Мои чаяния и желания далеки от стремлений фаэ. Я желаю мира смертным людям и делаю эту действительность лучше для каждого из них.
Но если раньше я воспринимал прогресс как что-то, что принадлежит только мне, что только я могу сделать, то теперь я делю это с друзьями. И как же странно мне выводить это слово, дрожит перо, чернила оставляют кляксу… Друзья. У такого, как я, друзей быть не может.
Как и… нет, даже бумаге я не могу доверить это слово.
Впрочем, кажется, я и так все испортил, остудил всю теплоту, возникшую между мной и Амелией. Теперь она словно избегает меня, не смотрит и выбирает участок работы подальше от меня.
Я не хочу думать о том, как сильно это ранит мое сердце, ведь тогда я должен буду признать, что…
Глава 10. Помутнение лорда Дарроу
Лорд Дарроу был в бешенстве. Проклятый Габриэль Мирт ухитрялся обойти его на каждом шагу!
Идея с карикатурой казалась ему потрясающей – тонко, неизбито и бьет прямо в цель! Если бы. Кажется, у этого изобретателя нервы как канаты его летательного аппарата – такие же крепкие. Он вел себя так, будто провокация никоим образом к нему не относилась – и, соответственно, не задела. Более того, если кто-то пытался завести с ним разговор об этом рисунке, мистер Мирт вежливо поддерживал беседу, отмечал ироничность подачи и мастерство художника, а затем неизменно приглашал собеседника посетить торжественный запуск дирижабля в небо. И заодно убедиться, что неизвестный художник ошибся в устройстве гондолы и, конечно, управляют аппаратом совсем не так.
Вместо того чтобы стать посмешищем для публики, он стал ее любимцем!
Поразительная ловкость!
Лорд Дарроу оценил и следующий тактически умный ход репортера Уотерса – наверняка он писал эту заметку не по своей инициативе, а с легкой руки дражайшего мистера Фэйгриса. Если нельзя бросить тень на репутацию самого изобретателя, можно же очернить в глазах публики его команду!
Но и тут, кажется, вышла осечка.
У Джона Ортанса только прибавилось клиентов. По информации, полученной лордом Дарроу от доверенных лиц, теперь в его мастерскую обращались даже по таким простым вопросам, как завод часов или ремонт рессоры, потерявшей упругость. Словом, с такими поломками, с которыми может справиться любой подмастерье. Но нет – владельцы поломанных предметов желали, чтобы к исцелению их техники приложил руку сам Джон Ортанс. А возле окон его мастерской стали замечать праздно прогуливающихся барышень, которым ремонтировать было нечего, зато у них в избытке имелись томные взгляды.
Темное прошлое и сокрытые в нем тайны повысили популярность Джона Ортанса в считаные часы!
Еще одна попытка провалилась…
Предпринимать что-либо против девицы Эконит лорд Дарроу даже не собирался. Через это он прошел еще во время эпопеи с паровозом и сомневался, что с тех пор что-либо изменилось, кроме того, что публика внезапно вспомнила, каким талантливым и несправедливо погубленным человеком был мистер Эконит.
Хорошо хоть «Клуб изобретателей имени П. Графа» вовремя осознал, куда дует ветер, и скорбел по судьбе Эконита больше, чем весь Лунденбурх в целом, пока шумиха вокруг его имени снова не улеглась.
Однако же это была лирика, а лорд Дарроу терялся в догадках, что еще он может сделать, чтобы поставить заносчивого Мирта на место.
И так как в одиночестве он уже предпринял все, что только мог, он решил обратиться за помощью к самым верным своим соратникам – другим членам «Клуба изобретателей», также униженным мистером Миртом в день запуска паровой машины.
Лорд Дарроу был уверен – уж их-то гнев и обиду он сумеет направить в нужное русло!
В особняке П. Графа было, как всегда, шумно – джентльмены играли в вист и бильярд, пили виски и обсуждали последние новости науки.
Появление лорда Дарроу застало их врасплох – никто не ожидал, что председатель явится сегодня собственной персоной. Последнее время лорд Дарроу проводил время у себя в особняке или в прогулках по парку и редко заглядывал в прокуренное и душное помещение Клуба.
И, конечно, многие догадывались, с чем связано его уединение.
Лорд Дарроу тяжелее всех переживал провал последней выставки достижений их джентльменского Клуба и восстановление репутации мистера Эконита, а потому с пониманием относились к его гневу в сторону источника всех страданий.
Над карикатурой на мистера Мирта здесь вдоволь насмеялись – он многим отдавил больную мозоль, едва не переехав паровозом (в прямом смысле! Будь девица Эконит немного безумнее… А ведь у нее было право! – шептались джентльмены в кулуарах). Хоть они и легли на рельсы, полные желания спасти науку от позора, они до сих пор вспоминали тот момент, когда им показалось, что паровая машина готова поехать на них, с трепетом. Многим широкая решетка паровоза перед лицом снилась в кошмарах в грозовые ночи.
Мистер Габриэль Мирт – позор Клуба! Еще больший, чем Эконит!
И требовалось во что бы то ни стало воспрепятствовать воплощению его нового замысла!
Да, такими мыслями шепотом делились друг с другом члены Клуба под дым от трубок и перезвон бокалов. Мистер Томпсон говорил об этом виконту Оливеру за партией в лантерлу, а барон Фишлиттл с удовольствием обсуждал с мистером Скарсборо, старым эйрешем, человеком крайне консервативных взглядов, осуждающим буквально все происходящее в современном обществе.
– Должен сказать вам, мистер Фишлиттл, что девица Эконит продолжает вести себя вопиюще неподобающе, – как раз этим утром поделился он. – Вы слышали, что мой хороший друг, мистер Ричардс, решил просить ее руки?
– Ну а что, – ответил Фишлиттл, набивая трубку, – барышня она хоть и дурная характером, но красавица! И живут они не на такую широкую ногу, как раньше. Не думаю, что миссис Эконит откажется от такой выгодной партии.
– Миссис Эконит, эта достойная женщина, все и устроила, – поделился мистер Скарсборо. – Да только девица вздумала упрямиться. Вы представляете? До нее снизошел такой человек, влиятельный и с хозяйством! А она… Тьфу, кто на нее еще позарится-то с такой репутацией?
– А как бы и не Мирт, – вмешался в их разговор виконт Оливер.
Барон Фишлиттл вознамерился было отчитать его за дерзость, но мистер Скарсборо живо заинтересовался:
– Вы серьезно? Он же избегает женщин!
– Я вообще был уверен, что он… – барон Фишлиттл осекся, чтобы не произнести слово, на которое в приличном обществе наложено табу.
– Они проводят вместе все свободное время! – сказал виконт Оливер. – Будет странно, если в конце концов он не попросит ее руки!
– Для человека, который столь старательно портит репутацию девушки, он слишком медленно думает! – покачал головой мистер Скарсборо. – И я считаю, что мисс Эконит пора остепениться, пока не случилось беды, и выйти замуж за порядочного человека. Такого, как мой друг мистер Ричардс!
В таких сугубо научных разговорах и проходило это утро, когда беседа джентльменов была прервана стремительным появлением в дверях лорда Дарроу.
– Друзья! – лорд Дарроу сразу направился за кафедру.
Джентльмены тут же прервали свои занятия и повернулись к нему – просто так и по мелкому делу он бы кафедру не занимал.
– Слушаем, господин председатель! – пробасил мистер Томпсон, затягиваясь трубкой. Ароматы его вишневого табака, смеси «Аркадия»[10] из трубки мистера Фишлиттла и сигарета виконта Оливера смешались. Сложное амбре ударило лорда Дарроу в нос, и он поморщился.
– Так вот! Друзья! Изобретатели! Вы все знаете, что мистер Мирт – человек, который не постыдился прилюдно унизить Клуб и его уважаемых участников не только своим выбором женщины как машиниста исторического запуска паровой машины, но и своим беспрецедентно ужасным поведением во время самой церемонии, – вздумал поразить бриттское общество новым открытием, на этот раз сделанным втайне от всех, в ангаре за чертой города, и вроде бы без привлечения внимания… Но новость о том, что он собирается совершить, возникла в газетах именно в тот момент, когда должна была проходить наша традиционная выставка результатов! Мистер Габриэль Мирт украл у нас внимание публики, радость открытий и, наконец, деньги! Ведь никто из нас за изобретения, представленные на той выставке, до сих пор не получил финансирования от Парламента! Верно ли я говорю?
По залу пронесся гул.
– Согласен! – пробасил мистер Томпсон. – Это все так унизительно…
– Мне он никогда не нравился, – уперев унизанную кольцами руку в бок шелкового фрака, заявил виконт Оливер. – И на какие, простите, средства он строит свой летательный аппарат?
– Что вообще за дикая идея – взлететь в воздух! – согласился мистер Скарсборо. – Подумал бы, как улучшить для фермеров условия для сбора урожая! В конце концов, фермеры Эйре кормят все Бриттские острова!
– Прошу тишины! – Лорд Дарроу постучал по кафедре маленьким деревянным молоточком, напоминающим судейский, призывая к молчанию. – Я все обдумал. Видит Дивный народ – я старался как мог, но проклятый Мирт с легкостью ужа выскальзывает из силков, в которые я пытаюсь его поймать. Ничем-то ему нельзя навредить, тьфу! Не знаю, как вы, господа, а я порядком подустал от его лицемерия!
Гул пронесся второй раз – джентльмены как один выражали согласие со словами господина председателя.
– Я считаю – пришла пора раз и навсегда покончить с Габриэлем Миртом! – воскликнул лорд Дарроу – и толпа взорвалась ликованием.
Каждый в зале готов был следовать тому, что он скажет – если это позволит покончить с унижением, стягивающим горло, точно слишком тугой шейный платок.
– Тогда слушайте меня, господа, – хищно улыбнулся лорд Дарроу и наклонился вперед. – У меня есть план!
Мистер Мирт был пьян.
В это состояние, отнюдь не достойное джентльмена, его вогнала бутылка хереса, к полуночи успевшая почти полностью опустеть. Янтарная жидкость плескалась на дне бокала, и в ней отражались отблески огня в камине, жизнь в котором старательно поддерживал Поуп. Верный дворецкий никак не комментировал состояние своего хозяина, только время от времени бросал осуждающие взгляды: мистер Мирт даже не соизволил переодеться и полулежал в кресле, закинув босые ноги на подлокотник, в своем зеленом рединготе и шелковой рубашке, на манжетах которой отчетливо проступали следы машинного масла. Мистер Мирт заезжал в анга