Если мисс Амелия не хотела сама заботиться о своей репутации, что ж, Габриэль сделает это за нее!
Он подошел к ящику с инструментами и открыл крышку. Мисс Амелия с любопытством наблюдала за ним, подперев голову рукой.
– Что вы ищете? – поинтересовалась она.
– Меч, – коротко ответил мистер Мирт.
Мисс Амелия удивленно моргнула.
– На ложе из зеленых ветвей, устланном свежей травой, первая легла Изольда. Тристан лег возле нее, положив между нею и собой обнаженный меч[16], – напевно произнес Габриэль и повернулся к девушке.
В руках он держал самый большой гаечный ключ, который только нашелся в походном ящике.
Мисс Амелия расхохоталась:
– Габриэль Мирт! Вы самый восхитительный и невыносимый тип на всех Бриттских островах!
Мистер Мирт и в самом деле положил гаечный ключ между ними – как символ непорочности своих намерений. Затем забрался на кровать и, едва его голова коснулась подушки, почувствовал, как усталость смыкает его веки.
– И вправду – это ваш меч, – тихо сказала мисс Амелия. – И из каждого боя вы выходите победителем.
Она протянула руку и накрыла его пальцы своими. Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.
Мистер Мирт подумал о том, что хотел бы снова поцеловать ее – не сейчас, не в такой компрометирующей их обоих обстановке, но, может быть, завтра, под кронами вечнозеленых деревьев, на берегу сияющего озера…
Мисс Амелия думала о том же самом.
Свеча догорела и погасла, но к тому времени они оба уже погрузились в крепкий сон.
Следующим утром король Альберих и королева Идберга не явились к завтраку. Этельстан шепнул мистеру Мирту на ухо, что их величества вообще существа вечерние, а потому утром их застать чрезвычайно сложно. Мистер Мирт немного расстроился – он надеялся, что можно будет сразу за завтраком обсудить дела.
– Не бойся, брат, если нужна аудиенция – тебе ее предоставят сегодня же, – Этельстан ободряюще положил ему руку на плечо.
От этого вскользь брошенного «брат» мистер Мирт испытал странное чувство. Словно обрел внезапно потерянную часть семьи, словно та стала больше, чем он когда-либо мог надеяться.
Этельстан выглядел веселым и полным сил и явно не тяготился своей должностью – наоборот, разливал вино фаэ со сдержанной гордостью и, казалось, был полностью на своем месте.
Мисс Амелия, принимая из его рук кубок, спросила про акведук:
– Я много слышала о таких постройках, но никогда не видела их воочию. Скажите, Этельстан, есть ли возможность рассмотреть его поближе или это будет считаться попыткой выйти за пределы Холмов самовольно?
– Приятно говорить с умной смертной, – улыбнулся Этельстан. – Возможно все, особенно в сопровождении кого-то из Двора. Брат, ты простишь мне наглость, если я предложу твоей даме составить ей компанию после завтрака?
– Смотри не растрать свои чары напрасно, – не отрываясь от тарелки с завтраком, сухо уронил Джеймс.
Мистер Мирт прочитал на его лице собственные сомнения – кажется, их нарочно сталкивали лбами, оставляли в безвыходной ситуации. Он сам не имел понятия, нужен ли ему этот разговор, хочет ли он вообще оставаться с Джеймсом наедине после всего прожитого, желает ли того же Джеймс – но им обоим, кажется, ультимативно не оставляли выбора.
По правде говоря, мистер Мирт с гораздо большим удовольствием прогулялся бы с мисс Амелией к озеру. Запах ее волос и кожи преследовал его еще долго после пробуждения, и за завтраком она сама выбрала сесть рядом с ним. Возможно, их размолвка осталась в прошлом – но чтобы узнать об этом, следовало поговорить наедине.
Мисс Амелия же только строго на него посмотрела и улыбнулась Этельстану:
– Для меня будет честью, господин виночерпий!
И в самом деле, едва завтрак окончился, мисс Амелия и Этельстан под ручку вышли в сад и направились в сторону величественной громады акведука.
Мистер Уотерс в компании Фенеллы исчез куда-то еще раньше, да и вообще был на удивление молчалив. Если бы мистера Мирта не поглотили собственные переживания, он бы наверняка обратил внимание на столь несвойственное репортеру поведение. Но сейчас он только порадовался, что мистер Уотерс под присмотром одной из фаэ и можно спокойно заняться действительно важными делами.
Важные дела, едва закончился завтрак, жестом пригласили его на улицу.
– Присоединишься ко мне? – спросил Джеймс с таким видом, словно у Габриэля оставался хоть один шанс избежать этой прогулки.
– Конечно, – вздохнул он, поднимаясь из-за стола.
В саду было жарко и солнечно – словно в Холмах уже давно бушевало лето. Аромат луговых цветов бил в нос и кружил голову. Вокруг садовой беседки, стоящей на берегу озера, буйно цвели синие колокольчики.
Вначале мистер Мирт подумал, что Джеймс ведет его туда – беседка стояла в освежающей тени, и к ней вел изящный горбатый мостик. Но Джеймс прошел мимо – и даже настойчиво оглянулся, уверяясь, что Габриэль продолжает следовать за ним.
Как выяснилось через четверть часа неспешной ходьбы, путь их лежал прочь со Двора, через кованые ворота – другие, не те, сквозь которые путники пришли накануне, более низкие и украшенные вместо оленьих рогов серебряной вязью мирта и колокольчиков – в дышащий хвоей и мятой зеленый лес.
Здесь стояла тишина, к которой городской житель не сразу может привыкнуть – поначалу кажется, что подводит слух. А потом в этой оглушительной тишине начинает проступать настоящий лесной оркестр: жук точит кору, пчела летит по своим делам, птица коростель перелетает с ветки на ветку, и тихо-тихо скрипят ветви в вышине, переговариваясь о чем-то своем.
Они шли в тишине бок о бок, пока Джеймс не нарушил молчание первым:
– Дирижабль вчера ночью доставили в мастерские. Думаю, после обеда ты сможешь заняться ремонтом. Я не силен в механике, поэтому оценить повреждения не смог, но мастер Кехт уверяет, что все поправимо.
– Знаешь, – усмехнулся в ответ мистер Мирт, – мне не столько уже хочется починить дирижабль, сколько познакомиться с легендарным мастером Кехтом.
– Ничуть в этом не сомневался, – пожал плечами Джеймс. – С чего вообще ты вознамерился штурмовать небеса? Вроде как людям свойственно ходить по земле и такова их природа.
– Ты же знаешь: я не человек. И мне всегда и всего мало, – мягко улыбнулся Габриэль.
Джеймс не вернул улыбку и промолчал в ответ.
Тропинка привела их на поляну, усыпанную яркой алой земляникой. Габриэль остановился и вдохнул земляничный аромат, свежий и ясный, запах свободы и радости.
– Я рад, что ты жив, – искренне сказал он, постаравшись вложить в эту короткую фразу все те чувства, что испытывал в этот момент.
Джеймс вновь промолчал – а в следующее мгновение Габриэль оказался впечатан в ствол векового дуба с такой силой, что воздух выбило из груди, и пришлось хватать его ртом. Пальцы Джеймса стиснули его горло.
– О, я жив! Но не твоими стараниями, – ядовито проговорил он.
– Отпус…ти… – прохрипел Габриэль, вцепившись в его руку.
По силам они были почти равны – за плечами мистера Мирта были годы обучения боксу, как самому достойному для джентльмена способу самообороны, а Джеймс за время пребывания в Хань поднаторел в боевых искусствах. Габриэль ударил его коленом в живот и вывернулся, отпрыгнув на пару шагов.
Приняв защитную стойку, он крикнул:
– Джеймс, мы же пошли поговорить!
– А мы и разговариваем!.. – Джеймс атаковал. – Самым достойным для джентльменов способом!
Они обменялись серией коротких жестких ударов и замерли друг напротив друга, переводя дух. Синий взгляд Джеймса горел отчаянной яростью.
Габриэль на мгновение представил, как они выглядят со стороны: он в коричневой жилетке, бриджах и сапогах, воротник рубашки расстегнут, а рукава закатаны до самого неофициального вида – и Джеймс в зеленом бархате и замшевых сапогах, похожий на фаэ гораздо больше, чем он сам. Черные волосы разметались по плечам, бледные губы сжались в тонкую линию: Джеймс был в гневе.
– Мы уже стрелялись, тебе этого мало? – Мистер Мирт развернул руки ладонями вперед, предлагая мир, – но Джеймс его не принял.
Он напал снова – и Габриэлю опять пришлось защищаться.
В прошлый раз, когда он сошелся с Джеймсом в поединке, у него была цель во что бы то ни стало его остановить. Сейчас же он не имел ни малейшего желания драться.
– Пожалуйста, Джеймс!
Вместо ответа тот налетел на него всем телом, и они сцепились – пальцы Джеймса стиснули его предплечья, оставляя синяки.
– Это все твоя вина! – крикнул Джеймс, и Габриэля физически обдало жаром боли, которую тот нес в своем сердце. – Твоя!
Стоило отвлечься на его слова, как кулак Джеймса прилетел ему в лицо – скула заныла острой болью, и Габриэль дал сдачи уже рефлекторно.
Видимо, пришло время нечестных приемов.
Уловив момент, когда Джеймс чуть пошатнулся, переставляя ноги для более удобной позы, чтобы нанести следующий удар, Габриэль схватил его за плечи и сделал подсечку.
Они рухнули в траву, и Джеймс рывком уложил Габриэля на лопатки и прижал его руки к траве по обе стороны от лица.
– Это все ты! Отвернулся от нас! Словно не брат! Когда жгли дом, когда убивали мать и сестру – тебя там не было! Ты не видел! Ты остался с ними! Как будто ничего не произошло!!!
– Я пытался… – возразил Габриэль. – Меня схватили!
– Все фаэ лжецы – с чего бы тебе быть другим?
– С того, что я твой брат!
– Лжец!
Джеймс отпустил его руки и с размаху врезал по лицу. Но Габриэлю хватило этого мига, чтобы бросить корпус вверх и повалить Джеймса на спину. Сведя его руки над головой и удерживая своей, он низко навис над ним и заговорил, глядя в распахнутые глаза цвета неба:
– В ту ночь я пытался проникнуть во дворец, но Уолш предусмотрел это. Меня схватили на выходе из особняка – и заперли внутри. Я знал о слухах, ходивших по городу, но не мог и предположить, на что решится Уолш!