Но это продолжилось недолго. Адилс был не настолько глуп, чтобы сражаться в невыгодном для себя положении. Он рассчитывал, превратив атаку в отступление, увести Олафа с вершины острова. Но Олаф слишком часто дрался по правилам словенской «горицы», чтобы позволить провести себя таким образом. Стоило Адилсу сделать один шаг назад-вниз, воин из племени Рус снова занимал выжидательную позицию.
Так повторилось несколько раз. Адилс Непобедимый применял самые различные хитрости и уловки, чтобы увести за собой противника, но противник словно прирос к тому месту, которое занял. Он чувствовал, насколько опаснее стали удары товарища детства за прошедшие десять лет, но для себя не чувствовал никакой опасности. Олаф-рус был слишком хорошим воином и провёл слишком много поединков по словенской «горице», чтобы позволить себя победить бойцу, который наступал «в гору». Даже такому, как Адилс Непобедимый.
Молодой ауг решил сказать прямо, пусть и без единого слова, что не будет сражаться с тем, кто занял более выгодную позицию. Он отошёл назад-вниз на несколько десятков шагов и с невозмутимым видом опустил мечи.
Бойцы стояли неподвижно до тех пор, пока с драккаров не стали раздаваться недовольные выкрики и свист. Но Олаф-рус даже не пошевелился, а вот его противник слишком привык к тому, что публика ему лишь рукоплещет.
– Эй, человек, которого я некогда знал, как Олафа-руса, а теперь не знаю, как называть! Ты пришёл сюда драться или загорать на осеннем солнышке? Хочешь драться – подойди ближе! Хочешь загорать – загорай в другом месте!
Зрители встретили такие мужественные слова одобрительными криками. Никто не сомневался, что теперь-то молодой рус не посмеет уклоняться от поединка. Но они не знали характер потомка волхвов.
– Адилс Непобедимый из племени аугов, тебе лучше знать, зачем я сюда пришёл. Не я тебе, а ты мне послал вызов на хольмганг. Из нас двоих ты первый захотел смерти другого. Делай, что хотел, друг, а я буду делать то, что я хочу, – спокойно ответил Олаф.
– У меня нет в друзьях человека, который говорит такие вещи про мою жену! – не выдержал Адилс.
– У меня никогда не было в друзьях Адилса Непобедимого, друг, но у меня никогда не было его и во врагах. Ни его самого, ни его супруги – женщины, которую я никогда не видел, но всегда уважал, – сказал, не дрогнув ни мускулом, Олаф.
– Если ты всегда уважал эту женщину, то почему тогда стоишь против её мужа с обнажёнными мечами?! – возмутился Адилс.
– Не я, а ты должен ответить на этот вопрос, друг, который никогда не был моим другом, но не был и врагом, – таинственно ответил молодой рус.
Адилс замолчал. Он никогда не был таким глупым и угрюмым, как Марви, но никогда не отличался разговорчивостью Ваги и даже на фоне Торальфа казался молчуном. Длинные тирады означали одно: Адилс находится в сильном волнении.
Так или иначе, но претензии Олафа в одном были справедливы: вызов бросил Адилс, и он же по законам чести должен атаковать, если обоим выгоднее просто стоять.
Но ставить гордую репутацию Непобедимого в зависимость от рельефа острова, Адилс не собирался. К тому же ему надо было обдумать туманные слова Олафа. По этой причине Чёрный брат объявил первый перерыв в сорок вдохов и сорок выдохов.
Шагая в свой угол, Олаф думал о том, что второй раз противник не позволит так просто забрать у себя преимущество и, следовательно, надо будет бежать ещё быстрее.
Рус мог бы сейчас одной фразой не только выиграть поединок, но и навеки опозорить Адилса. Дело в том, что товарищ детства от волнения нарушил правила хольмганга. Как человек, бросивший вызов, он обязан был предоставить противнику возможность нанести первый удар и, лишь отбив его, рубить и колоть самому. Но когда судья поинтересовался: «Чей клинок первым захотел испить крови?», русоволосый викинг усмехнулся и сказал: «Того, кто имел на это право».
– …гучий Тор, что за схватка?! – прошелестел немыми губами Флоси и привстал с разложенных на земле шкур.
Второй раз Адилс и Олаф достигли центра острова одновременно. Их мечи упёрлись друг в друга лезвиями, а взгляды пересеклись. Затем Чёрный брат вышел из этого положения прыжком назад. Молодой рус чуть не упал, но успел отразить клинок, летевший в голову. А дальше четыре меча закружились в причудливом танце.
Восхищённый Флоси и не пытался считать удары. Он знал, что когда сага достигнет финала, ему придётся завлекать поклонников своего слога чем угодно, но не услаждающими сердце северного воина скрупулёзными подсчётами «кто кого и на каком ударе?». Ему надо будет писать рунным письмом о последнем поединке самыми общими, но красивыми фразами. Общими, потому что уловить, где здесь атака, а где защита, было невозможно. А красивыми, потому что в этих едва уловимых мельканиях четырёх клинков была особая красота.
Самый знаменитый сын карелки и свейна наблюдал поединок и понимал, что его дар сказителя будет подвергнут тяжёлому испытанию. Даже в его голове, полной красивых и необычных слов, как короб бонда по осени полон грибами, было мало бронзы, годной на отлив рельефа «Адилс Непобедимый охотится за жизнью Олафа-руса».
Но такой вихрь ударов продолжался недолго. Вскоре темп движений и Адилса, и Олафа снизился, и теперь можно было разобрать, что же делают оба бойца.
Адилс Непобедимый понемногу теснил Олафа-руса с вершины острова. Он был опытнее в сражениях на двух мечах и уже справился с тем волнением, которое испытал, только-только обнажив оружие против друга детства. На тьеснуре молодой ауг чувствовал себя рыбой, попавшей в родной водоём. Звон клинков и крики зрителей пусть не сразу, но прогнали из его головы любые мысли, кроме желания победить.
Адилс теснил Олафа ещё и потому, что в отличие от него активно применял уколы. Друг детства вынужден был защищаться, убирая тело с линии атаки мелкими шагами или длинными прыжками.
Олафу пришлось тяжко не только из-за того, что у Адилса были немного длиннее руки. Олаф-рус отступал, и виной этому было не только то, что его противник рубил из любых положений и переходил от рубки к уколам без особого труда, как и от блока одним лезвием меча к атаке другим. Главная причина заключалась в том, что Олаф при всех его бойцовских навыках не умел, как Адилс, одновременно атаковать или защищаться и правым, и левым клинком. Не умел – и поэтому выбрал соответствующую стойку и манеру боя.
Меч, купленный после боя на Чёрном Острове, почти не участвовал в сражении. Олаф изредка пытался им атаковать, но чаще ему приходилось защищаться, а всю защиту он поручил простому, дешёвому и вроде бы как тупому клинку. Рус держал этот примитивный меч в левой руке и нещадно ломал его худую кромку о клинки Адилса Непобедимого.
В отличие от работавшего в левосторонней стойке Олафа, Адилс как боец, достигший в классе «два меча» вершин мастерства, не имел стойки совсем. Он мог работать правой рукой по траекториям, независящим от движения левой. То, что другие назвали бы стойкой, у Адилса Непобедимого было лишь переходным положением тела, ног и рук. Он выдвигал вперёд то правую, то левую ногу; то держал обе ноги на линии плеч; после неудачного удара мог упасть на колени и попытаться одним мечом подсечь врагу ногу, а второй выставить над собой в качестве защиты.
Так или иначе, но Адилс побеждал. Его мечи не раз и не два испытали на прочность кольчугу с серебряным покрытием и порвали в трёх местах кожаный доспех. Адилсу нужен был только один по-настоящему сильный удар, чтобы разрубить врага надвое вместе со всей защитой, и требовалось в десять раз меньше усилий, чтобы убить его ударом в незащищенную ничем голову. Но ни первой, ни второй возможности Олаф-рус ему пока не предоставил. Да, он пропустил немало другого рода ударов – тех, что убивают, но лишь воинов без доспехов – однако на самые опасные движения молодого ауга ещё успевал реагировать.
Флоси Среброголосый симпатизировал умному проницательному русу. И сильно опечалился, когда понял, что сейчас ему настанет конец. Это понимали и соплеменники Олафа, но всё равно не отказывали в поддержке.
– Рискуй, Олаф! Проходи в ближний бой! Покажи ему, что такое железные объятия руса! Сломай Чёрному брату хребет, герой битвы на Чёрном Острове, или разбей голову о камни! Вырежи его сердце ножом и скорми Ваги Острослову! – кричали они.
Русы не без оснований считали, что Олафу, пока есть силы и дыхание, просто необходимо идти на сближение. Да, входить в ближний бой с таким бойцом, как Адилс, рискованно – можно нарваться на смертельный встречный укол, но всё равно это единственный шанс, – думали они. Но Олаф-рус так не думал и потому продолжал отступать.
– Давай, Адилс Непобедимый! Накажи того, кто дерзнул посягнуть на твою честь и на твою славу! Разруби его до пояса, как Гуннара Свирепого! Отсеки ему голову так же красиво, как ты это сделал с Арнульфом Сильным! Проткни ему сразу и живот, и горло, как ты это умеешь! – кричали поклонники молодого ауга, и их было так много, что голоса русов утонули в этом хоре.
И не только многочисленность аугов помогла им перекричать русов. Многие русы стыдливо молчали, ибо переживали за своего, а деньги поставили на чужого бойца.
Тех, кто поставил на противника Адилса Непобедимого, было совсем мало, и они уже прощались с потерянными денежками.
– …он погиб, как гибнут все герои, нет, избито… как гибнут воины, которым равных нет… тоже избито. Хм, а может, как говорят в стране Шарлеманя: погиб, не попросив пощады, как шарлеманев Роланд не просил!.. Нет, не подходит, не будешь же тратить лишний рунный камень на то, чтобы объяснять каждому тупому, как тролль, воину, кто такой Роланд! Да и убеждать юных викингов, что в других землях тоже есть достойные бойцы – дело неблагодарное. Тогда как?.. – шептал, не в силах сдержать эмоции, Флоси, наблюдая за тем, как молодой рус мелкими шагами и длинными прыжками движется спиной в список жертв Адилса Непобедимого.
Но его раздумья были прерваны почти одновременным взмахом двух мечей. А следом другой меч упал на поле тьеснура. И первые два клинка принадлежали, как ни странно Олафу-русу, а тот, что зазвенел о каменистую землю, служил правой руке ауга по имени «Адилс».