Водоём, куда привёл людей Кривого Купца странный лоцман, тяжело было назвать озером. Скорее это была большая лужа. В самом глубоком месте воды здесь было по колено, поэтому никому не пришлось показывать своё умение плавать.
Достигнув острова, занимавшего половину пресной лужи, Мак-нут сразу успокоился, а спустя некоторое время пришёл в необычное возбуждение, то есть пробежался до берега озера, крикнул морю «Что?! Опять проспал! Ну, спи дальше! На сегодня ты не страшен ни мне, ним им!», и тут же бросился назад. И бежал он, словно забыв о хромой ноге.
Вновь оказавшись на острове, Мак-нут опять вздохнул с облегчением. Здесь он не боялся своего таинственного врага, словно его отделяла от берега озера не узкая полоса мелководья, а ров с кипящей смолой.
Ворча на причуды лоцмана, люди стали готовиться к ночлегу. Кто-то дошёл до берега, чтобы нарубить дров, кто-то занялся шатрами, а три повара устроили совещание по поводу ужина. И им было о чём подумать.
Мак-нут так торопился покинуть корабль, что моряки захватили очень мало припасов, а на желание поваров вернуться за съестным, сказал, что пока не начался дождь, никто дальше чем на сто шагов от озера не отойдёт. И Феодор Отважный, скрепя сердце, подтвердил его приказ. После этих слов команды трёх кораблей недовольно загудели. Ради любимого хозяина все они с радостью бы голодали недели две, но сейчас никто не видел в этом нужды. Еда находилась меньше чем в миле пути, и только прихоть умалишённого лоцмана заставляла ходить с пустыми желудками.
Феодор понимал, что в этот раз требования команды справедливы. Особенно роптали гребцы – они всегда хотели есть сильнее всех. Но Кривой Купец понимал, что если ослушаться странного лоцмана, то ни к каким пиктам они в этот год не попадут.
Он знал, что даже без копий дружинников, одно его слово и ропот тотчас смолкнет. Но ему не хотелось выступать без особой нужды деспотом. Если бы он сам видел хоть какой-то смысл, кроме прихоти шота, сидеть голодными в нескольких шагах от еды, то объяснил бы команде причину, а тем, кто из непонятливых, просто бы приказал. Но никакого смысла в действиях Мак-нута Кривой Купец обнаружить не мог, сколько бы не искал.
К счастью проблема решилась сама собой. Местные жители возникли из прибрежного кустарника как из-под земли и тут же предложили свои услуги за скромную плату. То, что известный им лоцман не разрешает покидать морякам остров, их не удивляло, и похоже они даже ждали этого, когда заметили знакомые корабли единственного человека, которому было не лень плавать в их забытый всеми богами край.
Через несколько часов все люди Феодора Отважного были напоены, накормлены, и согреты теплом костров и вкусом вина. Помощь островитян не была бескорыстной, но купец даже был рад тому, что запасы кораблей не пришлось трогать (в пути всякое может случиться).
За сохранность груза он не беспокоился. На маленьких островах нет воровства – бича больших городов. Воруют только там, где есть возможность спрятать украденное и скрыться самому. Поэтому в таком месте, как остров Холлисвэй, Феодор Отважный мог спокойно оставить открытый сундук с золотом на открытом месте, уплыть по своим делам, и, вернувшись хоть через десять лет, обнаружить, что ни одной монетки не пропало.
Купца волновало то, что с каждым новым походом выходки лоцмана становятся всё более странными. Если так пойдёт дело дальше, то возможно придётся даже отказаться от визитов в страну пиктов совсем. Сомнительна та выгода, ради которой нужно держать на борту безумца, чьё безумие с каждым днём разгорается всё сильнее и сильнее.
Торговое дело Феодора Отважного не замыкалось на одних лишь походах к острову пиктов, а стоимость собственной жизни не подлежит оценке ни в золоте, ни в серебре, поэтому решение больше не беспокоить Горвинда Мак-нута было бы самым логичным, но… с одной стороны, терять такую перспективную корову из-за того, что поступки пастуха безумны, не хотелось, а с другой.
Много знавший и много умевший, но не мысливший себя ни в каком ремесле кроме торгового дела купец боялся признаться самому себе, что плавает к пиктам не только ради денег. И даже Гаилай ошибался, считая, что для Феодора, как и для него лично, главная цель каждого посещения затерянного острова – это записать ещё больше легенд и преданий маленького народа.
Нет, не легенды, а сам народ занимал мысли самого знаменитого уроженца Кинтарии, каждый раз, когда он вёл корабли к северу Большого Острова. Их первое появление просто спасло пиктов от вымирания, а каждый новый визит улучшал жизнь маленьких людей.
В отличие от других карликов Ойкумены, бородатых гномов и цфаргов, согласно легендам северных народов, обитавших ещё дальше фиордов викингов, в тёплых землях, расположившихся среди бескрайних льдов, пикты не достигли таких высот в науках и ремёслах, когда их пути пересеклись с людьми нормального роста. Шоты почему так легко и перебили прежних хозяев гор и равнин северной части Большого Острова, что против их воинов, одетых в железо и вооружённых сталью, вышли толпы коротышек одетых в звериные шкуры и вооружённых заострёнными кольями.
Пикты с раннего детства украшали тело и лицо чудными рисунками с особым смыслом, меняя краски в зависимости от настроения или какого-нибудь праздника, как другие люди меняют одежду. Эти рисунки были подобны второму языку. Один пикт, только завидев другого, без слов понимал: случилась у него сегодня радость или печаль, прибыль или убыток. Девушки, не настроенные общаться с парнями, красили лицо одной краской, а те, кто жаждал поскорее выйти замуж, иной. Но самими необычными были рисунки, которые пикты наносили на кожу, когда шли в бой. И таких рисунков было несколько. Один красовался на лице, когда пикт собирался драться до первой крови, второй, когда бой предстоял с взятием пленных, а третий, самый устрашающий, когда намечалось сражение без возможности отступить или сдастся. Но, увы, последний рисунок не испугал пришельцев-шотов.
Как и многие завоеватели, не гнушающиеся истреблять целые народы от малого ребёнка до глубокого старика, первые короли шотов оказались в душе настоящими трусами. Они устроили резню мирным пиктам, однако не сумели справиться ни с их собратьями по малому росту, но не по доброму нраву, гоблинами, ни со злыми орками, от которых пошло название Орочьих Островов. Последние потом сами перебили друг друга, а с первыми шоты отчаялись справиться и по слухам разрешили им жить где-то в глубине своей страны. Вот только так ли это или гоблины исчезли вместе с орками – никто не знал. Согласно слухам колдовство фэйри хранило их жилища от посторонних взглядов.
Если так обстояли дела на самом деле, то можно было ставить крест на попытках Гаилая отыскать правду в сказаниях о гоблинах. Фэйри шотских легенд, если верить его же запискам, только именем напоминают добрых фей саксов Большого Острова. Они карают тех, кто пытается проникнуть в их тайны посерьёзнее.
Впрочем, Феодор не верил ни в фей, ни в фэйри. Он не сомневался только в том, что написано в священных книгах мессианской веры (разумеется, в трактовке монофизитства) и в том, что видел собственными глазами. Повидать за время странствий ему пришлось немало, и были здесь такие вещи, за рассказ о которых можно было получить славу умалишённого или кару за ересь, потому что многое из того, с чем столкнулся Кривой Купец, забираясь туда, куда другие торговцы боялись плавать, не имело никакого объяснения ни с точки зрения здравого смысла, ни с позиций верующего в Мессию. Однако ни фей, ни фэйри он пока не встречал и на этом основании считал, что их нет.
А вот пиктов Феодор видел. И навсегда запомнил, с каким недоверием они встречали первое посещение их затерянного острова, и с какой радостью второе. Дети приветствовали «Лань» криками и хлопаньем в ладоши, а взрослые похожие на детей, ходили на руках и делали кувырки в воздухе. Первый раз Феодор встретил лица, испачканные серой и свинцовой краской, а второй раз в его глазах зарябило от разных оттенков жёлтого и оранжевого.
Радость пиктов была понятной. Стальное оружие спасло многие жизни от жутких зверей, населявших подземелья, а орудия труда облегчили быт. Красивая одежда вместо звериных шкур сделала жизнь ярче, а фрукты и сыр разнообразили рацион. До этого с каждым годом численность пиктов сокращалась, но во второй свой приезд Феодор Отважный встретил намного больше улыбок, чем в первый.
Нет, Феодор не имел права бросать этих людей. Сам Мессия спас их от вымирания трудами одного известного купца. И поэтому он просто обязан узнать: что же за опасность угрожает его кораблям, каждый раз, когда они берут на борт чудаковатого лоцмана? И есть ли вообще какая-то опасность?.. Не выдумка ли эта его больного воображения?..
В таких делах Феодор особенно рассчитывал на помощь Гаилая.
– …рошо, держи ещё одну сладость.
– Это съедобно?
– Клянусь Крестом Мессии и поэмой Лукреция Кара!
– Я не знаю этих духов. Съешьте одну сами.
– Хорошо. Ум-м… вкусно… Держи…
– Спасибо.
– А теперь ты ответишь: чего так боится Горвинд Мак-нут и заставляет опасаться всех нас?
– Знаю.
– Что знаю?..
– Я знаю, чего боится Горвинд Мак-нут. Я обещал сказать за новые сладости, знаю ли я, и я ответил, что знаю.
– Да, я вижу: в тебе погибает неплохой ростовщик или торговец.
– Во мне никто не погибает. Меня никто не проклинал и во мне не живёт никаких злых духов.
– Ха-ха-ха, причуды детской логики. Ладно, не обращай внимания, малыш, это просто такое выражение. Можно спросить прямо: сколько тебе нужно сладостей, чтобы ты рассказал всё, что знаешь о страхе Горвинда Мак-нута?
– Нисколько. Я всё равно ничего не скажу.
– Почему?..
– Потому что вы не поверите. Как обречённый всадник. Сколько его не пытались спасти от келпи, всё равно ничего не вышло. И те, кто приложил столько усилий, бросаясь наперекор волнам судьбы, только зря разозлили хозяев рек.
– Наперекор волнам, хм, в тебе погибает ещё и поэт.