Если бы я вовремя вспомнил об этом, то сейчас бы уверенно ступал на обе ноги. Но я не подтянул вовремя вывихнутую ногу к остальному телу и в результате Наккилэйви успел за нёё уцепиться.
Вот он, шрам от его когтя! Смотри, викинг, ты воин, ты должен знать толк в боевых ранах. Это след не кинжала и не меча, это коготь хозяина местных вод, от которого я по доброте своей спасаю вас всех уже третий поход!..
О, боги, как мне было больно!.. Не смотри так, викинг, у нашего народа тоже считается постыдным мужчине жаловаться на боль, но иначе вы не поймёте моего страха.
От боли я стал бить кулаками по воде, и одна из капель случайно попала на голую плоть Наккилэйви. Чудовище издало такой рык, от которого мои уши отошли только через полгода, вынуло коготь из моей ноги и исчезло.
Клянусь, друзья, я просидел в ручье, не смея подняться, два дня и две ночи. Я умирал от голода, но не сделал и шагу, пока небо не разразилось ливнем, и лишь тогда дополз до ближайшего дерева и, сорвав его плод, с жадностью съел, не обращая внимания на ливень, заливающий рот. А потом…
Вторая половина рассказа старого шота не вызвала таких эмоций как первая. О том, что он стал жителем рек и озёр все присутствующие уже знали.
Феодор не знал, как ему поступить. Не знал: верить или не верить тому, что сказал его лоцман, и о чём не было ни слова сказано в книгах мессианской веры? Он не верил тому, что Мессия может допустить существование чудовища, подобному Наккилэйви, но не мог не верить столь искреннему рассказу.
И главное: исповедь Мак-нута не принесла того, чего ждал от неё Кривой Купец. Правда заключается в словах старого шота или ложь, в которую он по какой-то причине истово верит? – Феодор в любом случае не знал, как ему помочь. А помочь ему значило спасти путешествие.
Но у Олафа-руса уже родилась одна интересная мысль.
Вся команда быстроходной «Лани» от музыканта Генриха до корабельного кота Сенеки пребывала в самом хорошем расположении духа. Ещё бы. Первый раз на их памяти добрый шот смеялся, при чём в этом смехе не было безумия. Ясная погода благоволила плаванию, и славный лоцман не требовал повернуть назад все корабли. Свесившись через борт, он смеялся светлым смехом, и можно было подумать, что это голос маленького ребёнка, а не познавшего седину взрослого. А потом лоцман достал флягу с пресной водой и щедро полил ею море, и никто не посмел ему высказать порицание за расточительство, ибо все уже знали о несчастье, которое бедняге пришлось пережить.
– …ушай, слушай, Наккилэйви! Ты услышишь этот шум даже сквозь всплеск вёсел! Это не дождь, но тебе хватит, чтобы испугаться! Я обвешан флягами, как бродячий торговец товаром, и в каждой из этих фляг то, что не убьёт тебя, но заставит помучаться! Заставит уползти обратно в бездну, тебя породившую! Тринадцать лет я прятался от тебя на пресной воде, которую ты ненавидишь, не подумав, что можно просто взять её с собой, как берут на охоту копья и ножи. Просто я не был рождён воином, и моя первая мысль при встрече со злом: бежать!
А мой друг викинг ничего не смыслит в легендах и сказаниях, но зато он воин с рождения и даже при встрече со злым духом, думает «как бы сразиться?!». Да, Наккилэйви, ты силён и страшен и убить тебя нельзя, но человек всё равно сильнее! Спи в своей бездне и не смей приходить на землю, ублюдок, погубивший мою семью, иначе клянусь честью клана, который ты уничтожил, я плесну тебе в морду столько пресной воды, что тебе мало не покажется! Тот крик, от которого я оглох на полгода, будет шёпотом тихого ветра, когда твоя морда получит привет из моей фляги!..
Мак-нут закрыл пустую флягу, открыл и отпил немного из другой, и, обратив лицо к викингу, избавившему его от страха, крикнул:
– Спасибо тебе ещё раз, Олаф-рус!
Варяг ответил кивком. Сильно отвлекаться он не имел роскоши. Сейчас побратим опять вызвал его на дружеский поединок, и два воина затеяли выяснять кто сильнее прямо на палубе.
А Феодор Отважный, прислонившись к мачте, наслаждался вкусом хорошего вина разбавленного чистой водой, и думал о том, что такого предводителя букеллария как Олаф из племени Рус не оценишь ни в золоте, ни в серебре. И не только из-за его непревзойдённых бойцовских качеств и великолепных командирских способностей.
Гаилай сидел рядом, изображая обиженного. Ему было очень неприятно, что такую интересную легенду он услышал опять из вторых уст.
– И всё-таки, Гаилай, в его словах есть истина или с деревней случилось что-то другое? А остальное ему навешал на глаза дьявол?
– Не знаю, – сказал мстительным голосом Гаилай, – меня в том шатре не было. Предводители гребцов более достойные люди для таких интересных легенд, а странствующий историк записывает их в чужом пересказе.
Словно не услышав его реплику, Феодор прищурил глаз и сказал.
– И пусть в книгах Мессии об этом чудовище, затмевающем Левиафана, ничего не говорится, но, сколько мы уже в своих странствиях видели такого, о чём нельзя рассказывать непроверенным людям!..
Тактика Феодора сработала. Удержаться от участия в настолько увлекательной беседе Гаилай не мог.
– Друг, а ведь мы ещё не были ни в Глубинной Словении, ни в Трояновой Гиперборее, ни в остальных местах, где говорят чудеса случаются на каждом шагу.
– Истинное чудо только то, которое творит пост, молитва и пророки милосердного Мессии, – напомнил Феодор.
– Конечно, – сказал Гаилай, – но.
– Но ты мне лучше скажи, – по привычке перебил странствующего историка хозяин корабля, – я знаю, что есть сумасшедшие, которые говорят, что бога нет. И только не притворяйся, что ты с ними не знаком, не выношу лжи. Так вот, если смотреть на легенду о Наккилэйви глазами тех, для кого храм – это просто большое здание, а жизнь вышла из воды, нашему другу-шоту можно верить?
– Откуда я знаю? Я не такой, – опять обиделся Гаилай, – в богословии твой друг не менее сведущ, чем в любой другой науке.
– Но ты знаком с такими людьми? Брось, друг, здесь нет доносчиков басилевса.
– Не в той мере, чтобы позволить себе.
– Гаилай, это не родная школа грамматиков. Это корабль Феодора Кория Гинсавра. Здесь слово «риторика» не в почёте. Учись говорить прямо у нашего славного викинга, или отправишься в гости к акулам!
– Здесь нет акул.
– Ну, значит к касаткам. Или к тому же Наккилэйви. В общем, мне главное выкинуть тебя за борт, а кому там стать кормом уж найди сам.
– Думаешь, я в очередной раз поверю в твои глупые шутки? – нервно бегая глазками, спросил Гаилай.
Феодор поставил сосуд с недопитым вином на палубу, и стал разминать руки, будто перед состязаниями по метанию копья.
– Хорошо!
Гаилай потёр голову, а потом сказал.
– Они полагают, что когда-нибудь их науки достигнут таких высот, что люди научаться летать по воздуху будто птицы и опускаться под воду словно осьминоги. Но, учитывая, сколько в Ойкумене воды, даже если в тысячу раз большее количество людей, чем живёт во всём мире сейчас, будет с утра до ночи только и делать, что исследовать бездну, то шанс на то, чтобы обнаружить в ней того же Наккилэйви, если он существует, равен, нулю! Если Господь позволяет таким созданиям жить, то пока они сами не захотят встретиться с человеком, наши пути ни-ког-да не пересекутся. И в связи с этим мне вспоминается один случай из истории Восто.
– Спасибо, Гаилай, – прервал учёного мужа на полуслове Феодор и отправился допивать вино в другой конец корабля.
Там, где счастливый лоцман кричал безбрежному морю.
– Эй вы, пришельцы из бездны! Рано вы праздновали победу! Человек сильней! Человек, когда не боится, всё равно сильней!
Сейчас Феодору было приятней сотню раз услышать эту мысль простого человека, чем сотни разных мыслей учёного мужа.
Проклятие
Он всю жизнь имел дело с деньгами, но никогда не видел столько золота. Он сказал бы «глазам своим не верю», если бы одна его глазница не была пустой, как мошна пьяницы. Что и говорить, сейчас он был счастлив, по-настоящему счастлив.
Карта старого Филиппа не обманула, и Феодор Корий Гинсавр, он же Феодор Кинтарийский, он же Феодор Отважный, он же Кривой Купец, он же Кинтарийский Циклоп, в одночасье обрёл небывалое богатство, хотя и раньше был не бедным человеком.
Он стоял на палубе корабля, пил роскошное вино, по обычаю предков разбавив его родниковой водой, и наблюдал, как гребцы, превратившиеся на время в носильщиков, подобно муравьям снуют между пещерой и трюмом второго судна, перенося на крепких спинах тяжёлые сундуки с золотыми монетами. Глупец сейчас бы топтался возле пещеры и следил, чтобы ни одна монетка не пропала. Феодор Кинтарийский не таков. Богатство Кривого Купца оттого и не уставало расти, что, гоняясь за ним, он никогда не терял разума. Ну, сколько может утаить полуголый носильщик от хозяина?.. Три, может быть четыре монеты. Если кто-то решится так поступить, то с Феодора Гинсавра не убудет, и это не повод оскорблять недоверием тех, чьё сердце преданно, а помыслы чисты.
Многие его друзья из партии прасинов, такие же, как он, купцы, так не думают. Они презирают гребцов и матросов, относятся к ним как к рабам, словно Мессия девять веков назад не говорил, что рабы – мы все, перед лицом одного Всемогущего Господа.
Они другие, не такие как он, хотя и носят того же цвета накидку, болеют на ипподроме за тех же возниц и занимаются тем же делом. Не раз и не два корабли Кинтарийского Циклопа ходили в дальний поход парус к парусу с их кораблями. Не раз и не два веслом к веслу пытались оторваться от грозных пиратов, а когда это не получалось палуба к палубе принимали жестокий бой. Каждый такой поход завершался доброй пирушкой в хорошей таверне, пожертвованиями во славу Мессии и высокими ставками на ипподроме. И здесь они снова были вместе.
Познав коллег по ремеслу и друзей по партии и в трудную минуту и в светлый день, он имел право судить о них, а они о нём. Но если своё мнение Кривой Купец даже на пьяную голову предпочитал держать при себе, то его обоюдоглазые приятели, опорожнив наполовину амфору фалернского, не стеснялись выразить порицание некоторыми его поступкам. Они пытались понять его мотивы, но Феодор Кинтарийский только посмеивался в ответ и хитро щурил единственный глаз.