С появлением в нашей, бывшей — моей — квартире, Марши, стало намного уютней. И в холодильнике появился запас, и, кроме коньяка — пара бутылок вин и даже ликеры.
Перед отъездом моя суженая наготовила на пару дней вперед, но…
Кушать очень хотелось!
Разглядывая десяток яиц, колбасу и грибы в баночке, чесал затылок — гостей надо кормить, а кроме омлета, из найденных комплектующих, ничего другого просто не получится.
Пока гости занимались «отколупыванием» кусочка от моей друзы кристаллов, успел накрыть на стол.
— Гости дорогие, пора и к столу. — Вошел я в комнату и попытался остановить молодого человека, уже занесшего молоток.
Не успел.
Мои сапфиры умеют защищаться.
Когда «скорая» увезла паренька, мы, трое взрослых, переглянулись и сложились на пополам от хохота.
Грешно, конечно. Молодому человеку пару дней придется провести в больнице, две недели походить с загипсованной рукой, в которой он держал молоток и ногой, на которую этот молоток упал, когда его приложило об стенку, а корсет ему гарантирован на месяц — ребра штука такая, хрупкая. А стены у нас в доме — бетонные.
Да и вообще, пусть молится… На десять сантиметров левее и сложило бы его пополам, как лист бумаги, завернув за дверной косяк. Да и картину он миновал, головой, очень удачно. Там, конечно, копия, но Айвазовский мне всегда нравился. А вот рама — нет. Я так и думал, что она — гипсовая!
И голова Костика это наглядно доказала, когда картина на него, все-таки, упала.
Пока мы с Алицией оказывали Косте первую помощь, Якоб спас омлет, убрав его с плиты.
Сидя на кухне, мы давились холодным омлетом и хохотом.
Алиция устало качала головой, Якоб цедил кофе.
Первое, до чего дотянулись цепкие лапки моей «ирландочки», это до кухни.
Пришлось докупать посуду и менять обои, на моющиеся.
Причем о том, что у нас новые обои, я узнал, только вернувшись с работы — Марша сама, за день, успела купить, ободрать и наклеить новые, совершенно не привлекая к этому делу меня.
— Сайд. — Алиция отставила тарелку в сторону и потянулась за кофейником. — Ты знал?
Я кивнул.
— И не предупредил… — Якоб осуждающе погрозил мне пальцем и фыркнул, пряча улыбку.
Полет Костика сопровождался длинным разрядом, кроваво-красным, толщиной в руку. Абсолютно бесшумным и завораживающим. Когда парень пришел в себя, единственное, о чем он попросил — никому не рассказывать.
— И что, уже были, такие, с молотками? — Алиция блаженно откинулась на стуле. — Спасибо, Сайд. Очень вкусно.
Я махнул рукой — холодный омлет порядочная гадость, даже если это омлет с грибами.
— С молотками, не знаю. — Я начал вспоминать все злоключения человеческих существ, связанных с моим приобретением. — Но, украсть его пытались, дважды. Что случилось с первым, скажу сразу — я не в курсе, а вот второго нашли на клумбе, возле дома, напротив… Капитан полиции, до сих пор считает, что этот камень — возвращает, хм, мужскую силу. А наш, «Фемидовский» опер — теперь держится от него на значительном расстоянии, совершенно уверенный в том, что именно из-за этого камня — бросил пить.
— Байки? — Усмехнулся Якоб.
— Байки! — Подмигнул я Алиции. — Но люди — верят, а большего мне и не надо.
— Приятно держать в доме зверушку… — Алиция вздохнула. — Особенно, если этот зверек не гадит и не просит погулять…
— Фирра — не зверушка. — Я почесал затылок, уже жалея о сорвавшихся словах. Но, сказавши «а», надо говорить и остальной алфавит.
— Фирра? Ты всем даешь имена? — Якоб замер, снова удивившись.
Пришлось вновь чесать затылок и пожимать плечами — жить в мире безымянных вещей, бесполых людей, как то мне уже надоело.
— Знаете, я всегда считал верхом мещанства держать картину, упрятанную в раму, с гипсовыми завитушками «а-ля» под старину и с нанесенной позолотой. — Якоб вертел в руках кусочек гипса, отлетевшего от картины, после встречи с головой Костика. — Но теперь понимаю — это не украшение. Это — средство самообороны!
— Сайд. Покажи «тот мир». — Попросила Алиция, вместо мужа. — Пожалуйста.
— Снимайте обувь и носки. — Прищурился я с улыбкой. — Брюки закатывайте повыше, а я пойду, возьму пару полотенец…
Работать с профессионалами всегда очень приятно.
Ни малейшей заминки, удивления, смущения или возмущения.
К моему возвращению, супруги уже сидели на кончиках стульев, готовые прыгнуть вперед, по первой же команде.
Как я не бьюсь, переход снова и снова окунает меня в воду. В следующий раз — прихвачу с собой топор и сделаю настил. Надоело с мокрыми ногами бродить. А таскать с собой полотенце тоже не выход, а извращение — вода холодная, градусов восемь, если не меньше…
В этот раз переход получился совершенно «кривой» — после второго шага нас вытолкнуло из перехода с такой силой наподдав пониже спины, что только чудо спасло Алицию от купания в реке. Она приземлилась ровнехонько на нас, растянувшихся на скользком каменном дне, пузами и отфыркивающихся от ледяной водички, стремительно набравшейся не только в наши рты…
Полотенца, белым и зеленым флагом, поплыли вниз по течению.
Клацая зубами, я попытался открыть переход обратно в комнату, но вместо этого позорно потерял сознание, от элементарной усталости.
Пришлось мокрому Якобу вытаскивать меня на бережок и укладывать на теплом песочке.
Так что пришел я в себя через пару минут не только мокрым, но еще и вывалявшимся в песке, что хорошего настроения мне не добавило. Как и тот факт, что мои собственные туфли стремительными лодочками унеслись следом за полотенцами.
Алиция попыталась было протестовать, когда я встал на ноги, но махнула рукой — сколько не сиди, а зажигалка только у меня в кармане.
Якоба догнал уже у самого леска, метрах в трехстах от берега.
Этот не хороший человек, этот… Профессор, прости меня господи, помчался за дровами даже не выжав одежды! И теперь задумчиво изучал флору нового мира глазами представителя фауны старого. То есть — стоял и хлопал глазами, уставившись, как…
— Это — будет гореть? — Якоб указал пальцем на свисающую к самой земле голую ветку, без единого листка. — Оно — сухое?
— Сейчас проверим… — С этими словами, я уцепился за ветку обеими руками и потянул ее вниз. Через пару секунд ко мне присоединился Якоб и громкий треск вознаградил нас, возвещая, что ветку мы сломали.
Вместе с деревом.
От падения которого, мы порскнули в разные стороны не хуже стайки воробьев, от велосипедиста.
Минут через пятнадцать, мы благополучно вытащили сухое деревце на берег реки, наломали веток, которые поддались нашим слабым ручкам, ножкам, объединенной массушке тушек и запалили костер.
Алиция, как самая сухая из нас, заботливо рассадила нас вокруг пылающего огня и принялась заниматься излюбленным женским занятием — качать головой, пока мужчина занят.
Переглянувшись с Якобом понял — меня ждет то же самое.
Лет через десять брака…
— Мужчины! Пока вы сохнете, я пройдусь по бережку. — Алиции надоело качать головой и она принялась за второе любимое женское дело — злить мужчину, когда он занят.
Едва Алиция скрылась за поворотом, мы с Якобом, почесав затылки, облачились во влажную одежду и пошли ее догонять.
Мой мир пока еще очень спокойный и неторопливый. Он еще только начал приходить в себя от той чистки, что устроили ему сапфиры, сперва в реках, а потом взявшись и за воздух, вытягивая из него пыль, тяжелые металлы и черт знает еще что.
Радиационный фон уменьшился втрое — проверено мной лично. И воду стало можно пить. Глядишь, через годиков эдак с десять, в речках заплескается серебристая рыбка. Или — золотая, может быть?
Алицию мы догнали, когда она, разувшись, влезла в воду уже по колено и стояла рядом с густо-синим камнем, высотой ей по шею.
— Любопытна, хуже кошки… — Улыбнулся Якоб, любуясь фигуркой своей супруги, с закатанными джинсами.
— Страшно любопытно, состоит из двух слов: «страшно» и «любопытно». — Усмехнулся, усаживаясь на песок. — Что, Алиция, не в курсе, что любопытство сгубило кошку?
— В курсе. — Алиция развернулась и побрела к берегу. — Только я еще и помню, что ты рассказывал о десятке, друз сапфиров. А здесь, насколько я вижу, больше полусотни!
Усевшись на песочек рядом с мужем, Алиция натянула сухие носки и кроссовки.
— Сайд. Они что…
— Нет, Якоб. — Успокоил я ученого. — Кристаллы не разумны — пока. Но… Вы все еще хотите заполучить себе образец, для экспериментов?
Якоб быстро закивал головой.
— Вверх по течению, в воде, стоит кристалл с длинными, десяти сантиметровыми отростками. — Начал объяснять я. — Сейчас мы, не торопясь, пойдем к нему. По пути, подумайте, что именно Вы хотите сделать с образцом. Потом, подойдите к кристаллу и просто попросите…
— Так просто?! — Якоб даже запнулся, от удивления. — Просто — попросить?
— Да. — Я грустно скривился. — Так просто.
Через два десятка минут мы стояли напротив Небесно-голубого кристалла, похожего на миниатюрный дубок — такой же основательный и такой же раскидистый. У его основания, омываемого речной водой, можно было до сих пор рассмотреть черные остатки, что некогда травили воду.
— А мне — можно? — Алиция качнула головой в сторону камня.
Я сделал приглашающий жест рукой и отвернулся, уставившись на лесок, что играл зеленой листвой под порывами ветерка.
Все очень просто — только надо попросить.
А камень, просветит тебя насквозь, вывернет наизнанку и сам решит, получишь ты зародыш или нет. Стоишь ты того или можно дать тебе пинка.
Любуясь игрой листьев, теней и световых пятен, в который раз пожалел, что рисовать мне не дано — пейзажи моего измерения, моей планеты, даже и в «грязные» времена были уникальными. Пусть и преобладал свинцовый оттенок у неба, коричневый у листвы и зеленоватый у воды.
А электроника здесь не работала.
Я даже нашел старенький пленочный фотоаппарат, «ФЭД», но не смог дать ему ума — «выдержка», «экспозиция» и куча других, страшных слов сгубила метры и метры пленки, подарив мне, всего пять удачных кадров.