Каждый раз, видя Волл дэ Марра, я удерживал вертящийся на языке вопрос: он вообще, территорию архива, покидает? Хотя бы на выходные, или на отпуск?
Сколько раз я не приходил — Генри всегда на месте.
Дверь в архив, осталась глуха и нема к моим попыткам ее открыть.
Пришлось «распустить ноги», попинав ее.
Потом еще и еще раз, пока динамик над моей головой, не прокашлялся и не послал меня, в отдел пропусков, за новой визой на карточке доступа.
Все правильно, я агент надомник и делать мне в архиве, собственной персоной, совершенно нечего.
Достав из кармана химический карандаш, оставил на белой стене, напротив двери, послание Генри и потопал к лифту, понимая, что «танакан» становится уже действительно важным средством, от моего, все прогрессирующего слабоумия и рассеяности.
Приехавший лифт, выпустил из себя четверых бодрых ребят, затянутых в кевлар и с автоматами на пузе, которые, впрочем, тут же уткнулись в пузо уже мне.
— Очень смешно. — Сказал я, глядя в камеру наблюдения, входя в лифт в наручниках, нацепленных на меня службой охраны.
Короткий смешок возвестил, что дежурному и вправду весело, извращенцу.
Парни, видя, что я спокоен, вменяем и не дергаюсь, стянули с голов «чулки» и повесили на пояс свои легкие шлемы с прозрачными щитками.
Отконвоировав меня к Ванге-Ванге в кабинет, остались за дверью.
— Привет. — Поздоровался я, замерев у порога. — Как дела?
Судя по дернувшейся щеке, зря я ее о делах спросил.
Только, мама с папой приучили быть вежливым. Даже если человек тебе не нравится — он в этом не виноват…
— Может, снимешь браслеты? — Я поднял скованные руки.
— Приятное зрелище. — Честно призналась Вангелия Ваен, любуясь браслетами на моих руках. — Век бы так сидела и любовалась! А если бы еще можно было одеть наручники на язык — вообще бы оргазм испытала!
— Обычно, для этого используют кляп… — Неосторожно ляпнул я.
Достав из ящика стола ключ, Ванга толкнула его в мою сторону, по полировке.
Сняв браслеты, положил их на стол и сел напротив Ванги-Ванги.
— Слушаю.
Ванга откинулась на спинку своего кресла и устало улыбнулась.
— Зря ты ко мне не пошел… С твоими мозгами, уже сидел бы на моем месте.
— Да мне и своего хватает. — Меня всегда раздражала манера некоторых людей строить на меня планы.
— Сайд. Почему с тобой носятся, как дурень с писаной торбой? — Нет, вот чего у меня никогда не получится, так это сформулировать вопрос именно таким образом. Вроде и понятно, а ответить можно что угодно.
С Аминой Семеновной, например, такой фокус не пройдет из-за ее дара.
— Они ждут. — Я уставился в глаза сидящей напротив меня женщины, пытаясь уловить тот момент, когда придет понимание, и рассказывать дальше уже не придется. — Ждут, когда я займу свое место. А я туда не тороплюсь.
— Твое место?! Твое место?! — Ванга дважды повторила вопрос и замолчала. Огонек понимания начал разгораться. — Твое место. «Координатор»?
— Или — «Хозяин». — Я пожал плечами. — Это их мечты, не мои.
— А ты, значит, развлекаешься и ведешь себя, как примадонна.
Я обиделся. Развлекаюсь — да. Но вот веду я себя…
Набрав полную грудь воздуха, чтобы высказать Ванге все, что я о ней думаю, замер и выдохнул.
Со стороны виднее.
— На тебя пришла заявка, на посещение «купола». «Добро» я дала, но пропуск получишь только после подтверждения ментата. — Ваен поняла, что больше от меня ничего не услышит, и оттого перешла к делу. — Постарайся в этот раз, никуда не пропасть снова. Свободен.
Как жаль, что я не хожу у нее в любимцах. Сидел бы сейчас в отдельном кабинетике, дул кофе и играл в морской бой, по сетке.
И не было бы у меня сейчас Марши и моих студентов. Помахав рукой на прощанье, вышел из кабинета.
За дверью кабинета сидел Тойтерьеров. Запакованный в отутюженную светло-голубую форму «прокурорских», с фуражкой на коленях и выпученными на меня глазами.
— Бу! — Не удержался я от дурацкой шутки.
Тойтерьеров подпрыгнул на стуле, значительно подняв мне настроение.
Тьфу, он же — Тойманн!
Повернувшись к нему спиной, покачал головой и пошел в сторону лестницы.
Сегодня мне с лифтами не по пути, ну их, ко всем святым.
Очутившись в гараже, правда с другой стороны, прошел, лавируя между машин, к своему «корветику» и усевшись за руль, тяжело опустил голову на руки, сложенные на руле.
Тренькнул телефон, оповещая о приходе смс.
«Машину выбрала».
Вот и пусть потом кто-нибудь скажет мне, что муж и жена не одна Сатана!
Слегка путаясь в не привычных наворотах телефона, перезвонил Марше и предупредил, что сижу в гараже, в машине.
Остановившаяся рядом красно-черная машина, непонятной модели, из которой вышли Марша и Маргарет, мне понравилась. Эдакая колоритная смесь «сивика», «скайлайна» и «RX-7», причем не утрированная или карикатурная, а выдержанная в самых лучших традициях как бы не самого Делориана или Пинифаринны.
Судя по тому, с какой силой забилось мое сердце, при виде выходящей из авто Марши, это явно была ее модель.
— Как тебе? — Марша уставилась на меня, ожидая моего решения.
— Заверните! Счет, пожалуйста! — Расплылся в улыбке я.
Маргарет заржала, от души потешаясь над нами, и назвала такую цифру, что я тихонько присел. Но отступать было поздно, а на втором счету все еще болталась премия, так что и это было не смертельно.
Довольная улыбка любимой женщины стоит намного больше.
А деньги я всегда смогу заработать.
21
Ментат отдела «Европа» откровенно «чесал репу», говоря по-простому.
Вся его суть, прокуренная и пробитая паранойей, вопила, что я — «подстава», а профессиональные навыки и опыт убеждали в том, что подстава я не для своей службы.
— Вынуждена признать… — Стефания Чиханн махнула рукой и потянулась за сигаретами, решив последовать за профессионализмом, а не за паранойей. — Существуют следы вмешательства. Но, с таким же успехом это могут быть следы от просмотра «агрессивной рекламы» или пост стрессовые последствия. Мой дар молчит и угроз, в обозримом будущем, от этого человека, нет.
Сладострастно затянувшись вонючими сигариллами без никотина, крашеная брюнетка откинулась на спинку кресла и выдохнула клуб дыма прямо мне в лицо, язва.
— Ограничения считаю излишними, допуск к работе рекомендую полный. — Снова затяжка и я погружаюсь облако «безникотинового», очищенного и освеженного, по всем стандартам европейской культуры, табачного дыма.
Лучше бы она кальян потягивала, право слово, чем тянуть в себя дым пропитанной духами, бумаги.
У «мертвых» самый большой процент курильщиков. Нам не грозят онкозаболевания, мы и так ходим по лезвию. Врачи обещают нам, в случае ведения здорового образа жизни, 150–170 полных лет разумного существования, однако, пока самый долгоживущий из нас — 86 летний Оян Ши, который ведет затворническую жизнь где-то в горах, держась как можно дальше от всего мирского.
— Сайд. — Амина чуть тронула меня за плечо. — О чем задумался?
— О 170 годах жизни, которые нам прочат. — Признался я. — Смешно, правда? Мы курим, как паровозы. Бухаем, чернее чем врачи, учителя и полицейские, вместе взятые. Выжимаем из себя все, без остатка, вкладывая в свои «конструкты». Сходим с ума, от видений. Срываемся, видя несправедливость и сгораем, как мотыльки над огнем свечи. «Верша справедливость».
— Шел бы ты… К жене… — Амина мрачно огрызнулась, в тайне соглашаясь с моим мнением. — Когда еще, сможете по Парижу, прогуляться…
Мне всегда везло с руководством, всегда везло с окружающими меня людьми, но… Собственная голова и язык, однозначно доведут меня до могилы. И намного быстрее, чем в 170 лет.
Ментат вернул меня на службу — очень замечательно.
Дел накопилось — уйма.
Пришла пора дать отпор Айрику, который нещадно бомбардирует меня с этим «Отельным Робином», веря в то, что я смогу докопаться до истины.
А я — не хочу. Мне нравится, то, что «отельный Робин» творит. Нравится его любовь к демонстративной жестокости и максимальной эффективности. Мне симпатично его решение проблем. И, нет у меня желания искать человека, «потрошащего» всяческую… Ну, нет и хоть ты динамит закладывай!
Да и дела, которые лежат в ящике стола, в отделе, тоже надо закончить. И, теперь уж мне точно никто не помешает втретиться с Волл дэ Марром и вволю почесать язык.
— Вижу-вижу. — Обрадовала меня Марша, встречая на выходе из этого серенького и неприметного здания, в котором обреталась целая служба контроля, управляемая ментатами. — «Годен»?
— Годен. — Я подхватил жену за талию и закружил вокруг себя, в лихом темпе. — Все возвращается, на круги своя. Так что, с понедельника, возвращаю кухню под твое чуткое руководство.
Мы бродили по улочкам города, рассматривая достопримечательности, и пугали бесстыдных, но уже становящихся такими же серыми, парижан, своими яркими нарядами и блестящими глазами.
Грязная Сена, совершенно не впечатляла, а судя по душку — в ней кто-то сдох, причем уже давно.
Питерские каналы и мосты, на мой, совершенно не патриотичный взгляд, на добрый порядок милее и более чем на десять — душевнее. А уж с бескрайними берегами родного Иртыша, дикого и вольного, вообще сравнение не в пользу утисканной в каналы, как проститутка в корсет, Сены.
Только презервативы, разбросанные мимо урн, как напоминание толерантности и сексуальной революции. Слабая попытка украшения города, красивого только на картинке.
Марша со мной была не согласна.
Вдыхая воздух города Дюма и Парижской коммуны, она круглыми глазами смотрела по сторонам, видя только то, о чем говорилось, не замечая того, что творилось.
Множественные лавчонки, с «профильными носами» их владельцев, кучки громко гогочущей молодежи и бесконечные уныло-матерные граффити на стенах.
Полицейские, провожающие нас взглядами, вздрагивали от чужого языка и жались к своим машинам.