лосы со лба… И тут вы сделали то же самое!
Этельстан рассмеялся:
– Вы наблюдательны! Никогда не замечал в себе особого сходства с Джеймсом!
– А вы с ним близки? – Мисс Амелия, по примеру собеседника, подтянула к лицу колено и прижалась к нему щекой в ожидании подробностей. – С Джеймсом?
Казалось, ее вопрос застал Этельстана врасплох.
– Как вам сказать… Я виночерпий. Это почетно, но всего лишь роль кого-то вроде шута при королеве Идберге. Пусть и очень привилегированная должность, так как я здесь не просто уведенный в Холмы смертный, а живу на правах фаэ. А Джеймс – принц. Даже, я бы сказал, король, пусть и не коронованный, но он единственный потомок Блюбеллов, который действительно готов взять в свои руки власть. Я смотрю на него сверху вниз, готов служить ему и отдать за него жизнь. Но, по правде сказать, мне и братом называть его сложно – я вырос с мыслью, что таковых у меня вовсе нет. А тут вдруг сразу два! Голова идет кругом!..
– Могу себе представить, – улыбнулась мисс Амелия. – Если бы у меня обнаружились две внезапных сестры, я не знала бы, что и думать! Разве что моя матушка, возможно, переключила бы на них свое горячее желание срочно заключить брак с фермером из Эйре!
– Звучит невесело, – хмыкнул Этельстан. – Простите за вопрос, который может показаться нескромным, но мне показалось, и не мне одному, что вы и Габриэль…
– Уф, – мисс Амелия прикусила губу. – Я ничего не знаю! И, если честно, не хочу об этом задумываться лишний раз. Это слишком загнало бы нас в социальные рамки, а я с ними борюсь. Я вообще суфражистка.
– Суфра… кто? – Этельстан не смог выговорить новое для фаэ слово.
– Суфражистка. Это та, которая борется за права женщин. Чтобы мы могли работать и получать жалованье наравне с мужчинами, сами решали, за кого выходить замуж, и выходить ли, а еще носить брюки!
– А вам это запрещают? – округлил глаза Этельстан.
Мисс Амелия печально кивнула.
Этельстан помолчал, а потом произнес задумчиво:
– Недаром о смертных ходит столько жутких историй среди фаэ! Нужна большая сила и смелость, чтобы пытаться что-то менять в их жестоком обществе.
– Но ведь фаэ всегда помогали людям… Разве нет?
– А к чему это привело? Король Альберих считает, что, закрывшись, фаэ сохранили свое будущее, которое непременно уничтожил бы человек. Ведь все, что приносили фаэ, человек в конце концов оборачивал им во вред! Уничтожал природу, осушал реки, душил свободу…
– Но Габриэль и его предшественники…
– Несут прогресс, который способны принести только фаэ, – кивнул Этельстан. – Но Блюбеллов больше нет, а значит, соглашение расторгнуто. Не будет больше подменышей. Не будет обмена.
– Выходит, что Габриэль Мирт – последний фаэ? – тихо спросила мисс Амелия.
Мысль показалась ей жуткой и тоскливой.
– Ну, по крайней мере, теперь он знает вход в Холмы, – ободряюще улыбнулся Этельстан и сменил тему. – Как вы думаете, им удалось не убить друг друга? У Джеймса горячий нрав, он очень вспыльчивый и ведет себя как раненый загнанный зверь. И, зная его историю, я не могу его осудить, даже если бы у меня было на то желание.
– Я тоже не могу, – мисс Амелия вздохнула. – Он пытался использовать меня, уничтожил дело нашей жизни – картина горящего паровоза до сих пор преследует меня во снах, и подарил немало жутких мгновений. Но есть в нем что-то такое… Что-то, отчего я не могу на него злиться. Я не знаю, как это назвать.
– Я знаю, – ответил Этельстан. – Истина короля. Та правда, которая течет в его венах. Он может совершать ошибки, но он остается королем.
– Да… Надеюсь, хотя бы Габриэль будет рассудителен…
– Глядя на них, я бы на это не надеялся, – хмыкнул Этельстан и вдруг без всякого перехода спросил: – Вы любите его?
– Да, – ответила мисс Амелия, даже не задумываясь. – Побудьте с ним рядом хотя бы несколько часов, посмотрите, как он что-то объясняет, понаблюдайте, как он собирает очередной аппарат – и вы не сможете не влюбиться в него.
– А он вас? – вкрадчиво спросил Этельстан, и мисс Амелия подумала, что никакой он не смертный – такой же фаэ, как и они все, и отвечать ему на такие вопросы не стоит из соображений простой безопасности.
Но вместо этого спокойно ответила:
– Да. Он очень любит меня.
Этельстан улыбнулся и обнял ее за плечи.
– Вот в этом и заключается истинная магия, – шепнул он. – Посмотрите! Вон туда, на реку. Кажется, они возвращаются. Присоединимся к ним?
– А я бы осталась здесь, – подмигнула мисс Амелия. – Отсюда открывается прекрасный вид!
Мистер Фэйгрис мне просто не поверит!
Я пытался собрать заметки в единое целое, но пока мои записи выглядят как бред безумца. Возможно, меня упрячут в Бедлам и будут правы.
А возможно, и прятать будет некого. Вдруг я уснул на холодной земле и замерз, там, в полях, и это все мне снится?
Король и королева фаэ, изгнанный Блюбелл, который распоряжается тут как у себя дома, вся эта роскошь…
И дева Фенелла…
Она так красива, что в самом деле похожа на сон.
Вот бы не просыпаться…
Глава 17. Свидание
Мистер Уотерс и представить не мог, как повернется его день. Если бы кто-то предположил, что с ним случится, то он, будучи человеком прагматичным и рациональным, да к тому же повидавшим всякого на своем репортерском веку, только посмеялся бы в ответ и не поверил бы ни на миг.
Однако реальность порой переворачивает все наши представления о невозможном.
После завтрака мистер Уотерс оказался предоставлен самому себе. Мистер Мирт куда-то ушел в компании принца – вот в Парламенте обрадуются, что их личное научное светило якшается с Блюбеллом при объявленном во всеуслышание Праве на смерть! Да и Блюбелл ведь покушался на жизнь членов Парламента, и разве не гениальный Мирт спас всех? Мистер Уотерс немедленно сделал пометки у себя в блокноте. Возможно, такая сенсация захватит людские умы вернее, чем полет дирижабля и последующее его крушение.
Девица Эконит тоже весьма легкомысленно увлеклась фаэ-виночерпием. Что ж, это даже можно понять – виночерпий удивительно похож лицом на мистера Мирта, однако не производит впечатления холодной статуи. Мистер Уотерс видел, как мистер Мирт обращался с мисс Амелией в процессе полета – разве так ведут себя с дамами? Определенно, быть может, в механизмах он и разбирается, но в женщинах – совершеннейшим образом нет!
Занятый этими мыслями, мистер Уотерс не заметил, как обеденный зал опустел. А перед ним в кресло опустилась Фенелла.
– Я вижу, что вы скучаете, – произнесла она своим чарующим бархатным голосом. – Вам нет дела до починки дирижабля или королевского двора, если я правильно понимаю… И мне жаль, что ваше время так бездарно растрачивают… Как вы вообще оказались в компании, столь неподходящей вам?
– Видите ли, мэм… – мистер Уотерс тут же начал путаться в словах, бледнеть и краснеть. – Я репортер, и это моя прямая обязанность – сопровождать мистера Мирта и фиксировать то, что он делает!
Фенелла склонила голову к плечу. Кажется, слово «репортер» ни о чем ей не говорило.
– Я… – мистер Уотерс попытался вспомнить какое-нибудь архаичное слово. – Летописец? Тот, кто ведет хронику событий?..
– Хронист! – обрадовалась Фенелла. – Такая должность есть при короле Альберихе. Вижу, смертные перенимают от нас все самое лучшее!
– Да, – смущенно кашлянул мистер Уотерс. – Так вот, я хронист и веду хронику путешествия мистера Мирта. Мы совершали первый полет на дирижабле, как вы уже слышали, и если бы он не развалился, мы бы приземлились в Эденесбурхе, и уже парой суток позже я бы положил на стол шефу самый эксклюзивный материал, который бы прославил меня на века! А теперь… эх!
– Разве так не интереснее? – Фенелла улыбнулась ему. – Вы попали туда, куда смертным больше ходу нет. Можете увидеть наш быт, сокровища… Понаблюдать, как будут чинить ваш дирижабль, – ведь легендарный мастер Диан Кехт обещал приложить все усилия, чтобы аппарат не только полетел, но и больше никогда не ломался. Вы можете наблюдать нашу магию – и рассказать о ней. Полезно напомнить смертным об их утрате.
– Я… Если честно… мммм… леди… мисс… Никогда не думал о магии фаэ как об утрате. Я был совсем юнцом, когда фаэ рассорились с королем Блюбеллом, и тогда меня гораздо больше волновал вопрос краюхи хлеба и теплого одеяла. Все ваши чудеса никак меня не касались. А последние шесть лет я только встал на ноги и научился полагаться исключительно на себя. Потому далек от всякой магии… Простите, если обидел.
Фенелла выглядела озадаченной.
– Нет, вы не обидели меня, – она закусила губу. – Я просто впервые задумалась о том, во что превратился смертный мир с тех пор, как мы ушли. Для нас ничего не изменилось – разве что люди перестали забредать на огонек. А для вас мир, кажется, потерял краски…
– Да почему же потерял! – возмутился мистер Уотерс. – Мой мир вполне себе красочный, если бы технологии позволяли публиковать в газетах цветные парографии, ему бы вообще не было цены!
– А почему не позволяют? – наивно спросила Фенелла.
– Спросите у автора патента, – раздраженно бросил мистер Уотерс, имея в виду, конечно, мистера Мирта.
– Я заметила, что вы даже ничему не удивляетесь, – мягко сказала Фенелла. – Обычно люди приходят в восторг при виде чертогов Короля фаэ. А для вас это как будто еще одна комната в вашем доме в городе.
Она внезапно протянула руку и прижала ее к груди мистера Уотерса, там, где под плотной твидовой жилеткой бешено билось сердце.
– Что вы… – он не смог договорить, задохнувшись от волнения.
– Ваше сердце словно дикий зверь, запертый в клетке, – проговорила Фенелла, склоняясь к нему. – Позвольте мне отпустить его на волю.
– А… Что вы имеете в виду?
– Пойдемте со мной. Я покажу вам тайное место, которое не каждому смертному дозволяют увидеть. Самое сердце Холмов…