Глаза старика оставались закрытыми, но лицо не осталось равнодушным к тому, что говорил проницательный рус.
– … всегда любил родину больше жизни. Ты не захотел затевать войну. Ты готовил эту месть много лет. Ты изучил наши обычаи и нашёл в них возможность умертвить обидчиков, не поссорив Империю с северными племенами. Ты проник в наш земли в нашем обличье и стал собирать бойцов на свой хольмганг. С собой ты привёз трёх дочерей Абул-Масухара, похищенных твоими людьми в отместку за участь, что Абул-Масухар уготовил твоей жене. Ты выждал момент. Ты дождался, когда похищение этих девушек ничего не изменит в отношениях между родиной, которую ты так любишь, и детьми пустыни. Вероятно.
Олаф-рус сделал паузу.
– Потомок волхвов! – в суеверном ужасе зашептали на кораблях русов, и даже викинги странного драккара испугались и на всякий случай сжали кресты Мессии, висевшие под одеждой.
А Олаф-рус закончил речь.
– … вероятно, ты дождался момента, когда в прошлом грозное имя Абул-Масухара перестало что-либо значить для детей пустыни.
Старик долго молчал. Молчали и наёмники, и викинги странного драккара, и мало что понимавшие русы на соседних кораблях. Только Гуннар Поединщик шёпотом переводил дочери шейха, что сказал на общем языке северных народов тот, кто её похитил.
Наконец Фома Колисандр открыл глаза и засмеялся. Он вскочил, посмотрел безумным взглядом в лицо Олафа и вкрадчивым шёпотом спросил:
– Как это у тебя получается, рус?.. Я не верю в ваших северных волхвов! Я верю только в трёх волхвов, что посещали колыбельную Мессии.
Старик приблизил губы к самому уху Олафа.
– Ты ведь всё знал с самого начала. Как ты догадался?.. Только не говори про дар предков. На свете есть только один бог и есть отдавший жизнь за наши грехи сын его, а ещё есть дух святой, что носится над грешною нашей землей! И нет ни Тора, ни Одина, ни Браги. Всё это выдумки! Выдумки и потому ответь правду: как ты догадался обо всём?!..
Олаф-рус мог бы начать с того, как Фома назвал секиру змеёй. Объяснить, что тот, кто рождён в земле викингов, не забывает никогда, что у секир ведьмин характер, а копья ведут происхождение от змей. Но вместо этого он отстранил бывшего полководца и тихо сказал:
– Мессия – великий бог, если в него веришь ты, великий человек, что замыслил великую месть и подарил нам великий хольмганг. Но мои боги не хуже, потому что в них верю я – победитель великого хольмганга. Давай ты не будешь оскорблять моих богов, а я не трону твоего.
Старик ничего не ответил проницательному викингу. Да и что он мог сказать?.. Всё, что не успела прорыдать его раненая душа, договорил Олаф-рус.
Но если Фоме Колисандру было сказать действительно нечего, то среди его наёмников имелся один оскорблённый скальд.
– История твоя печальна, а месть достойна восхищения, но ты зря назвал лжецом Флоси Среброголосого.
Кто-то засмеялся, услышав, как немолодой викинг с голосом, похожим на скрип телеги, назвал себя Среброголосым, но одного сурового взгляда из-под наполовину седых бровей было достаточно, чтобы смех смолк.
– Никакой доблести в том, чтобы убивать малышей нет, в этом мы ничем не отличаемся от жителей Империи, сколько бы зла не выливали на нас лживые путешественники. О стариках и женщинах – это отдельная сага, но клянусь песнями карелов, что когда встретил свейна, который выпустил кишки маленькому рабу, то заставил его давиться собственной печенью, забыв про то, что он мой соплеменник. Запомни, Фома. Если Флоси Среброголосый назвал кого-то доблестным воином, значит, так оно и есть. Значит, на его доблести нет пятен, о которых рассказал ты. Даже подлый нитинг Ваги когда-то был злоязыким, но славным воином и заслужил право появиться в трёх моих песнях. Сказитель не имеет права лгать, потому что по его песням люди учатся жить и понимают, ради чего стоит умереть. Флоси Среброголосый, клянусь отцом всех поэтов, не сочинил ни одной лживой саги! Чёрные братья появлялись в трёх его сказаниях и появятся в четвертом, не смотря на то, что один из них оказался нитингом и неблагодарной тварью, потому что они этого достойны!
Брови Фомы Колисандра резко опустились вниз, а верхние уголки губ поползли вверх. Казалось, что сейчас он, как дикий зверь, бросится на дерзкого поэта и обглодает ему лицо.
– Ты хочешь сказать, что мой слуга солгал?.. Что солгали десятки уцелевших свидетелей Набега Двухсот Драккаров?.. Или, может, мне приснилось, что шесть лет назад двести драккаров налетели на берега окраин Империи и, ограбив их, ушли прежде, чем басилевс поднял в погоню флот?..
Сыновья викингов, осевших в Империи, положили ладони на рукояти мечей, и русы в ответ изготовили копья для броска. Но кровопролития не произошло.
– Может быть, это были другие Чёрные братья?.. Не те, что родились в племени аугов. Ведь ты же не знал их имён до того, как приехал сюда? – осторожно предположил Флоси.
Фома чуть было не ударил его, но что-то ему помешало. В глаза старика вернулся разум, а потом пришли сомнения.
– Что за глупость ты бормочешь, скальд?! Разве могут быть ещё викинги с такой странной внешностью?
– Ха-ха-ха! Не могут!.. – зло засмеялся Гуннар Поединщик. – Верно, ты очень торопился с местью, раз вцепился в первых попавшихся тебе Чёрных братьев, как акула, глотающаявсё, что встретит на голодный желудок. Раз не поинтересовался: а не носит ли кто-нибудь ещё такое же прозвище? В том набеге участвовали хирды разных племён. И в каждом нашёлся хоть один воин, что сделал пленницу не рабыней, а женой, потому что женщины того народа способны свести с ума самого здравого мужчину – я знаю, что говорю. Только в Стране Льдов дюжины две или три стариков, чьих сыновей зовут Чёрные братья! Другое дело, что все они не такие известные люди, как Адилс Непобедимый и его родичи. Многие известны на Севере не больше, чем в жарких странах – герои наших саг. Неудивительно, что тебе называли не вечно-загорелых жителей моей родины, а Адилса, Марви, Ваги и Торальфа, когда ты расспрашивал о Чёрных братьях. Если ты вообще спрашивал, а не принял за обидчиков родной семьи, смуглых воинов первого же попавшегося племени! Если это так, то ты, Фома Колисандр, не умнее, чем покойный Человек-гора!
Гуннар сделал паузу, отпил вина и сказал уже спокойнее, не сводя глаз с сидящей рядом дочери шейха.
– Раньше ты был умнее, полководец Фома. Я слышал о тебе, когда служил в Империи, хотя мы ни разу не встречались. Ещё до моего рождения, вроде бы как тебе прочили славу Ксандра Великого – знаменитого полководца Вечного города. Но даже дети знают, что в ряды верховных стратегов Империи прорываются не те командиры, что умеют хорошо воевать, а те, кто умеют низко кланяться.
Даже не посещавшие школы грамматиков дети фиордов от своих поживших в Империи отцов и дядей знают, что Ксандр Великий не имел никакого отношения к легионерам Вечного Города. Гуннар Поединщик в очередной раз с умным видом сказал полную глупость, и не будь полководец Фома так взволнован, он бы непременно ткнул зазнавшегося невежду как нашкодившего щенка в лужу. Но сейчас Фоме было не до того.
– Подлый лжец! Ты лжёшь, Гуннар Поединщик! Я слышал о тебе ещё в Империи, хоть и ни разу не встречал. Мы вместе бились с врагами моей страны, но каждый раз в разных отрядах. Так вот, подлый хольмгангер, тебе можно было верить, когда ты мог ценой сломанных рёбер отрубить хобот царскому слону, а с тех пор, как ты стал главным развратником Страны Льдов, верить твоим словам – всё равно, что обещаниям басилевса! Ты говоришь это нарочно, чтобы обидеть меня, подлый Поединщик!
– Думай, что хочешь, – махнул на него рукой Гуннар и попытался дотянуться до погружённой в свои мысли девушки, чтобы погладить её волосы, но боль заставила его откинуться обратно.
– Думай, что хочешь?! – завизжал от гнева Фома Колисандр и затряс руками. – Ещё одно лживое слово, и я отрублю твой поганый язык!
– Язык Гуннара не самый правдивый в Стране Льдов, но сейчас, о Фома Полководец, он был искренен, как не знавший отцовского гнева ребёнок. В земле свейнов тоже есть Чёрные братья, – учтиво прохрипел Флоси Среброголосый.
– Ха, земля свейнов! Можно подумать, даты не принимали участия в том набеге! – недовольно буркнул племянник Эрика Одержимого.
В глазах Фомы Колисандра блуждало всё больше и больше сомнений, а потом их сменил страх.
– Нет! Нет! Нет! Молчите! Молчите все! Вы все заодно, северные лжецы! – крикнул он, в истерике топая ногами. – Даже если Чёрных братьев и много, то не все они принимали участие в Набеге Двухсот Драккаров шесть лет назад!
– Ха! Не все, – усмехнулся кто-то на соседнем драккаре, – да только с нашего фиорда их было девять человек из двух родов. Правда, все они такие бездарные воины, что заведи кто-нибудь со мной разговор о Чёрных братьях, я бы тоже вспомнил Адилса и его родичей, а не наших смуглокожих воинов.
Никогда за все двадцать три года жизни Олаф-рус не видел такого страха, какой сейчас изуродовал лицо Фомы Колисандра. А когда Флоси Среброголосый, немного подумав, вспомнил подробности Набега Двухсот Драккаров, то и без того старый полководец в одночасье потерял ещё четверть века жизни.
– Как называлось селение, где жила твоя семья? – спросил бродячий скальд.
– Т-т-т-тог-г-галополь, – дрожащим голосом ответил отставной полководец. – Я жил в ег-г-го окрестностях.
– Тогалополь. Тогалополь. Ах, да! С него взяли кровавую дань драккары конунга Горви Злого. Горви Злой чем-то разгневал доброго вана Ньерда, и владыка морей забрал его корабли вместе со всеми воинами за два дня пути до родных фиордов. А драккары аугов грабили посёлки гораздо севернее Тогалополя. И то больше не грабили, а прикрывали остальных викингов от возможного ответа имперского флота. Но всё обошлось, басилевс опять опоздал.
– Всё обошлось? – с болью в голосе спросил Фома и медленно сел на палубу.
Молчание было долгим. Наконец, отставной полководец спросил молодого руса:
– Олаф, ведь ты всё знал. Знал, кто я такой и чего хочу от Чёрных братьев. Почему ты мне не сказал, что это могли быть другие Чёрные братья?.. Почему ты мне не сказал, что