— Зачем? — спросил Скрипач.
— Там может быть зараза, грибок этот, — объяснил Кили. — Даже зубы, и те под жернова пускают. Что надо проявлять терпение, что болезнь не его воля, а происки богов низших…
— Кто такие «низшие»? — спросил Саб, входя в бокс. До этого он стоял за дверью, но, видимо, ему это надоело.
— Мы, — вздохнул Кили. — Тут он, конечно, ошибается, потому что наших богов давно нет. Наверное, зараза просто спала где-то, а потом проснулась. В общем, он, если есть, нормальный, — подытожил Кили. — Не злой. Люди злые, да. Но не он.
— Он, выходит, добрый? — переспросил Саб.
— Вроде того. В общем, он и управляет.
— И как это выглядит? — Саб выдернул хирургический стул, и сел рядом с блоком, в котором лежал Кили. — Вот, допустим, бог что-то такое придумал. Например, он придумал, что надо вашу эту водку разливать не в желтые шкалики, а в красные. Как люди про это узнают?
Кили нахмурился, но потом лицо его посветлело.
— Сначала он объявит свою волю в церквях, приближенным. Повсюду, одновременно.
— Как объявит? — нахмурился Ит. — Голосом скажет? Напишет?
— Через иконы скажет, — объяснил Кили. — В каждом храме такие есть, только читать божий язык не все умеют. Священники прочтут, и дальше понесут пастве. Ну и по радио тоже скажут про это, чуть позже. А потом в сети появится.
— Он не может обмануть? — с интересом спросил Саб. — Или священники? Если кому-то одному взбредет в голову сказать что-то от имени бога, и…
Кили рассмеялся.
— Ничего не получится, — заверил он. — Что-то новое, оно же сразу везде появляется. Повсюду. Одновременно.
— На всех иконах одновременно? — уточнил Саб с интересом.
— Ну да, — Кили вдруг задумался. — Хотя… да нет, точно. Одновременно, как же еще.
— Ага, — кивнул Ит. — Хорошо. А как получилось, что твой народ признал себя низшим? Ты назвал себя и тебе подобных низшими. Почему?
— Ну, потому что так и есть. Смотри сам, ты ведь такой же. У нас не растет борода, мы не можем учиться, нас не признает бог, — принялся перечислять Кили. — Значит, у нас не может быть будущего. Мы нечистые. Ну, те, кто без смешанной крови, они почище, а такие, как я… — он безнадежно махнул рукой. — Да я и сам вижу.
— Ты говорил, что твои предки уехали в экспедицию, и там пропали, — вспомнил Ит. — А с этим как быть? Они, получается, были учеными, могли учиться. Что-то не сходится.
— Лженаука, — пояснил Кили. — Про это часто по радио говорят. Ее раньше очень много было, до сих пор разоблачают. У Ашура постоянно радио орало, я часто слушал, когда печку топил. И в цехе радио было, мы все слушали.
— Я тоже послушал, — вмешался Скрипач. — Ит, Саб, вы знаете, что за науки у них тут попали в категорию «лже»? Археология, микробиология, генетика, астрономия. Теория эволюции под запретом, равно как и еще ряд дисциплин, которые, если я правильно понимаю, могут хоть как-то повлиять на общественное сознание. Морок нервно курит в коридоре в сравнении с этим всем.
— А что за Морок? — удивился Кили.
— Потом расскажем, долгая история, — отмахнулся Скрипач. — Тоже в некотором роде бог, если вдуматься. Так чем занимались твои пропавшие родичи, не помнишь?
— Археологией они занимались, — Кили опустил глаза. — Первый раз за столько лет про это говорю. Мама велела запоминать… когда мы уже тут были, и пока она была жива, она постоянно одно и то же говорила, каждый день, и велела запоминать. Мне казалось, что я запомнил. Потом забыл. А сейчас, кажется, помню, но не всё.
— Кем работали отцы? — с интересом спросил Ит.
— Старший в каком-то институте, — Кили нахмурился. — Что-то, связанное с металлами. Или нет? Про это я не помню. Младший был журналистом в большом толстом журнале, и мама всегда пекла пирог, когда у него выходила новая статья. Вот пироги я помню очень хорошо, — Кили заулыбался. — Он писал… ну да, писал статьи и очерки. Мама говорила, что он хотел бы писать книги, но уже тогда книги безбородых перестали печатать. Считалось, что они вредят. Вот про это я много читал, сам. Оказалось, что они растлевающе влияют. Потому что мы… ну, нечистые.
В блок тихонько вошла Эри, за нею тенью проскользнул Шилд.
— Почему нечистые? — спросила она.
— Потому что совокупление мужчины и не-мужчины есть грязь и мерзость, — заученно ответил Кили. — От нас вон даже природа, и та избавляется.
— Природа избавляется? — удивилась Эри. — Это как?
— Ну грибок, — объяснил Кили. — Только мы болеем. Никто больше. Вроде говорили, что где-то чистокровные начали болеть, но это только слухи, по радио не было про это ничего.
— Рыжий, ты подумал про то же, про что и я? — в пространство спросил Ит. Скрипач медленно кивнул. — Как можно уничтожить целую расу, да так, чтобы о ее существовании даже воспоминаний не осталось, только прошитый на подсознании набор определенных штампов, передающийся из поколения в поколение? Что нужно сделать, чтобы завершить работу качественно, и… сколько на это потребуется времени?
— Вы про что? — нахмурился Саб.
А вот Эри, кажется, поняла.
— Много придется трудиться, — кивнула она. — Долго, очень долго. Ведь на вашей Терре-ноль живут только люди, да?
— Да, — кивнул Ит. — А сейчас я понимаю, что там еще и моря в тех местах, где могло что-то оставаться.
— Помнишь, как мы активировали первый портал? — спросил Скрипач. — Узел был под водой. Почему?
— О чем вы говорите? — недоуменно спросил Кили.
Саб прищурился.
— О своей долгой жизни они говорят, — хмыкнул он. — И о том, что им предстоит ее в корне переосмыслить. Я прав?
— Прав, — вздохнул Скрипач. — Никогде, да? Да, Ит? Великое незримое никогде, в котором мы оказались.
— Мы в нем всегда находились, — неслышно ответил Ит. — Просто не осознавали этого. Кили, а что у вас еще говорят про безбородых?
— Что с ними нельзя иметь дело, что они обманщики, что они родства не помнят, что они нечистые, — Кили пожал плечами. — Да много всего.
— Это люди говорят? — уточнил Саб.
— Люди, да. И чистокровные тоже. Хотя сами безбородые.
— И вот как в таких условиях строить мост? — безнадежно спросил Скрипач. — Это какое-то феноменальное зло, впавшее в маразм!
— Построим, — утешила его Эри. — Только, наверное, надо собрать еще информации, чтобы найти место.
— Это ты не то слово, как права, — согласился Ит. — Блин, за всю агентскую практику с таким ни разу не сталкивались.
Двое суток они работали, как проклятые. Спали урывками, ели что-то, не запоминая даже, что именно. Работали, и выстраивали план дальнейших действий «в соответствии с условиями среды». Среды, которая не могла существовать. Среды, которой не было аналогов. Среды, контролируемой недоброй и расчетливой силой, источник которой еще предстояло найти — на том, что это нужно, настоял Саб, и с ним согласились. Однако и здесь существовали некие правила игры — и эти правила предстояло каким-то образом соблюдать.
…На исходе вторых суток Ит выбрался в модуль — спокойно покурить, посидеть, и подумать. Внизу лежал сейчас холодный черный лес, на который давно опустилась ночь, а сверху, над невидимым «Горизонтом» нависло темное облачное небо. «А ведь мы здесь еще ни разу не видели звезд, — подумал Ит. — Только тучи. Хотел бы я посмотреть на здешнее небо. Не из пространства, а с планеты. Ощущение… вот что я никак не могу нащупать, наверное. Вот почему у меня ломается чутье. У меня нет того ощущения, которое должно быть, обязано быть».
В модуль вошел Саб, присел на пол рядом с Итом.
— Опять куришь? — с упреком спросил он.
— Курю, — согласился Ит.
— Это же вредно, — упрекнул Саб.
— Ты прямо как Фэб, — хмыкнул Ит. — «Вредно». И что? Может, мне так лучше думается.
— И о чем тебе думается? — Саб помахал перед лицом ладонью, разгоняя дым. Ит вздохнул, затушил сигарету.
— Обо всем подряд, — после секундного молчания признался он. — О том, кто я есть, наверное. Только не упрекай меня в эгоизме. Вот смотри. Я был филологом, был агентом… долго был, более чем долго… был водителем, был безработным, был предателем и врагом, был плечом и опорой, был отцом, мужем, дедом, был врачом, пилотом, снова агентом… А сейчас выясняется, что я не понимаю, кто я на самом деле, кто из этих всех предыдущих «я» был «я». Кто настоящий, а кто нет. И я не понимаю, кто я сейчас.
— Ты богоборец, — усмехнулся Саб. — Сновидец. Мостостроитель. Путешественник во времени. Собиратель умирающих отцов и фракталов. Трепач, действующий мне на нервы. Психопат, наконец.
— Не смешно, — Ит отвернулся. — Ты не понимаешь, кажется.
— Да нет, понимаю, — покачал головой Саб. Глянул вниз, на черную массу деревьев. — Может быть, я понимаю даже слишком многое, Ит. Я, кстати, пришел попросить у тебя прощения.
Ит опешил.
— За что? — только и смог спросить он. Саб и прощение — это из разных вселенных, как минимум.
— За то, что прикасался к тебе и требовал от тебя… да еще и вынуждал. Ит, прости. Больше я не притронусь к тебе даже пальцем. Даже если ты сам об этом попросишь. К рыжему тоже.
— Почему? Саб, опомнись! Это говорит бог, который…
— Тут не я бог, — отрезал Саб. — Не я.
— А кто же? — Ит прищурился. — Мы двое, что ли?
— Судя по тому, что я вижу… — Саб осекся. — Возможно. Я не утверждаю ничего, но возможно.
— Чушь, — покачал головой Ит.
— Отнюдь, — парировал Саб. — Если бы это была чушь, мы не оказались бы здесь.
— Но я-то тут при чем? Или рыжий? — удивился Ит. — Раз на то пошло, то богом тут работает Эри. И Шилд, за компанию.
— Она любит вас. И если прав сейчас ты, то я виноват вдвойне. Потому что обидел то, что любит бог.
— Саб, тебе нужно выспаться, — предположил Ит. — Или поесть, а потом выспаться. Ты городишь…
— Я говорил с ней, — Саб отвернулся. — Знаешь, что она мне сказала? Что вот это всё… всё, что сейчас вокруг… что это игра. Понимаешь? Игра, условность. Это не реальность.