? Он так неожиданно появился и так же быстро исчез, что я даже "пока" не успела ему сказать. "Когда Королева начнет говорить, беги". Дядя что-то задумал. Боа знает об этом? Не думаю. Но я точно знаю, что Тони и сама Королева не в курсе этих дел. Мне нужно поговорить с Лукасом, ему я точно скажу об этом. Или нет. Сначала нужно понять, что за отношения у него с Боа. Одно неосторожное слово и может случиться беда.
— Амели? — уже совсем близко слышу голос доктора.
— Я здесь. — говорю в ответ и оборачиваюсь лицом к лагерю.
Пять шагов, и я вижу лицо Аннабель, которое на данный момент застыло словно у статуи. И смотрит она не на меня. А за меня. От этого становится жутко, непреодолимое желание развернуться заставляет ускорить шаг. Убраться как можно быстрее от того места. Дюка там нет, он ушел, кого она увидела? Привидение? Несмотря на моё приближение, Аннабель не сводит взгляда с объекта за моей спиной, я не выдерживаю и всё же оборачиваюсь.
Именно там, где находилась ранее я и Дюк, стоит Лукас и странно смотрит на меня. Перевожу взгляд с него на Аннабель, она-то что опешила? Но тут же замечаю её слащавую улыбку, посланную моему телохранителю. Это ещё что такое? Бросаю взгляд на Лукаса, он смотрит только на меня, и я почему-то спокойно выдыхаю.
— Амели, я начала переживать. — тараторит докторша.
— Аннабель, всё потом. — отмахиваюсь от неё я, и она тут же куда-то уходит.
Бросаю взгляд на костер, вокруг никого нет. Да и кроме нас двоих поблизости никого не вижу. Это возможность поговорить с Лукасом. Узнать о его разговоре с Боа и рассказать о словах Дюка. Иду обратно и останавливаюсь напротив него на расстоянии шага. Он молчит и смотрит мне прямо в глаза. О чем думает? Слышал разговор с Дюком? Что-то случилось? Не могу разобрать его взгляда, он странный, пронизывающий до костей.
— Нам нужно поговорить. — говорю я.
Лукас бросает беглый взгляд за меня и снова возвращает его к моему лицу:
— Боа и совет сейчас в палатке. У нас тридцать минут, не больше.
Мне больше и не надо. Решаю говорить прямо, без подтекста, который стал часто появляться в наших беседах. Упираю руки в боки, вздергиваю подбородок и говорю:
— Я слышала, о чем вы говорили.
— Я знаю.
Руки падают вдоль туловища.
— Что это значит?
— Я видел, как ты шла в нашу сторону, а потом пряталась за машиной.
— Ничего не понимаю.
Лукас молчит мгновение, но оно кажется мне вечностью, а потом более тихо и проникновенно говорит:
— Я всегда знаю, где ты находишься.
— Звучит жутко.
Его губы преображаются в мимолетную улыбку.
— Совсем нет, я просто приглядываю за тобой.
— Потому что Боа приказал? — зачем я опять веду разговор на опасную тропу, следовать по которой я не намерена.
— И это тоже.
— А что ещё? — ну вот опять. Но я хочу услышать ответ, может тогда смогу ему полностью доверять? Или хочу самоутвердиться? Понять, что я кому-то нужна?
Он молчит, но ни на секунду не отрывает от меня взгляда. Сердце начинает стучать отбойным молотком. Мы зашли на зыбкую почву, буквально чувствую, как она уходит из-под ног и засасывает меня с головой. Нет, я не должна слышать ответа. Меняю тему разговора и задаю второй по важности вопрос:
— Почему ты служишь ему?
— Я не могу сказать тебе всего. Боюсь, ты не поймешь.
Так не пойдет. Это просто нечестно. Получается, что у меня от него вообще нет секретов. А я знаю о Лукасе только крупицы, которые он мне скормил.
— Ты знаешь обо мне всё. Все мои темные дела, просишь доверять тебе, а сам что-то скрываешь. Я это чувствую. Почему Боа делится с тобой секретами и планами? Почему, несмотря на то, какое он чудовище, ты поддерживаешь его? У меня тысяча вопросов и ни на один нет ответа. — замолкаю на секунду, всматриваюсь в его лицо, понимаю, что Лукас ничего не скажет, и искренне говорю. — Я боюсь, что ошиблась, доверившись тебе.
Разворачиваюсь и иду назад. Он не догоняет меня, не начинает объясняться. Он не делает ничего, и от этого становится погано.
— Амели? — он произнес моё имя так тихо, что его практически было не разобрать, но я услышала и становилась. — Я расскажу тебе кое-что.
Тут же возвращаюсь назад и встаю напротив него.
— Я слушаю. — сердце пропускает удар. Может мне лучше не знать, того, что он скрывает?
Все мысли уходят на второй план, когда Лукас начинает говорить:
— Во-первых, когда ты говорила мне, что не сможешь стать достойной матерью, это не так. Сможешь и станешь. Ты будешь любить этого ребенка… так как он твой. — замолкает, взгляд его становится немного печальным. — Я знаю это не понаслышке. Двадцать шесть лет назад отец Боа надругался над моей матерью. В один из вечеров она шла домой с работы на ферме, которая сейчас закрыта. Двадцатиоднолетняя Мария не подозревала, что в это же время, по той же улице пойдет подвыпивший глава города. Он просто увидел её и приказал страже привести к нему. В эту ночь Мария так и не вернулась к мужу, который не находил себе места. На утро она появилась, а спустя семь месяцев родился я. — Лукасу тяжело говорить об этом. Его взгляд совсем затуманился. В это же время в моей голове, в припадках бьется одна мысль — Лукас и Боа братья. Не верю, они совершенно не похожи. Ни внешне, ни внутренне. Лукас тяжело вздыхает и продолжает. — Они вместе пережили это и мой отец, тот, который вытаскивал маму из этого дерьма, всегда говорил, что нет на свете большего счастья, чем дети. Он любил меня, хотя знал, чей я ребенок и при каких обстоятельствах был зачат. Папа был хорошим мужчиной, но трусливым. Он жил с мыслью о мести, но так ничего и не сделал. Позже, когда мне было три года, родился Боа. Мой настоящий отец даже не подозревал о моем существовании. Ещё через два года моя мама родила моего брата, ты с ним встречалась, когда пыталась сбежать. Ещё через два года она родила девочку, Софию. По истечении ещё трех лет она заболела и спустя месяц умерла. Мы остались с отцом, но через пять дней после похорон в нашу маленькую хижину пришел глава города и просто забрал меня. — он делает паузу и окончательно проваливается в воспоминания. — Я не понимал, почему меня забрали и что хотят сделать. На тот момент я не обладал этой информацией. Мы жили очень бедно. И мама умерла от того, что не получила вовремя должной помощи. Но как мы узнали позже, при смерти она написала письмо моему биологическому отцу и рассказала, что я его сын. Удивительно, но после того, как он забрал десятилетнего меня, то переселил отца и брата с сестрой в нормальный дом. Я до сих пор не понимаю, почему он это сделал и что такого написала ему мама. Этого никто не знает и не узнает уже никогда. Но факт остается фактом, я стал жить в доме главы города. Я изо дня в день наблюдал, как он воспитывал Боа — жестоко, беспощадно. Он морально унижал его, ведь тот являлся наследником города и даже в семилетнем возрасте не должен был показывать слабость, плакать, что-либо просить. Меня он воспитывал в строгости, но ни разу даже руки не поднял. Я всегда находился на задворках, был на задних рядах. Он всегда говорил, что когда мы вырастем, то Боа будет править городом, а я возьму командование войском Флэнтона. Боа он обучал дипломатии и тонкостям правления людьми, меня гонял по постоянным тренировкам и знакомил с военными, которые знали, что рано или поздно я стану ими руководить. Далеко не все были в восторге от того, что настоящий глава готовит приемников, а выборы даже не рассматривает… он всех убрал, каждого прилюдно казнил на площади. Его параноидальная идея состояла в том, что город будет передаваться по наследству и никак иначе, он вбил это в умы проживающих во Флэнтоне. И в голову Боа тоже… именно поэтому он сделал то, что сделал.
— Ты что, оправдываешь его? — не верю своим ушам.
— Нет. Ему нет оправдания, и если бы я знал…
— Не продолжай. — поднимаю руку и опускаю ладонь на грудь Лукаса. — Ничего уже не изменить. Не кори себя, ты не виновен в этом.
Лукас накрывает мою руку своей и слегка сжимает пальцы.
— Но ты не представляешь, как я себя корю за то, что позволил этому произойти.
— Я верю тебе. — произнося это, я действительно верю ему. Мне жаль его маму и маленького мальчика, которого забрали от семьи. Но мысли о Боа не заставляют меня пожалеть и его. Я просто не могу относиться к нему, как к ребенку, которого морально искалечил родной отец. Под ладонью чувствую размеренное сердцебиение Лукаса и словно в неверии произношу. — Ты его брат.
— Это пугает тебя?
— Я не знаю. Наверное, нет.
— Прости, что не рассказал раньше, просто не хотел, чтобы ты смотрела на меня так, как на него.
— А я смотрю на тебя по-другому?
Он лишь слегка улыбается, опускает мою руку, указывает на большую палатку справа от нас и говорит:
— Ложись спать, впереди ещё четыре тяжелых дня. Тебе нужен отдых.
— Спасибо, что рассказал.
Разворачиваюсь, но не ухожу. Не могу сказать, что именно меня остановило. Слова Лукаса, его история, или он сам. Меня непреодолимо влечет сделать кое-что. Думаю, это до сих пор действует укол. Или я просто спихиваю на него всю нелогичность моего поведения. Смотрю по сторонам, никого нет. Поворачиваюсь лицом к Лукасу и подхожу к нему близко. Слишком близко.
— Что ты делаешь?
Стараюсь ни о чем не думать. Встаю на носочки и прикасаюсь губами к его губам. Лукас никак не реагирует, и это заставляет меня почувствовать себя жалкой. Отстраняюсь и смотрю на землю. Как же стыдно.
— Амели. Что ты делаешь? — шепчет он.
— Не знаю. Целую тебя? — всё это так нелепо, что мне становится неловко за себя. — Я никогда этого не делала и…
Но я не успеваю договорить. Ладонь Лукаса опускается мне на щеку и вновь приподнимает моё лицо. Он смотрит на меня так, что я забываю, что хотела сказать. Его зрачки расширены, наблюдаю, как далекий отблеск костра плещется в них.
— Мы пожалеем об этом. — склоняясь, говорит он.
— Определенно. — соглашаюсь я.