не больше, чем требовалось щитоносцу честного бойца.
Олаф-рус уже знал, что Флоси умрёт на этом малом острове. Бродячего скальда приговорила собственная честность. Мало того, что он не воспользовался ни одной дозволенной уловкой, он ещё и тратил остатки дыхания на словесную схватку с тем, кто был на девятнадцать лет моложе. Честь не позволяла самому знаменитому сыну карелки и свейна сражаться молча, когда противник сыплет оскорблениями.
Олаф надеялся, что Флоси переиграет Ваги в первом щите. Дерзкими словами заставит совершить смертельную ошибку, а сам сохранит так необходимое в бою спокойствие, несмотря на все выпады Острослова. Но Флоси, хоть ни разу и не выдал того, что слова Ваги приводят его в бешенство, но и сам не смог вывести Чёрного брата из себя. Да, словесный поединок Ваги проигрывал раза четыре за щит. Четыре раза за каждый щит, не находя что ответить Флоси, он прекращал перебранку и атаковал молча и неистово, как атакует только тот, кому копьё вражьего языка пробило самую душу. Но каждый раз Ваги удавалось сохранить ту малую толику благоразумия, какая способна удержать бойца от фатальной ошибки.
Сейчас со стороны Чёрных братьев это был ещё только первый щит, а со стороны их противников уже третий. Змея Горя уже дважды ужалила лицо Флоси Среброголосого, а Струна Смерти – копьё бродячего скальда – не нанесла Ваги Острослову никакого ущерба. Второй из Чёрных братьев, отдохнув в те паузы, какие предоставил ему скальд, имел право ещё на собственные шесть перерывов. Но он в них не нуждался. Он несомненно устал, но по сравнению с противником выглядел совсем свежим.
Эти поединщики тоже сражались без доспехов. Но только сверкать обнажёнными торсами они не стали, дабы не вызывать в толпе зрителей смешков. И Ваги Острослов, и Флоси Среброголосый понимали, что их мышцам далеко до объёмов покойного Марви Человека-горы, и даже Эрик Одержимый выглядел более мощным по сравнению со склонным к худобе копьеносцем из племени аугов и скальдом, чьим мускулам уже успела нанести ущерб приближающаяся старость.
Хитрый, учитывавший каждую мелочь Ваги надел рубаху и штаны, схожие цветом с тёмной землёй каменистого острова, а его противник опять остался выше разного рода уловок. Флоси Среброголосый сражался в серых одеждах и не расстался с белым, как снежная тундра, плащом.
Щит Ваги Острослова хранил на себе следы Струны Смерти, но до состояния близкого к замене ему было как сыну раба до Валгаллы. Копьё – это не то оружие, которым раскалывают щиты. Оно не наносит дереву того ущерба, какой причиняет секира, боевой топор или меч, но застревает в нём не хуже. И так как правила хольмганга не запрещают атаковать такого бойца, и Ваги, и Флоси били со всей скоростью, но не со всей силы. Застрявшее неглубоко копьё можно выдернуть и одной рукой, поэтому и бродячий скальд, и его черновласый враг, если сомневались, что оружие достигнет цели, придерживали руку. Как по-настоящему опытные бойцы они постоянно руки меняли, перебрасывая копьё то в правую, то в левую ладонь; или отпускали плечо щитоносца и брались за древко обеими сразу.