Его утешала мысль, что Амели всё-таки племянница самого Максвелла и её жизнь в безопасности, а это самое главное. И если Тони выживет, то он непременно найдет способ помочь ей.
Он постарается.
Пуля попала Тони в легкое, он упал, но был жив, Дюк быстро скинул его с утеса. Падая вниз, он четко видел острые камни, на которые он и тело Фрэнка летели с невиданной скоростью. Тони не чувствовал энергию друга, не знал, жив тот или мертв. Надеялся на первое, но не убирал со счетов и второе.
Тони собрал остатки сил и волной энергии откинул себя и Фрэнка дальше в воду, и им удалось миновать острые пики, но Фрэнк был сильно ранен, а Тони вырубился от удара о воду и моментального истощения.
Летя вниз, он надеялся лишь на одно, что его мама уже видела этот момент в своем видении, а люди отца вытащат их из воды… но он не мог знать, что ещё месяц назад Лорел вся в слезах вбежала в кабинет Бенджамина и уверяла его в том, что у неё было видение. Только в нём она видела не Тони, а своего второго сына — Адама. Она со слезами на глазах говорила, что в Адама будут стрелять, и он погибнет. Бенджамин не мог предположить, что его нездоровая жена говорит правду, просто её затуманенный мозг подставил образ другого ребенка. Он подумал, что это просто игра её больного воображения, и она проживает момент, который уже произошел несколько десятков лет назад. Её младшего сына Адама расстреляли вместе с женой, и Бенджамин был уверен, что Лорел видит именно этот момент. И поэтому он не отправит своих людей для спасения сына.
Надежды Тони напрасны.
В этот раз ему не на кого рассчитывать.
Только он и бешеный поток воды, который уносит его тело всё дальше и дальше.
12. Обещания
Амели.
Шаг в неизвестность не спас меня. Моя нога уже была над краем обрыва, я была готова к этому… но руки Дюка затащили меня назад. Он что-то кричал. Его лицо было испуганным и озадаченным. Видимо, он не ожидал, что я решу прыгнуть. Я и сама не ожидала. Голова не соображает, мысли путаются.
Это моя трусость снова дает о себе знать.
Я отчетливо понимаю, что мне конец. И уж лучше я выберу его сама, чем это сделает Боа.
В голове стоит невыносимый гул, я с трудом понимаю, что происходит вокруг. Смешалось всё: шум водопада, звуки выстрелов и мой безмолвный крик, который до сих пор не умолкает.
Дюк волоком тащит меня, а я пытаюсь вырваться и убежать обратно. Но ничего не выходит, в итоге он перекидывает меня через плечо и заходит со мной в лифт, следом туда же попадает Боа, он до сих пор держит пистолет в руках. Тот самый пистолет.
Дюк и Боа о чем-то спорят, но я не понимаю их, хотя действительно пытаюсь разобрать, о чем они спорят. Но в моих ушах только крик и слезы, принадлежащие мне.
Спустились вниз, вышли из лифта, и я снова оказалась в городе, из которого буквально месяц назад не хотела уезжать.
Скала встретила меня тишиной. Сирена больше не завывала. Выстрелы не разносились. Ведь больше не в кого стрелять, все Моры, которые находились в этом городе мертвы.
Абсолютно все.
Дюк поставил меня на ноги только у дверей в кабинет дяди. Я еле удержала равновесие. Тело словно ватное, оно не хочет функционировать.
Мой побег.
Моё предательство.
Мой провал.
Я обессилена. Ничего не хочу.
Дюк берет моё лицо в свои холодные ладони и заставляет смотреть в его глаза. Но я больше никогда не посмотрю на него как на своего друга или защитника. Он скинул тело Тони с дамбы. Именно он.
Дюк что-то говорит, но я безучастно смотрю на его шевелящиеся губы. Он прикрывает глаза и ощутимо встряхивает меня, это незатейливое движение словно выбивает пробки из ушей, Дюк, видимо, видит, что я немного пришла в себя и продолжает или начинает свой монолог:
— Амели. Послушай меня внимательно. На дамбе ты ничего не делала. Моры захватили тебя в плен. Далее они с помощью тебя манипулировали мной, но Боа всех нас спас и убил беглецов, к сожалению, его люди тоже не пережили стычки с Морами и были зверски убиты Тони и Фрэнком.
Что он несет? Это же ложь. Зачем лгать дяде? Разлепляю сухие губы и хриплым после крика голосом произношу:
— Но это не так.
— Нет. Так. — с нажимом говорит Дюк.
— Вот так и пишется наша история? С помощью лжи и подтасовки фактов? — для чего я вообще разговариваю с ним. Я не хочу этого делать. Я вообще ничего не хочу.
— Это не важно. — уверяет меня Дюк. — Важно то, что если Максвелл посчитает тебя изменницей… я боюсь, он сделает то…
— Убьет меня? — совершенно серьезно интересуюсь я.
— Скорее всего. — тихо отвечает Дюк.
— Это не страшно. — говорю я и отворачиваюсь от человека, которого считала кристально чистым и добрым. Правильно тогда сказал Боа, я глупая и слабая. Нет в этом мире добрых людей, это просто иллюзия. Мы все поголовно плохие.
— Амели! Черт возьми! — громким шепотом произносит Дюк и снова встряхивает меня. Может хватит меня трясти? Но этим он снова ловит мой взгляд и продолжает. — Соберись! У тебя ещё вся жизнь впереди, как же ты не понимаешь, что за пределами Скалы, в городе Боа, ты сможешь сделать для людей куда больше, чем может твоя смерть. Ты изменишь мир.
На этих словах меня сотрясает беззвучный смех сумасшедшей. Изменить мир? Я? Да я свою жизнь не в силах изменить.
— Идем. — говорит Боа.
Оборачиваюсь и смотрю на него. Вот истинное лицо чудовища. Он мог их не убивать. Он и своих людей… не успеваю додумать мысль, а губы уже произносят это вслух:
— Зачем ты убил своих людей?
Его лицо — олицетворение спокойствия. Убирает пистолет за пояс и, не отводя от меня взгляда, отвечает:
— Потому что они видели, каким никчемным созданием является моя будущая жена. — цокает и отрицательно качает головой. — А ты не должна ронять мой авторитет. Ничто в этом мире не может сбить мой труд. Я годами наводил ужас на своих людей, чтобы они боялись предать меня, или даже подумать об этом. Я остаюсь всегда верен себе и своим принципам. — его губы растягиваются в довольно милой улыбке. Он словно змея. Мерзкая и ядовитая тварь. — Это ты убила их. Своим поведением ты покарала людей, которых дома ждут семьи. Дети, супруги, родители…
— Чудовище.
Он наклоняется ко мне и практически утыкается своим носом в мой и тихо с наслаждением шепчет:
— Ещё какое. Скоро узнаешь.
— Идем. — говорит Дюк. Бросаю на него взгляд и вижу, что он уже открыл дверь в кабинет дяди.
Быстро отхожу от Боа, меня от него тошнит. Переступаю порог и натыкаюсь на десятка два вооруженных людей. Они стеной стоят перед дядей, да так, что его вообще не видно, но я знаю, что он там.
Дядя идет, и его охрана расступается перед ним.
— Амели? Мне очень жаль. — говорит он. Видит кровь на моем лице и спрашивает. — Ты ранена?
— Нет. — отвечаю я.
Я вообще не хочу ни с кем разговаривать, но продолжаю это делать. Так всегда происходит. Мои желания никогда не брались в расчет. И только сейчас я это поняла, словно с меня скинули покрывало. Всю жизнь я пыталась угодить дяде, сделать его более счастливым, и каждый утвердительный кивок его головы я ловила с распростертыми объятиями. Мои няни и сиделки всегда говорили: "Вот, Амели, нарисуй картинку дяде, да так, чтобы ему понравилось, спой песенку, да так, чтобы дядя был доволен". Возможно, я была рождена для того, чтобы служить мужчинам? Я не знаю, для чего я родилась, но если для этого, то…
Не хочу думать об этом.
Но сейчас я просто хочу, чтобы всё закончилось. Что бы это ни было, пусть прекратится. Эта боль, которая кладбищем распростерлась у меня внутри. Пусть она уйдет. По сути, как бы глупо это ни было, я потеряла сегодня единственного друга, который когда-либо у меня был.
— Боа, где Моры? — спрашивает дядя.
— Мертвы. Все.
— Твои люди?
— Они с честью сражались, но, к сожалению, силы были не на нашей стороне. — с искренним сожалением отвечает Боа, немного склонив голову вниз. Отличный актер.
Дядя разворачивается и отдает приказ своему человеку. Тот тут же уходит. Куда он пошел? Зачем? Но я вспоминаю совсем о другом. На меня словно вылили ушат ледяной воды. У меня, кажется, даже зрение стало четче. Смотрю на родственника и спрашиваю:
— Дядя? Могу ли я уйти к себе, смыть всё это и переодеться?
— Да, конечно. Дюк, иди с ней. Мне кажется, она сильно потрясена. — отвечает дядя и не дождавшись моего ухода оборачивается к своим людям.
Ещё как потрясена. Мы уходим из кабинета, я стараюсь не обращать внимание на Дюка, словно его здесь нет. Первым делом направляюсь к себе в комнату. Запираюсь там и иду в душ. Встаю под теплую воду, и слезы с новой силой начинают душить меня.
Мне больно.
Мне страшно.
И сейчас мне впервые за всю мою жизнь одиноко. Я как никогда ощущаю, что я одна против всех. Или все против меня. Я же просто хотела спокойно жить в своем родном городе. Если бы дядя не решил, что ему нужен этот брак, не было бы ничего. Я бы не работала в борделе и не видела, с какой легкостью люди относятся к смерти других людей. Я бы не попала в камеру к Тони и не увидела эти ужасные бои. Я не была бы свидетелем того, как люди и Моры убивают друг друга. Я бы не стала невольным предателем своего рода. И я бы никогда не узнала Тони. Он был бы жив.
Я должна сделать то, что обещала, это было важно для него. Значит, это важно и для меня. Ну хоть на что-то я годна?
Стараюсь взять себя в руки. Стоя под струями воды, прекращаю плакать, демонстративно вытираю слезы, но снова срываюсь на тихий вой. С третей попытки мне удается успокоиться. Я не хочу, чтобы Боа видел, как мне больно, иначе он будет пользоваться этим в будущем.
Выхожу из душа, быстро одеваюсь. В спешке покидаю комнату. Дюк по-прежнему ждет меня. Не обращая на него внимания, иду в сторону складов. Я знаю, где именно лежат вещи пойманных Моров. Это место даже никто не охраняет, ведь уважающий себя и свой род человек никогда не позарится на вещи чудовищ. Но я себя не уважаю, как и свой род, собственно говоря.