— Хорошо.
Выхожу из дома и иду по маршруту, который мне рассказал Лукас. Вот поворот, ага, никого нет. На улице темно, а этот проулок вообще кажется самым жутким, где вообще нет ни единого лучика света. С трудом, но мне удается разглядеть силуэт человека. Возле лавки рыбника сидит мужчина в лохмотьях. Его голова наклонена вниз, одна нога согнута в колене, вторая же вытянута, руки безвольно свисают. Кажется, он спит. Медленно подхожу к нему.
— Сэр?
Тишина.
Осторожно протягиваю ногу и носком ботинка слегка толкаю бродягу по вытянутой ноге. Ничего. Умер что ли?
— Эй? Мистер? Вы живы? — ну да, так он мне и скажет, если нет.
Разворачиваюсь, но не успеваю сделать и шага, как бродяга хватает меня за ноги и резко дергает на себя. Теряю равновесие и падаю на землю. Успеваю подставить раненые руки и от боли вскрикиваю.
Мужчина начинает стягивать с меня рюкзак, я даже не сопротивляюсь, прикрываю голову руками. Бродяга забирает рюкзак и слишком быстро для мертвого убегает вдаль. Устало кладу голову на землю и выдыхаю. Путь я освободила, не совсем так, как велел Лукас, но факт остается фактом.
Времени нет. Скоро рассвет. Встаю на ноги и сжимаю зубы от боли в руках. Надо с ними что-то сделать, иначе я скоро свалюсь от болевого шока. Хотя нет, не свалюсь. Мне, конечно, больно, но не настолько.
Быстро возвращаюсь назад и сталкиваюсь в дверях с Лукасом.
— Почему так долго?
— Там был бродяга, как ты и сказал. — слегка запыхавшись отвечаю я.
— Отдала ему еду?
— Ага.
— Идем.
Быстрыми перебежками доходим до лавки, где продают рыбу. Запах здесь, конечно, стоит отвратный. Но сейчас это совсем не важно. Постоянно озираюсь по сторонам, но никого не вижу, ещё слишком раннее время, но буквально через тридцать минут эти улицы заполнятся людьми.
— Открой. — говорит мне Лукас.
Сначала я не поняла, о чем он говорит, но как только увидела, решетку на земле в самом углу дома, то опешила.
— Что это?
— Сточная канава.
— Мы не можем…
— Можем. Открывай. Там её никто не найдет. Тело унесет течением, а из-за аромата от лавки никто не учует трупный запах.
Мешкаю всего секунду и мысленно прошу у Майи прощения. Подхожу к решетке и с трудом поднимаю ржавый металл. Это действие сопровождается загробным скрипом, от которого сводит зубы. Отхожу на пару шагов и отворачиваюсь, чтобы не видеть, как Лукас скинет тело, но громкий всплеск я все же слышу.
— Идем обратно. Скоро рассвет.
Молча следую за ним до дома. Всю дорогу меня не покидает ощущение, что после смерти я обязательно попаду в ад. Другой дороги после моих деяний я не вижу. Путь до дома казался бесконечно долгим, ведь уже предрассветные часы, и люди стали выходить из домов и направляться на работу. Мы постоянно прятались в тени домов и различных построек.
Как только Лукас довел меня до комнаты, остановил легким касанием руки к моему плечу и сказал-приказал:
— Тебе нужно помыться и привести себя в порядок, перевязать раны и надеть плотную кофту темного цвета, если кровь начнет сочиться снова, никто этого не увидит.
— Хорошо.
— Я буду здесь.
Не отвечая, вхожу в комнату и тут же направляюсь в ванную, скидываю с себя мальчишечью одежду, которая вся в грязи и крови, а от рукавов вообще осталось одно название. В паре мест кровь присохла и мне пришлось отрывать кофту от тела. Забираюсь под воду и быстро моюсь, смотрю на руки, не так страшно, как я предполагала. Левая рука пострадала куда больше, чем правая, глубокие проколы ещё кровоточат, но уже не так как в лесу. Как можно скорее смываю с себя всё, что только можно и чувствую, как усталость готова слепить мои веки. Выключаю воду и выбираюсь из душевой кабины. Быстро обтираюсь…
— Амели? Нам нужно поговорить. — доносится голос Боа из-за двери.
Сердце уносится вскачь, да с такой силой, что мне его не догнать. Растерянно смотрю на дверь, прижимая к себе полотенце. Что он здесь делает так рано? Он всё знает. Он точно знает, что я сделала. О, боже! Все внутренности сводит судорогой. Что же делать?
— Амели?
— Да, да. Иду. — спохватившись отвечаю я.
— У тебя две минуты.
Что делать? Руки, надо спрятать раны на руках. Подхожу к тумбочке и достаю аптечку. Чем-то обрабатывать руки у меня нет времени. Беру бинты и щедро заматываю раны. Несусь к шкафу надеваю нижнее белье, спортивные штаны черного цвета и такого же цвета объемную кофту с длинными рукавами. Быстро расчесываю мокрые волосы, попутно вырвав несколько прядей.
Подхожу к двери и замираю. Обтираю влажные ладони о штаны и глубоко вдыхаю. Я ничего не делала, я спала, просто рано проснулась. Вот и всё. Открываю дверь и наблюдаю, как Боа в бешенстве ходит из стороны в сторону, заложив руки за спину.
— Почему так долго? — спрашивает он не останавливаясь.
— Я одевалась.
— Ха. Будто там есть то, что я не видел. В следующий раз выходи сразу, как я тебя зову.
Ничего ему не отвечаю. Так как мой ответ ничего не изменит.
— Что случилось? — решаюсь спросить я.
— Эти несносные упыри стоят за воротами! Они решили, что могут прийти, и я открою двери своего дома для них! — Боа источает ненависть в чистом виде. Его корёжит сама мысль о Морах и Аномальных.
— Кто пришел? — пытаюсь играть неведение.
— Моры и Аномальные разбили лагерь за воротами и просят о встрече! Они мира хотят. — со смехом говорит Боа.
— А ты?
— Что я?
— Хочешь мира?
— Я хочу власти, а не мира с отребьем. Но мои люди все как один проголосовали за то, что эта встреча должна состояться.
Он замолкает и бросает взгляд на кровать.
— А где постельное бельё?
Удар сердца.
— Я… оно мне не понравилось, и я сняла его.
Бедное сердце сжимается от очередной тревоги. Боа хмурит брови и начинает обходить кровать кругом. Пальцы на ногах сжимаются от очередного плохого предчувствия. А что, если Лукас не успел оттереть всю кровь? В глазах начинает мутнеть от наступающего страха. Теперь я всегда буду бояться, что кто-то узнает о том, что я сделала. Лукас говорит, у меня не было выбора, и я намерена к нему прислушаться. Но сейчас… Боа так осматривает кровать, что мне становится дурно.
— На это сейчас нет времени. Собирайся, через час мы выдвигаемся.
Не заметил, он ничего не заметил. Облегчение лавиной сбивает меня с ног, а резко поступивший кислород бьет по голове, словно лучшее из вин.
— Куда?
— На встречу.
— Она будет проходить не в городе?
— Этих шавок я в свой город не пущу! Мы встретимся в поле, и наша беседа долго не продлится. Собирайся.
— Мне обязательно присутствовать? — почему-то сейчас я не готова увидеть Тони. А что, если он меня не узнает? Что, если я разочаруюсь в своих мыслях, в тех самых, которые ждали его появления в моей жизни?
— Иначе я бы не пришел к тебе с утра пораньше.
Боа разворачивается и выходит из комнаты. Я же начинаю максимально быстро дышать, хватаясь руками за горло. Ноги больше не держат меня, сажусь на пол прямо там, где стояла и закрываю глаза.
Он ничего не заметил.
Он ничего не знает.
И не узнает. Никогда.
23. Красная линия
Тони.
Сейчас как никогда раньше ощущаю бег времени, которое утекает сквозь пальцы. Буквально через сорок минут я встречусь с ублюдком, который стрелял в меня на дамбе. Жажду увидеть его ошарашенные глаза, ведь Боа уверен, что я мертв. Я и сам так думал, но судьба распорядилась иначе, и вот он я, снова живой, невредимый и жаждущий мести. Я не глуп и понимаю, что сейчас должен убедить его пойти на мир, но после… кто знает, что будет после?
За последнее время я побывал во многих поселениях людей и Моров, все предводители, как один, согласны на встречу, которую навязала Королева (так Три называет её народ, а теперь и все остальные). Два последних города, и встреча о мирном договоре будет возможна. Я сам решил ехать во Флэнтон, а отец, надо полагать, уже встретился с пресловутым и неуловимым властителем Скалы. Я уверен, что Бенджамин Аллен убедит Максвелла. Дар у него такой, он убедит кого угодно и в чем угодно. Без вариантов.
В голове всплывает болезненный образ мамы, она не была удивлена, увидев меня спустя год. Она даже не заметила, что её сына не было в городе, но зато мама десятки раз спрашивала у меня, где же Адам и почему он не навещает её. Отец снова подсадил её на таблетки, но и они уже не приносят должного результата. Она потеряна. Мама словно ребенок, который не до конца понимает происходящее вокруг неё. Мне больно смотреть на женщину, которая подарила мне жизнь, но по факту мамой никогда не являлась. А вот отец, какие бы разногласия нас не преследовали в течении жизни, сейчас я понимаю его отношение ко мне. Он всегда хотел, чтобы я сам научился исправлять свои ошибки и промахи. Он принимал мои взбалмошные поступки, словно ему было плевать на меня, но он просто хотел, чтобы я научился справляться со всем дерьмом сам. И я благодарен ему за это. Ведь не соверши я кучу ошибок, то сейчас не пытался бы исправить ситуацию и сплотить остатки мира.
Когда у меня появилась Сара, я многое понял. Как сжимается родительское сердце от боли за своего ребенка. Это возможно только почувствовать, нет слов, которые опишут это щемящее чувство тревоги, которое не покидает тебя ни на мгновение.
При встрече, когда отец увидел меня, он молчал буквально пару секунд. Да и слова были ни к чему, я увидел в его глазах то, что дало мне понять, как он переживал, пока меня не было. Я подошел к нему, протянул руку для рукопожатия, но он впервые за всю нашу жизнь, сжал мою ладонь до боли и притянул к себе, крепко обнял меня на глазах у охраны и Аномальных, которые стояли за моей спиной. Тогда я понял, что мы на одной стороне.
— Да остановись ты уже. — устало говорит Пятнадцать и потирает шею. — Три не говорила, что ты ужаленный.
— Какой? — переспрашиваю его я. Восемь уехал с моим отцом в Скалу, Пятнадцать всегда находится рядом со мной, таков приказ Королевы. Из-за необразованности Аномальные часто путают слова или же вообще придумывают свои, из-за этого я постоянно переспрашиваю, чтобы понять, что же они на самом деле имеют ввиду.