Келпи не любят, когда пытаются препятствовать исполнению их воли, но рыбакам было всё равно. Они платили дань жестоким повелителям милой Конан, но не собирались становиться их послушными рабами. Тот, кто служит злому началу, забыв, что рождён добрым человеком, работает на нечестного хозяина. Когда придёт время расплачиваться, этот хозяин никак не отблагодарит за службу, потому что не знает слова «благодарность». А потому лучше вызвать своим поступком гнев келпи, чем смиренно смотреть, как исполняются их гнусные планы, ибо за первое, если регулярно платить дань своей реке, не будет никакой расплаты, а за второе бесполезно ждать награды.
По говору рыбаки распознали во всаднике иностранца, а на его груди увидели знак веры, которая с презрением относиться к созданиям из сказок. Поэтому они и не хотели ничего говорить о том, во что обречённый волей келпи человек всё равно не поверит, потому что ничего в этом не понимает, но самый молодой из них всё испортил.
После того, как всадник предупредил, что изобьёт до полусмерти всех четверых, если его обманули, этот рыбак испугался и сказал:
– Не надо! Да, мы тебя обманули, но из благих побуждений! Брод в двухстах шагах ниже по реке, но тебе нельзя через него переправляться! Злой келпи передал нам волю своих товарищей и братьев! Всадник в чёрной одежде умрёт до полуночи, сказал он, и единственная твоя возможность уцелеть: не приближаться к реке!
– Келпи? – удивился незнакомец, – кто это?
Рыбаки переглянулись и рассказали всё, что знали о хозяевах шотских рек и озёр. А знали они много, потому что жили бок о бок с келпи всю жизнь.
– Небесные воды! – крикнул всадник, когда рыбаки закончили, – И вы ждёте, что я поверю в эту лживую сказку?! Спасибо за то, что сказали, где брод, и вот вам обещанные деньги, а про всё остальное рассказывайте своим маленьким детям! Или друг другу на пьяную голову!
Иностранец бросил кошель на землю, и собирался уже пришпорить лошадь, как рыбаки окружили его со всех сторон.
– Не все сказки лживые, – сказал один из них, – почему ты считаешь, что именно наша не содержит ни слова правды?
– Потому что правда для меня только в том, что говорит моя вера, а мои жрецы ничего не говорили о ваших келпи. А значит их нет, – объяснил своё недоверие всадник в чёрной одежде.
– Вот в том то и дело, что эти келпи наши, а вера твоя, – сказал второй рыбак, – мы шоты. А ты иноземец. Откуда твои жрецы знают, кто водится в наших реках, а кто нет, если они здесь ни разу не были? Ты не думал об этом?
– Нет, и не собираюсь, за меня думают они, жрецы моей веры, – разъяснил своё поведение всадник в чёрной одежде.
– Хорошо, – сказал третий рыбак, – но ведь ты сам никогда не имел большого дела с рекой, а мы ловим рыбу всю жизнь. И отцы наши ловили рыбу на берегах милой Конан, и деды тоже. Не просто так они учили нас опасаться келпи, и не с пустой головы мы тебе говорим, чтобы ты поостерёгся.
– Прочь с дороги! – замахнувшись плетью, крикнул всадник в чёрной одежде, больше не найдя, что ответить.
Но тут же свалился наземь. Самый молодой из рыбаков подкрался сзади, схватил его за плащ, и потянул вниз.
Рыбаки не собирались спасать незнакомца против его воли. Исчерпав словесные доводы, они с чистой совестью хотели освободить ему дорогу, если тот будет упрямиться. Но самый молодой из них опять испугался, в этот раз того, что если всадника не спасти, его призрак будет являться по ночам. И остальным рыбакам ничего не оставалось, как поддержать товарища.
Обезоружив всадника, рыбаки утащили его в деревню, подальше от открытой воды, и заперли в одном из пустующих домов.
Вечер пролетел быстрокрылым жаворонком, и большекрылым филином на землю спустилась ночь. Рыбаки не спали. Обречённый всадник неистовствовал, бил кулаками в дверь, пытался выломать ставни на окнах и кричал, что когда освободиться, приведёт в деревню сорок восемь конных воинов, которые здесь камня на камне не оставят. За разорение господина он поклялся разорить всю округу. И клятвы его были столь ужасны и многочисленны, что не только один молодой рыбак трясся от страха. Но отступать было поздно.
Ближе к полуночи всадник угомонился. Никто из обитателей деревни не удивился этому, потому что целый вечер кричать и ломиться в запертую дверь – утомительное занятие. Рыбаки, сторожившие всадника, позволили себе отлучиться домой, поужинать, и пока они ели, настала полночь.
Теперь всадника можно было отпускать, в надежде, что, оказавшись на воле, он умерит свой пыл и забудет обиду. В противном случае деревню ждали плохие события, ибо такими клятвами, какие изрыгал рот узника, не разбрасываются.
Готовые к тому, что как только дверь откроется, всадник бросится на них с кулаками, жители деревни сняли замки очень осторожно. Но когда дверь оказалась отперта, никто не кинулся на рыбаков и их друзей. Потому что единственный узник заброшенного дома был мёртв.
Во многих домах, чтобы не ходить далеко за водой, есть ключик или колодец. Вокруг ключика для удобства возводят каменную раковину, где вода накапливается. И именно из этой раковины размером полтора фута на два торчал затылок обречённого всадника, в то время как ноги и туловище безвольно свисали на пол. Вся вода в раковине была окрашена кровью, и усердно бьющий тонким фонтанчиком ключик не мог её разогнать.
С первого взгляда всё походило на несчастный случай. Всадник подошёл напиться или умыться, поскользнулся, упал лицом вниз и ушибся виском, но никто не сомневался, что это дело рук злых келпи. Пряча узника от реки, рыбаки совсем забыли, что для келпи просунуть руку и вцепиться страдающей от жажды жертве в волосы, нетрудно даже сквозь узкий желобок, по которому ключик ищет дорогу наверх. Потому что живя в воде келпи переняли некоторые её свойства, в том числе и способность проникать всюду, где есть хотя бы маленькая щель.
Так погиб обречённый всадник, не поверивший четырём рыбакам не желавшим мириться со злой волей келпи.
И случилось это на высоких берегах маленькой речки с красивым именем Конан. Сто, а может и больше лет назад. В год, когда блеклый лёд на воде держался дольше обычного, а яркий вереск на склонах гор зацвёл позже чем, полагается.
– Это… не может быть келпи? – спросил Феодор после некоторой паузы.
Ему было нужно время, что после такого рассказа стать тем, кто он есть: солидным купцом, который верит в истинного Мессию, и хоть и уважает языческие сказки, но не всё считает в них за правду. Когда Гаилай рассказывал что-то из своих записок, тяжело было удержаться от искушения стать наивным ребёнком, который верит всему.
– Нет, Феодор, нет, – печально ответил Гаилай и, морщась от жажды, протянул руку за местным напитком.
Предводители трёх команд гребцов чуть не столкнулись лбами, одновременно бросившись к сосуду с шотским элем, но в желании угодить рассказчику их опередил Волок-ант. Он швырнул свою флягу странствующему историку, тот её, разумеется, не поймал, и пока учёный муж шарил руками по земле, словен по имени Волок заметил:
– Знатно голос тянешь, да не знатно руками ловишь, потешник. Рассеян потому что. Коли следить за собой не начнёшь, скоро поутру вскочишь, а голову на подушке оставишь. И смех, и грех, и кушать некуда.
Другие предводители прыснули со смеху, а Феодор широко улыбнулся. В командире словенской дружины тоже пропадал талант потешника. Только если Гаилай смешил людей просто своим поведением, то Волок-ант делал это острым словом.
Краткий приступ подобострастия, к которому некоторых предводителей подтолкнула очередная демонстрация умения Гаилая рассказывать истории, прошёл. Учёному мужу были благодарны за увлекательный рассказ, но опять не воспринимали его всерьёз. Кроме Феодора Отважного.
– Так почему это не могут быть келпи? – напомнил он присосавшемуся к горлышку фляги историку о цели разговора.
Гаилай вернул флягу Волоку, вытер губы, и, обхватив руками согнутое и прижатое к груди колено, стал рассказывать, раскачиваясь взад-вперёд.
– Во-первых, келпи живут только в реках и озёрах, то есть в пресной воде. Во-вторых, существуют немало способов их задобрить. А в-третьих, мне именно сейчас вспомнилась одна интересная история из жизни философа.
– Гаилай, не отвлекайся, – перебил его купец, – Ну, а кто это, по-твоему, может быть?
Гаилай промолчал, что у него обычно значило «не знаю», потому что свои знания он никогда не держал в себе и обожал ими делиться.
– Гаилай, друг, – мягко сказал Феодор, – буду откровенным, мне очень нужно узнать, что тревожит душу этого человека. Если ты сможешь к утру вызнать, какую беду он видит в ясном погоде и спокойном море, то клянусь Мессией, я тебя оставлю в стране шотов на целых четыре месяца, дав тебе семь лучших воинов в охрану, и одного гребца в носильщики.
Гаилай чуть не упал с мешка с товаром, служившего сиденьем, когда услышал слов, которых давно ждал. Но, немного подумав, он сильно опечалился.
– Нет, Феодор. У меня ничего не выйдет.
Пока купец пытался его разубедить, два предводителя букеллария стали о чём-то перешёптываться. Волоку пришла в голову интересная мысль, которой он поспешил поделиться со своим другом и побратимом.
– Феодор, а дозволишь нам с Олафом попробовать тайну выведать? – закончив совещание с викингом, спросил словен.
Исходи это предложение от Олафа, Феодор не удивился. В конце концов, командир варяжского букеллария – потомок волхвов, и уже не раз поражал команду своими умениями. А вот как может помочь делу второй командир, безусловно, хороший воин, но не серьёзный человек?..
– Если это очередная шутка, Волок, то сейчас не место и не время, – сказал Феодор.
Командир воинов, больше похожий на предводителя потешников, подмигнул викингу-побратиму и сказал:
– Коли парень-рыбак захотел заместо плавания в беге посостязаться, неужто погонят его?.. А может, дадут вначале выступить?
– Хорошо, – согласился Феодор, – попробуй. Олаф, ты будешь работать с ним в паре, поэтому если твой побратим вместо того, чтобы помочь, совсем поссорит нас с лоцманом, отвечать будешь ты.