— Шкалик чего? — уточнил Скрипач.
— Водки, — пояснил Кили.
— И какой же от водки толк? — с интересом спросил Саб.
— Как это — какой? Согреться можно, — объяснил Кили. — Если только на ночь пить, то на неделю хватает. А то и на дольше.
— У кого еще есть вопросы про печень? — в пространство спросил Саб.
— И сколько лет ты так пил? — с интересом спросил Скрипач.
— Не помню, — после секундного молчания признался Кили. — С первой работы, наверное. С шестнадцати, выходит.
— Пьют все? — уточнил Ит.
— Кто работает, — подтвердил Кили. — Тем, у кого работа есть, положено пять шкаликов на месяц. А кто не работает, три. Правда… — он замялся. — Хозяин отбирает обычно. Так что один-два получается.
— По поллитра? — Ит задумался. — На самом деле, Саб, это немного. Особенно с учетом нагрузок, да и такой жизни, в общем и целом. Кстати, причина поражения печени была, если ты помнишь, другой. Вирус — это не водка.
— Про это мы поговорим позже, — отмахнулся Саб. — Ты хотел дать ему лхус? Давай, а потом займемся делами. А он будет отдыхать. Я прав, Скрипач?
— Прав, — неохотно кивнул рыжий. — К сожалению.
…Лхус понравился Кили чрезвычайно. Нет, даже не так — этот вкус вызвал у него благоговейную оторопь. Чего они только не услышали в результате — и что он в жизни такого не пробовал, и что это божественно, и что такого просто не бывает, и что можно ли ему еще хоть чуть-чуть?
В результате разрешили «чуть-чуть», а потом заставили заснуть — показатели, пусть и медленно, но начали падать.
— Это низко, — говорил часом позже Ит, когда они собрались все вместе, чтобы обсудить то, что узнали от Кили. — Нет, ребята, это просто низко, и я так продолжать не хочу.
— Что низко? — хмыкнул Саб. — Я тебя не понял.
— Да, тебе это будет сложновато понять, — ответил Ит презрительно. — То, что мы делаем, это низко, Саб. Взять его на внушение, откорректировать, заставить, по сути дела, общаться с нами, как с добрым друзьями… мне не по себе от того, что мы делаем, и, боюсь, дальше будет только хуже.
— И что ты предлагаешь? — Саб выжидательно прищурился.
— Предлагаю взять модуль, и пойти в город. Собирать информацию надо самим. Вы же видите, он ничего не знает! Одни слухи и домыслы! Какой в этом всем толк? Поэтому вот что. Вы с Эри будете работать руководством, а мы, по старинке…
— Ой, нет, только не это, — покачал головой Скрипач. — Они наруководят. Ит, не надо, а? Может быть, как-то иначе?..
— Как — иначе? — Ит повернулся к нему. — Что ты предлагаешь?
— Молчать всем. И послушать, что я предлагаю, — Саб решительно встал. — Давайте-ка я ему позадаю вопросы в следующий раз. У меня складывается впечатление, что вы спрашиваете вовсе не о том, о чем нужно.
— А о чем нужно? — с вызовом спросил Скрипач.
— Увидишь.
— Расскажи о своей семье. Эти фигурки — кому они принадлежали? — Саб держал Анубиса и Бастет на ладони. — Маме? Старшему отцу?
— Нет, папе, — покачал головой Кили. — Мама говорила, что он страшно обрадовался, когда я родился. Они боялись, что будет мальчик.
— Тогда пришлось бы заводить еще одного ребенка, верно? И еще. Чтобы было, кому передать эту пару. Я прав?
Кили кивнул.
Ит заметил, что на Саба он смотрит с большим почтением. И даже, кажется, с легким страхом — не смотря на корректировку и внушение.
— Ты плохо видишь, — продолжил Саб. — Скажи, кто еще плохо видел в вашей семье?
— Папа. И мама тоже видела не очень. Но папа хуже. Примерно, как я. А почему я сейчас вижу без очков? — запоздало спохватился он.
— Потому что мы поправили зрение, — вмешался доселе молчавший Ит. — Сделали небольшую операцию. Очки тебе больше не нужны.
— Спасибо… Да, папа плохо видел. Я вообще на него очень похож. Мама это часто говорила.
— Кили, мама была рауф? — спросил Саб.
— Нет, человеком. Старший папа был чистый рауф. А папа был смешанным, как я.
— Идеальный проход по передаче, — пробормотал Саб. — А бабушки, дедушки? Ты их помнишь?
Кили задумался.
— По маме — точно нет. Кажется, ее семья была против, когда она замуж вышла. По папиной линии — помню бабушку. Она была человеком.
— А остальных? — Саб нахмурился.
— Не очень. Они, кажется, уехали куда-то. Вдвоем. И не вернулись, — Кили потер переносицу и виновато посмотрел на Саба. — По-моему, в экспедицию. Простите, я не помню. Мне восемь лет было, когда я последний раз видел бабушку…
— Но они были — рауф?
— Старший точно. Муж бабушки был такой же, как я, полукровный.
— Смею предположить, что семья была такая же, как семья твоих родителей, — согласно заметил Скрипач. — Кили, а если в такой семье рождается не гермо, а мальчик или девочка… что происходит?
— Они почти никогда не могли иметь детей, — пожал плечами Кили. — Поэтому им не отдавали фигурки.
— Саб, на налобник выйди, — попросил Ит.
«Не сходится. У наших дочерей с репродукцией всё в полном порядке. У нас три дочери, одна — по рауф-линии, двое — по человеческой. Иметь детей могут все. От линии рауф есть уже даже правнуки».
«Интересно, — ответил Саб. — Про это потом как-нибудь. Сейчас не отвлекай меня».
— Значит, фигурки передают только тем, кто… сможет завести такое же потомство, верно? Только средним? — уточнил Саб. Кили закивал. — А ты не знаешь, сколько времени это продолжается?
— Не очень понял, — признался Кили.
— Сколько лет уже продолжаются эти передачи?
— Не знаю, — Кили нахмурился. — Может быть, тысячу. Может, и больше. Псоглав и Мудрая приходили очень и очень давно, они ушли навсегда, покинули этот мир. Но мы должны хранить память о них, потому что они были светом разума и свободной воли.
Ит и Скрипач переглянулись. Вот как! Ни много, ни мало — разум и свободная воля. Это дорогого стоит.
— Кили, а если бы у тебя появился ребенок, что ты должен был бы сделать? — осторожно спросил Саб. — В каком возрасте он получит фигурки?
— Ну… я впервые увидел их в семь лет, — Кили задумался, вспоминая. — У меня был День рождения, и тогда папа и мама впервые мне их показали. И дали подержать. Мне очень понравилось. Фигурки были теплые, и у них вот тут что-то светилось, — Кили улыбнулся, и указал на основания подставок. — Хотя мне кажется, что я это выдумываю. Потому что больше фигурки не светились никогда. И теплыми больше не были. Это ведь просто статуэтки, хоть и родовые. Пес и Киса, — улыбка стала чуть смущенной. — Ну и сказки всякие… как сказка про Небесного Мальчика, например. Про них тоже сказки рассказывали.
— Небесный Мальчик? — переспросил Ит.
— Ну да, — подтвердил Кили. — Стишок был. Его всем детям рассказывают.
— Не помнишь? — спросил Ит.
— Почему не помню? Помню.
А если вышел небесный мальчик,
Неся в руке золотой фонарик,
Тогда тихонько иди в кроватку,
Ведь если ты побежишь, неловкий,
Ты можешь крошку толкнуть случайно.
Тогда заплачет небесный мальчик,
Уронит свой золотой фонарик,
И разобьются златые стекла,
И ночь покажется слишком темной…
Ит почувствовал, что по коже, по всему телу, побежали мурашки — миллионы огненных и одновременно ледяных мурашек. Это было оно, то самое стихотворение, которые трижды, кто бы мог подумать, трижды встречалось в старых считках! Причем стихотворение это было — рауф, по принадлежности. И прочел его Кили отнюдь не на русском языке, а на…
— Лаэнгш, — прошептал Скрипач. — Ит, мы сходим с ума?
— Не знаю, — беззвучно ответил Ит. Огненные и ледяные мурашки продолжали бегать по коже — словно он только что заглянул в бездну… и оттуда посмотрели в ответ.
— Кили, скажи, а как тебя называла мама? — вдруг спросил Саб. — Так же, как сейчас? Кили?
— Нет, — Кили отвел взгляд. — Кайл.
— Почему Кайл?
— Это сокращение, от полного имени. Только я его не использовал никогда. У нас не принято, номер дают, и имя сокращают… ну, мое вот так сократили.
— Не «нукай», — приказал Саб. — Какое у тебя полное имя? Ты помнишь?
Кили поднял глаза, и, к своему превеликому изумлению Ит увидел во взгляде Кили то, что меньше всего ожидал увидеть — спокойное достоинство. Такое достоинство, которому не требуется доказательств и лишних слов.
— Кайлас Сатледж, — прозвучало в ответ. — Моего отца звали так же. Деда тоже.
— Так и знал, — прошептал Саб. — Но время… столько поколений… невероятно… я бы мог поверить в три тысячи лет, даже в пять, но…
«Ты о чем? — спросил Ит через налобник. — Эй, Саб! О чем ты сейчас говорил?»
«Потом объясню, — ответил Саб. — Позже».
— Вы жили в Москве? — спросил Ит. Спросил лишь потому, что Саб молчал. По всей видимости, он то ли растерялся, то ли силился сейчас что-то вспомнить. Что-то бесконечно важное.
— Да, — кивнул Кили. — У нас была квартира в доме, на набережной. В доме много рауф было, я, когда в школу пошел, оказался в смешанном классе. Для девчонок и средних.
— Мальчики учились отдельно? — уточнил Саб.
— Ну да, конечно. У них школа была отдельная, рост же. А люди мальчики в еще одной школе были.
— Почему? — с интересом спросила Эри.
— Они драчливые, с девчонками дерутся, да и с нами, — пожал плечами Кили. — Тогда было много раздельных школ. Говорят, теперь иначе. В больших городах, конечно. А тут — просто рауф отдельно, и люди отдельно. Школа в человеческом районе, и в рауф.
— А ты где учился? — спросил Скрипач.
— Здесь? А тут была школа, для полукровных. Для всех вместе. Нас в три смены учили, только это не интересно совсем, — Кили зевнул. — А можно еще лхус? Пить хочется.
— Так понравился? — улыбнулся Ит.
— В жизни ничего вкуснее не пробовал, — признался Кили.
— Я тоже.
— На русском, который вы так любите — Инд, Сатледж, Брахмапутра, Карнали. Я уже посмотрел. У каждого из четырех скрытых родов было до нескольких десятков самоназваний, но все — по рекам, берущим начало…