– Вы считаете, Уолш должен умереть? – прямо спросил Ортанс. – Он же еще достаточно молод, просто эта болезнь…
– Всему свое время и свой срок, – тихо сказала мисс Амелия. – Яблоня отцветает, как бы мы ни хотели продлить час ее цветения, но затем она приносит плоды. Может быть, и Чейсону пришла пора отцвести? Кто знает, какие плоды перемен это принесет.
– Признайтесь, вам не близка идея того, что он хочет подготовить преемника? – понизил голос Ортанс. – Со мной вы можете быть честны.
– Ох, Джон… – она допила чай и отставила в сторону блюдце с чашкой. Поуп немедленно наполнил ту снова. – Я не политик. Я всего лишь дочь изобретателя, довольно смелая, но все-таки житейски неопытная и, наверное, даже глупая…
– Очень умная мисс, – возразил Поуп, и Ортанс закивал, соглашаясь. – И красивая!
Мисс Амелия тихо рассмеялась:
– Хватит, засмущали! Мы же не обо мне говорим… Так вот, я не политик, но я видела Призыв Просвещения. Видела, как он колесом проехался по судьбам людей, сминая их жизни, ломая кости и сращивая обратно. Кому повезло, у того все срослось, кому нет – как моему милому папочке – увы. Все пошло в костер перемен.
– Должно быть, вы ненавидите Уолша, – не спрашивая, сказал Ортанс.
– Я не хочу ненавидеть никого, – отрезала мисс Амелия. – Я не могу отрицать, что это монархия довела людей до такого кошмара. Монархия, в которую ее превратил король Блюбелл. И сейчас я вижу только то, как Чейсон создает вокруг себя такую же монархию. В Парламенте заседают только согласные с ним политики, которые вместе проводили Призыв. Разве звучат там другие голоса? Я не слышала ни разу за семь лет. В чем власть народа? И вот теперь – разговор о преемнике. Это же наследование! Чем это отличается от правления Блюбелла? Народ опять молчит, а все решают несколько человек!
– Здесь я полностью с вами согласен, – Ортанс подпер кулаком подбородок. – А Мирт об этом знает?
– Я не говорила с ним. Я… не могу, – мисс Амелия опустила глаза. – Он тащит на себе такую ношу. Скован по рукам и ногам договорами и обещаниями. Мне кажется, он сам запутался, и я не уверена, что смогу распутать эти сети, не порвав их.
– Но, мисс, – усмехнулся вдруг Ортанс, – Диан Кехт же буквально полчаса назад сказал, что сеть не надо распутывать – ее надо просто заменить!
Легко сказать – просто заменить сеть. Дирижабль – неживой, бессловесный, душой не обладающий, с ним можно делать все, он сопротивляться не будет. Что-то мне подсказывает, что Габриэль, в отличие от своих изобретений, не поддается простому ремонту. Если бы с людьми было так же просто, как с карманными часами или парофонами! Если бы можно было разобрать на части, все поправить и собрать обратно, но уже без боли, тяжких мыслей, выборов и всего иного, что делает жизнь порой неподъемной для хрупких человеческих плеч.
И не человеческих тоже. Пусть Габриэль и фаэ – но я отчетливо вижу здесь, как он от них отличается. Прежде я не задумывалась, как он так, всю жизнь, живет на границе – слишком фаэ для смертных, слишком человек для фаэ. Уверена, реши он остаться в Холмах – и здесь бы быстро нашел для себя занятие, но не покой.
Такова деятельная натура – всегда гонима вперед желанием недостижимого, вечно отчаянно жаждущая передышки и никогда ее не получающая.
Если бы я могла оказаться для него холодным озером, местом отдыха, минутой забвения – я бы все за это отдала не задумываясь…
Глава 20. Договор
Утром следующего дня мистер Мирт и мисс Амелия обнаружили, что для них приготовили чистую одежду.
– Как кстати такая забота! – воскликнула мисс Амелия, держа на вытянутых руках длинное бархатное платье и рассматривая вышивку. – Мой костюм весь в машинном масле, я не смогла бы его сегодня надеть. Кажется, его забрали почистить. Надо не забыть потом поблагодарить каждого из фаэ, кто делает наше пребывание здесь настолько спокойным, что не нужно беспокоиться о таких насущных делах, как поиск прачечной!
Габриэль же с сомнением рассматривал темные бархатные штаны. В отличие от средневекового кроя платья для мисс Амелии, ему принесли почти точную копию костюма, в котором щеголял Джеймс: тот же странный силуэт, в котором современность смешалась с традицией; сюртук с длинными полами, бархатный жилет, узкие штаны и высокие мягкие сапоги на шнуровке. Все сидело на мистере Мирте как вторая кожа, и видно, что сшито было по его меркам, с умением и мастерством.
– Выглядите как настоящий фаэ, – поддразнила его мисс Амелия.
Мистер Мирт бросил взгляд в зеркало, хмыкнул и завязал волосы в подобающий джентльмену хвост.
Мисс Амелия тем временем справилась со шнуровкой по бокам платья и теперь осматривала себя со всех сторон. Волосы она пока не заплетала, и ей казалось, что можно пренебречь приличиями и оставить каштановую волну свободно разливаться по плечам.
Если даже королева Идберга так ходит – она может себе позволить! Ведь говорят же – в Роме веди себя по-ромски!
– Кажется, меня вполне мог бы нарисовать Милле или Уотерхаус, как вам кажется? – спросила она, не отводя взгляда от своего отражения.
– Как вы только запоминаете всех этих бесконечных художников, – рассмеялся мистер Мирт. – По мне, все они одинаковые и пишут одинаковых женщин. А вы – уникальна. И куда более напоминаете старые рыцарские портреты, на которых изображали королеву Гвендолин.
– Такой комплимент сложно не принять, – улыбнулась мисс Амелия. – И в этом платье так удобно! Напомните, почему мы перестали такое носить?
– Потому что ужасный патриархальный мир решил возвести страдания женщин в абсолют, – хмыкнул мистер Мирт, уже успевший поднатореть в риторике суфражисток: некоторые из которых были особенно радикальны. – А вы не в обиде, что вам принесли платье, а не мужской костюм?
– Ну что вы, – пожала плечами мисс Амелия. – Я ведь женщина. И быть мужчиной не хотела бы. Мне не нравятся тугие корсеты и непрактичные ткани, то, что делает из женщины объект и усладу для глаз мужчин. А такое платье позволяет быть собой. И, поверьте, копаться в моторе в нем будет куда удобнее, чем в том ужасном розовом.
– Зеленый вам очень к лицу, – невпопад сказал мистер Мирт, поймав ее взгляд.
Их губы едва ощутимо соприкоснулись, но они тут же отпрянули друг от друга и, смущенно отводя глаза, ухватились за что попало – мисс Эконит взяла расческу и принялась укладывать волосы, а Габриэль аккуратно пристраивал часы Джеймса в нагрудный карман.
Надо бы вернуть их, – пронеслось у него в голове.
– Я пойду в ангар, мистер Кехт покажет, что и как надо подкрутить в моторе, чтобы вы уже могли собрать двигатель, – торопливо сказала мисс Амелия. – Вы ко мне присоединитесь?
– Позже. Сначала мне надо переговорить с королем Альберихом.
– Надеюсь, только переговорить?..
– Амелия, – мистер Мирт вздохнул. – Я отправлюсь за яблоком один. Но это не значит, что я исчезну, никого не предупредив. Это было бы как минимум невежливо.
– Ваши друзья вообще-то предпочитают видеть вас живым, – напомнила мисс Амелия.
Мистер Мирт вздохнул:
– Долг велит мне не только найти яблоню, но и вернуться обратно, а значит, со мной ничего не случится.
– Я только надеюсь, что вы знаете, что делаете… – мисс Амелия коснулась рукой его щеки и быстро покинула спальню.
Король Альберих ждал мистера Мирта, прогуливаясь в цветущем саду. Сначала Габриэль принял кусты за розы, но, подойдя ближе, понял, что то был целый сад шиповника.
– Я знаю, что у тебя ко мне за дело, мальчик мой, – начал король без всякого вступления. – Однако ты осознаешь, что все имеет свою цену? Ты должен будешь оказать мне ответную услугу, когда я открою тебе путь к Дорогам Короля.
– Дорогам Короля? – удивился мистер Мирт. – Я думал, так называются тоннели, проложенные под Парламентом и Вороньим замком, где Блюбеллы встречались с фаэ…
Король Альберих усмехнулся.
Его отстраненный золотой взгляд смотрел куда-то поверх головы мистера Мирта.
– Неужели ты настолько наивен, что думаешь, будто фаэ передвигаются по своим землям по рукотворным тропам? Мы были здесь задолго до появления сынов человека, и будем здесь после того, как кости последнего из вас истлеют.
– Значит, это какие-то другие Дороги?
– То, где ходил ты, – лишь отражение истинных троп. Я открою тебе путь к ним. Но ты дашь обещание, что окажешь мне услугу, где и когда бы я у тебя ее ни попросил. Я или кто-то иной от моего лица.
– Я знаю, что это опасная сделка, – ответил мистер Мирт. – Но также я знаю, что фаэ не лгут. Вы просите меня пообещать лишь то, что говорите, верно? Без подтекста? Без мелкого шрифта в договоре?
– Юристы совсем испортили человечество, – вздохнув, покачал головой король Альберих. – Вот это я и называю «стать слишком смертным». У тебя есть слово короля. Тебе его мало?
Габриэль стушевался:
– Конечно, этого достаточно. Моего слова в ответ хватит?
– Безусловно. Я открою путь к Дорогам Короля на закате. Будь готов. Я не обещаю, что Дева Озера сжалится над тобой и выполнит твою просьбу – я лишь покажу тебе и твоим друзьям путь к сердцу Абаллаха.
– Но я пойду туда один!
– Правда? – Король усмехнулся: – Я посмотрел на твоих друзей. И сильно сомневаюсь, что они разрешат тебе рисковать в одиночку.
– Скорее, не захотят, чтобы все развлечение досталось тебе одному! – раздался голос за их спинами.
– Джеймс! – возмутился Габриэль.
Джеймс стоял, сложив руки на груди, и во всей его позе читалась решительность.
– Я был уверен, между прочим, что это все вздор и легенды. И трон Мадара, и яблоки, и Владычица Ниниан. Вы же так говорите, как будто все взаправду. Мне интересно. Я хочу посмотреть!
– Скажи честно, – нахмурился мистер Мирт. – Ты хочешь яблоко себе? Зачем?
– О, зачем же так плохо обо мне думать! – всплеснул руками Джеймс. – Чтобы я, да обобрал твоего драгоценного Чейсона Уолша? Даже думать не смею. Ползи к нему, как верный пес, неси исцеление!