Выслужился перед Парламентом…
– Люди склонны многое говорить, – ответила Фенелла, открывая перед ним дверь в богато обставленную спальню. – Но я чувствую, что они словно держатся в стороне от вас. Вам не очень повезло со спутниками. Если хотите, на время вашего присутствия здесь я покажу вам окрестности. Например, неподалеку есть дивный водопад. Вы же… репортер, да? Исследователь? Вам должно быть интересно.
– Я пойду за вами куда угодно, – глядя Фенелле в глаза, ответил мистер Уотерс – пожалуй, даже чересчур горячо.
Фенелла рассмеялась, прикрыла рот ладонью.
– Я рада это слышать! Отдыхайте и набирайтесь сил. Завтра после завтрака я покажу вам местные чудеса.
Сказав так, она ушла – словно растворилась в ночной мгле.
Мистер Уотерс сел на кровать, накрытую тяжелым бархатным покрывалом, и опустил веки. Сердце его билось часто-часто и грозило выпрыгнуть из груди.
Все стало слишком сумбурно. Непредсказуемо.
Я предполагал, что пойду в Холмы один, когда дорогие мне люди окажутся в безопасности. Я думал, что столкнусь здесь с тяжелыми испытаниями, а не с теплым приемом.
И Джеймс…
С одной стороны, я рад видеть его живым. С другой – пропасть между нами стала окончательно непреодолима. Черная, глубокая трещина непонимания, которая может пролечь только между людьми, которые когда-то были очень близкими. Теперь же мы, кажется, превратились в чужаков.
Что до Этельстана, мне еще предстоит это обдумать и осознать. Помимо того, что я, нарушив все мыслимые законы и правила, встретился со своим близнецом лицом к лицу – с полного одобрения короля и королевы, прошу заметить! – так еще и осознал, что он кровный брат Джеймса и еще один носитель королевской крови.
Мне кажется, они неплохо ладят.
Что ж…
Я рад, что Джеймс жив, в порядке и не одинок. Назад в смертный мир ему хода нет – Право на смерть официально не отменяли, к тому же еще слишком живы в сердцах людей воспоминания о покушении на Парламент.
Говоря о Парламенте – я здесь с единственной целью и надеюсь, что пока я буду пытаться добыть абаллахское яблоко, местные мастера смогут помочь мисс Амелии с ремонтом дирижабля. Думаю, что мисс Амелия и Поуп вполне справятся с этим сами, без моего непосредственного присутствия – хотя, конечно, я хотел бы лично познакомиться с мастером Дианом Кехтом, если он действительно здесь.
Когда я думаю о яблоке, я задаюсь вопросом о том, почему продолжаю стоять на стороне Парламента, когда Джеймс жив и мог бы действительно вернуться на трон – правда, точно не тем кровавым путем, которым намеревался. Но все-таки мне кажется, это было бы ошибкой.
Призыв Просвещения был следствием людской жестокости и недальновидности. Но конец бриттской монархии оказался закономерным. Король Чарльз, лишив смертный мир поддержки фаэ, обострив отношения с Империей Хань и Галлией, закрыв глаза на беспорядки, зреющие в Эйре, тем самым лишал Бриттские острова будущего. Чейсон Уолш, при всей спорности его натуры, повел страну к будущему. Прогресс и созидание, которые фаэ всегда несли в смертный мир, встали во главе угла. Потому Парламент должен существовать. А значит, должен жить Чейсон Уолш.
Однако никакой человеческой силой нельзя остановить таких же людей от их стремления к разрушению, от глупости и мелочности!
Вот почему, находясь сейчас при Дворе фаэ, глядя в глаза Джеймсу и помня о тяжести и важности моей миссии, я отчетливо – возможно, впервые в жизни – понимаю, чего сам хочу от мира.
Я хочу, чтобы фаэ вернулись.
Я не хочу больше быть один.
Глава 16. Утешение
Мистер Мирт и мисс Амелия стояли в дверях спальни, отведенной для них. В богато убранном помещении были широкая, устланная бархатом кровать, изящный письменный стол и большое зеркало, а на стене висели оленьи рога – не иначе в качестве вешалки.
Они молчали – уже несколько минут, с тех пор, как осознали, что вопреки всем правилам приличий их поселили вместе.
Бежать и пытаться что-то изменить было поздно – король и королева удалились, пожелав гостям прекрасной ночи, а Фенелла исчезла еще раньше: в покои их провожал кто-то из фаэ, чьего имени они не узнали. У него были темные глаза с вертикальными зрачками, а в дымчато-серых волосах вились крепкие бараньи рога. Передав им свечу в высоком золотом подсвечнике, фаэ пожелал приятного отдыха и растворился в тенях, оставив гостей наедине.
– Что ж… – наконец нарушил сгустившееся молчание Габриэль. – Теперь мне ясно, отчего Джеймс так ухмылялся, прощаясь с нами!
– А это вообще допустимо? – Мисс Амелия обвела рукой комнату. – В смысле, у фаэ так принято?
– Милая моя Амелия, – взмолился мистер Мирт. – Я такой же лунденбурхец, как и вы! И тоже первый раз при Дворе! Я не знаю!
– Может быть, они посчитали, что раз я ваша спутница, вы не захотите оставлять меня одну? Нам, конечно, пообещали защиту, но я столько слышала о страсти фаэ к развлечениям…
– Возможно, это и есть их развлечение, – раздосадованно сказал мистер Мирт. – Но, боюсь, сегодняшнюю ночь придется провести так.
– Не беспокойтесь, – мисс Амелия решительно зашла в спальню первая. – Мы с вами собирались ночевать на голой земле! Все лучше, чем подобная перспектива, вы не находите?
– Да уж… – не слишком уверенно ответил Габриэль.
Войдя следом и прикрыв за собой дверь, он огляделся.
Кто-то позаботился о том, чтобы им было удобно: из дирижабля принесли их личные вещи и ящик с инструментами, а на ночном столике стоял кувшин с водой и блюдо с фруктами, видимо, на тот случай, если среди ночи гостей вдруг одолеет голод.
Рядом на небольшой табуретке стоял таз для умывания.
– Ложитесь на кровать, мне достаточно будет пола, – велел мистер Мирт и тут же понял, что совершил ошибку.
Мисс Амелия мгновенно оказалась перед ним, пылая справедливым гневом:
– Вы опять пытаетесь отнестись ко мне как к женщине, а не как к компаньону? Я не хрупкая неженка и вполне могу поспать на полу сама! Я думала, вы сделали выводы из нашего предыдущего разговора, а вы снова ведете себя как… как… как шовинист!
Мистер Мирт опешил:
– Амелия, простите! У меня и в мыслях не было вас обидеть!
– Мы с вами с самого первого дня об этом говорим, и вы постоянно спорите со мной! Запомните наконец, – она сжала руки в кулаки, – мне не нужно никакого особенного отношения. Если я ваш друг, если дорога вам – примите меня как равную, наконец!
Оставив опешившего мистера Мирта стоять где стоял, она отошла к ночному столику и начала расстегивать жилетку.
– И кстати, – не поворачиваясь, обронила она. – Кровать большая, а пол – мраморный и холодный, никакие ковры не спасут. Если вы заболеете, то ничем не поможете ни себе, ни мне, ни Парламенту. Так что я советовала бы вам не строить из себя героя – здесь нет никого, кто бы это оценил, – а просто лечь спать.
– Амелия, вы просто убиваете меня, – неловко пробормотал мистер Мирт, чувствуя, как пылают кончики его ушей.
Ни одна женщина Лунденбурха – он был в этом совершенно уверен! – не смогла бы так легко и естественно снять одежду в присутствии мужчины. Мисс Амелию же, казалось, нисколько не смущало, что он видит ее нижнюю рубашку и панталоны. Она аккуратно сложила на стуле шелковый шарф, летную куртку, рубашку, жилет и штаны, поставила сапоги под стул и свернув чулки, убрала их в один из сапогов. Взяв расческу, предусмотрительно оставленную кем-то на ночном столике, она распустила волосы и, подойдя к зеркалу, принялась расчесывать их.
Мистер Мирт на негнущихся ногах прошел к кровати и сел на нее спиной к мисс Амелии. Он искренне старался не смотреть! Ему бы в голову не пришло так оскорбить девушку.
Но мисс Амелия словно делала это нарочно, будто пыталась показать, что она может быть во всем наравне с мужчинами. А ему что делать? Он успел углядеть и нежные очертания фигуры под тонким батистом, и хрупкие обнаженные лодыжки и ступни…
Почему-то босоногость Фенеллы не произвела на него ровным счетом никакого впечатления – что взять от фаэ, живущей наедине с природой? Но мисс Амелию его разум упорно пытался вписать в рамки общепринятой нормы, хотя все говорило об обратном – смелая мисс Эконит ломала рамки и нормы и не намеревалась останавливаться на достигнутом.
А еще – она ему доверяла, и это знание отчего-то отчаянно грело сердце.
– Вам будет неудобно спать в одежде, – напомнила мисс Амелия, в зеркало увидев, что он не предпринимает и попытки подготовиться ко сну.
Мистер Мирт нехотя встал и, все так же не поворачиваясь, принялся за свою летную куртку. Оленьи рога выдержали и ее, и жилет, и бриджи, только сапоги он оставил у кровати.
Оставшись в рубашке и панталонах, он с сомнением посмотрел на бархатное покрывало и откинул его. Кровать была устлана свежим шелковым бельем, от которого шел едва заметный аромат луговых трав.
– Ложитесь, – умирая от смущения, буркнул он. – Завтра предстоит много дел. Стоит озаботиться починкой дирижабля и…
– И Джеймсом, – добавила мисс Амелия. – Вам надо поговорить. Вы оба раните друг друга… Вы вообще очень острый человек, мистер Мирт.
Габриэль промолчал – мисс Амелия явно имела в виду, что ее он ранит тоже.
Мисс Амелия забралась на кровать и натянула одеяло до груди.
– Ложитесь, – велела она. – Что вы там мнетесь? Утро вечера мудренее!
– Амелия, я…
– Все разговоры завтра, – строго сказала мисс Амелия. – У нас был слишком длинный день, и если он не закончится в ближайшую четверть часа, я за себя не ручаюсь!
Мистер Мирт бросил еще один взгляд на девушку, с которой ему предстояло разделить ложе, и подумал о том, что кто-то может ворваться к ним в неурочный час – пусть Поуп и сторожит за дверью, но… Где-то здесь Уотерс, приносящий одни неприятности, да и Джеймс тут явно у себя дома, и никакие двери ему не помеха.